Посол без верительных грамот - Сергей Снегов

Не было смысла в самом видении. Смысл был в том, что оно повторяется. Но Генрих не мог постичь значения того, что непрестанно возобновляется одна и та же бессмыслица. Рой нетерпеливо отмахнулся, когда Генрих рассказал о втором «приступе сна» — так он назвал повторение, — проворчал, что до Артемьева Генриху далеко: у того все же сновидения сюжетно выстроены. Еще он посоветовал обратиться к Араки или записывать сновидения. Генрих после второго повторения подключал ночью регистратор сонных видений, но сон больше не возобновлялся. «Не хочет записываться», — с новым удивлением сказал себе Генрих.

Рой в эти дни вместе с Арманом занимался расшифровкой новых уловленных сигналов Кентавра-3. Генрих не мог дать себе отчет, почему вдруг отказался участвовать в работе, им же начатой. В лаборатории всегда хватало дел с незавершенными темами, авария со звездолетом и последующие события оттеснили, но не отменили старые темы. Рой даже обрадовался, что Генрих хочет отойти от острых проблем к плановым темам. Рой сказал, что Генрих все же не полностью поправился, посещающие его болезненные видения не свидетельствуют о железном здоровье. А если будет что интересное, они с Арманом известят его.

Три раза в неделю Генрих посещал клинику Араки. Андрей оставался в том же состоянии — ни хорош, ни плох. Временами он бывал в полном сознании — они беседовали о цивилизации на Кентавре и о земных новостях. Нередко Андрей впадал в забытье, и тогда Генрих тихо сидел у его кровати, всматривался в него. Андрей изменился, изменения накапливались. Он пополнел. Худое лицо округлилось, вобрало в себя резко выдававшиеся скулы. И говорил Андрей гораздо спокойней. Лишь глаза оставались такими же огромными. «Неприличные для мужчины глаза, для девушки подошли бы», — говорил Генрих раньше Андрею. В них вспыхивал прежний блеск, но спокойные, умные, резко меняющие выражение глаза до болезни вязались с подвижным лицом, сейчас они казались чужими на сонном лице.

Однажды, вдруг пробудившись, Андрей увидел, что Генрих рассматривает его. Генрих смутился, как если бы его поймали на нехорошем поступке.

— Что ищешь во мне? — резко спросил Андрей.

— Изучаю, скоро ли тебя покинет хворь, — шутливо ответил Генрих.

— Нет, — объявил Андрей с обычной категоричностью. — Ты хочешь знать, скоро ли я превращусь в Гар-рисона, не надо обманывать, я все понимаю, Генрих.

Глаза Андрея так блестели, что Генрих не сумел ответить взглядом на взгляд.

— Я уже передавал тебе, к каким выводам мы пришли. Нарушение генетической программы на стадии зародыша, а ты все-таки взрослый мужчина...

Андрей нетерпеливо прервал его:

— Чепуха, зародыш — одна из возможностей, не думай, что кентавряне, если это они, а нет сомнения, что это они, так вот, они не глупее нас, — говорил он, напла-стывая одно предложение на другое. — Посланцы, живые приборы связи, должны быть всегда, это же невозможно, если гибель одного не вызывает немедленного возникновения другого, не говорю уж, что их может быть множество, уже известные — двое, множество неизвестных, разве не так?

Генрих наконец прервал несущийся поток речи Андрея.

— Рой с Арманом инструментально ищут подозрительные излучения. На поиск выделена совершеннейшая аппаратура. Пока результатов нет. Новых Спенсеров и Гаррисонов не обнаружено.

Андрей некоторое время молчал.

— Слушай, — наконец сказал он и снова уставил на Генриха блестящие глаза. — Если эта судьба ожидает меня, то и тебе она грозит, хрен редьки не слаще, ты думал об этом, только не виляй, говори прямо!

— Не думал, — признался Генрих. Такая дикая мысль и вправду не приходила ему в голову.

— Тогда думай! — приказал Андрей, откинулся на подушку и закрыл глаза. Он был и похож и не похож на себя. Генрих, прождав с минуту, чтобы Андрей отдохнул, хотел заговорить, но Андрей рывком повернулся, раздраженно повторил: — Думай! И обо мне и о себе, самое худшее возможно, жестко думай, без страха, надо нам знать!

— Буду думать, — ласково сказал Генрих. — И хотя не о нас с тобой, но все о том же каждодневно, повсечасно думаю.

— Растолкуй, вы с Роем всегда так витиеваты и многословны...

— Я думаю о Гаррисоне. Его самоубийство для меня загадка. Ты его знал лучше всех. Не мог бы ты подсказать мне какую-либо путеводную нить?

Андрей удовлетворенно мотнул головой, словно мысль о загадке самоубийства Гаррисона была той самой, которая должна была всех больше волновать друга.

— Я тоже каждый день, каждый час, вывод один — потрясающе темная загадка, ровно десять возможностей решения, начну с тривиальных, женщины, несчастная любовь — отпадает...

— Арман проверял — не было у Гаррисона близких женщин, — вставил фразу Генрих.

— О чем я и говорю, не прерывай. Парень неплох, молод, лаборантки заглядывались, нет, Федя и не прельщался. Вторая возможность — неудачи по работе, ссоры с начальством, начальство — я, чепуха, все шло в ажуре, перспективы сияющие — отпадает. Третья — тайные болезни, наследственные хвори, роковые житейские секреты в прошлом, чушь такая, что и не стоит дальше — отпадает. Четвертая — осознал, что посланец иных миров, пришел в ужас, растерялся, сдался — не отпадает. Пятая — вариация четвертой, понял, что способен натворить бед, ужаснулся, сдался — не отпадает. Шестая — вариация вариации, я, всегда рядом я, воздействие на меня, видит, что тянет меня в пропасть, не захотел, ужаснулся... Еще надо?

— Пожалуй, хватит.

— Тогда иди, я устал, — приказал Андрей. — И думай!

Он повернулся лицом к стене. Генрих тихо удалился. Уходя, он бросил осторожный взгляд на друга, теперь надо было следить даже за выражением своих глаз, чтобы Андрей не прочел в них того, о чем и сам Генрих не догадывается. Это тоже было новой чертой: прежде Андрею хватало других забот, он и не старался особенно разбираться в настроениях друзей.

Генрих направился к Араки. Главный врач рассматривал в настольном экране изображение какой-то сложной химической структуры. Не отрываясь от изображения, он молчаливым жестом пригласил Генриха сесть. Генрих ждал и осматривался. Если лаборатория Роя и Генриха была вся заставлена приборами самых разнообразных конструкций, то у Араки доминировали экраны — большие и маленькие, прямоугольные, овальные, круглые, темные, полупрозрачные, цветные, однотонные. На рабочем столе Араки стояло несколько аппаратов, и каждый — со своим экраном.

Араки наконец оторвался от изображения.

— Вас интересует Андрей Корытин, друг Генрих? Ему лучше. Через месяц выпустим, если не произойдет осложнений.

— Я хотел поговорить о себе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});