Сигрид Унсет. Королева слова - Сигрун Слапгард

Звук и запах талой воды вторгались в комнату, а Унсет сидела, склонившись над своими бумагами и книгами. Ручей, текущий через поместье Бьеркебек, снова пробудился к жизни. С раннего утра он наполнял воздух своим весенним журчанием. И сама она как будто очнулась от зимней спячки и решила осуществить две старые мечты: съездить в Швецию на остров Готланд и в Исландию. Приглашение в Исландию приходилось на конец лета, поэтому сначала, ранней весной, она решила поехать на Готланд. Унсет написала Янне Холе на хутор Крекке и впервые за много лет отменила привычную поездку на сетер. Ей не хватало ощущения свободы: «так много времени прошло с тех пор, как я в последний раз была свободна и могла побыть одна какое-то время», — писала она[524]. Исследование исторических мест было для нее крайне важно, а на Готланде она могла как раз побыть одна и насладиться природой, одновременно путешествуя в историю. Кроме того, она снова отправлялась по следам Святого Улава.

Готландцы со времен Средневековья утверждали, что сам Удав крестил остров, когда причалил к нему на корабле во время бегства из Норвегии. Они почитали его как святого заступника. Сигрид Унсет хотела навестить и других исторических знакомых: «Когда я узнала, что Ангантюр погребен на Готланде, я, конечно, решила посетить его могилу. Ангантюр и Орвар-Одд… я знала их, еще будучи маленькой девочкой»[525].

В конце концов Унсет нашла курган бронзового века. Под порывами свежего весеннего ветра она наслаждалась великолепным видом: «Море было тихим и сверкало солнечными бликами. По небу плыли обрамленные солнцем облачка, а вокруг кургана рос терновник, усыпанный белыми цветами. Весь луг был покрыт орхидеями — Orchis militarist{75}, самые красивые из всех северных орхидей, в Норвегии они не растут»[526]. Она следовала по стопам своего старого знакомого Линнея и снова вспомнила об увлечении юности — ботанике. Она пила из святых источников и чувствовала, как линии ее жизни сходятся здесь, как будто бы она всю свою жизнь хотела попасть на Готланд. И она вспоминала, как, будучи молодой и неверующей, увидела чудо источника во время путешествия по лесу.

Остров показал себя с лучшей стороны, был «намного красивее, чем я могла себе представить раньше». Когда Унсет добралась до руин старинной церкви Бара, одной из 91 каменной церкви на острове, закат окрасил в золото облака над лесом. Руины призрачно мерцали на лугу, который уже весь погрузился в сумерки, а верхушки сосен чернели на фоне неба. Она подумала, что воздух, приправленный прохладными запахами ночного леса, был свеж, как вода из источника[527]. В знак своей старой дружбы с Карлом фон Линнеем она взяла с собой редкую орхидею «Весенний Адонис», которой он дал имя почти 200 лет назад. Линии сошлись: история, природа и святость.

Летом 1931 года Сигрид Унсет была признана одной из «десяти величайших женщин современности» американской организацией «Церковь содружества». В списке, напечатанном во многих крупных американских газетах, она фигурировала наравне с мадам Кюри. Американская пресса утверждала, что Сигрид Унсет была любимой писательницей Кэтрин Хепбёрн, а книгу «Кристин, дочь Лавранса» необходимо прочесть всем. Многие хвалебные статьи вышли благодаря связям Альфреда Кнопфа в Нью-Йорке и Вашингтоне. Сигрид Унсет была одним из самых продаваемых писателей во многих странах. Ее переписка с заграницей только ширилась. Часто она писала ответы на письма на английском, немецком и французском языках. Например, когда она обнаружила ужасный перевод «Гимнадении»: «Изобилие раздражающих и абсурдных ошибок и недоразумений меня огорчает». Она была в ярости. Переводчик, очевидно, не знал ни слова по-норвежски, он пользовался плохим немецким переводом, считала Сигрид Унсет[528].

Унсет, насколько могла, следила за делами своего успешного «литературного предприятия», хотя Эйлиф Му вел переписку и расчеты со всеми иностранными издательствами. В Германии, где у нее была самая большая аудитория, вышло собрание ее новейших статей «Встречи и расставания. Эссе о христианстве и германском духе». Туда вошли прошлогодняя юбилейная статья о Святом Удаве, «Католическая пропаганда» (1927) и «Ответ приходскому священнику» (1929) с новым предисловием. Его она написала с особой радостью. Она считала, что было важно спровоцировать немецких читателей. Она выступила с точно сформулированными мнениями о лютеранском учении. Несмотря на то что ни «Гимнадения», ни «Неопалимая купина» не стали бестселлерами, первый гонорар не превысил 18 000 крон, остальные ее книги продавались хорошо, как в Норвегии, так и за границей, обеспечивая постоянный доход и ей, и издательству.

Из-за финансового упадка во всем мире она решила увеличить долю отчислений матери. Теперь «Аскехауг» стал выплачивать ей 200 крон ежемесячно, несмотря на убытки Унсет. По меркам Лилле хам мера ее доход можно было сравнить с доходом небольшого предприятия — в 1930 году он составил 123 460 крон, в переводе на современные деньги почти 3,4 миллиона[529]. Сигрид Унсет поддерживала порядок и управляла Бьеркебеком как дотошный секретарь, каким она и была когда-то. Правда, вести дела ей помогали домработницы и Эйлиф Му.

Все чаще Унсет просила Матею заказать машину, и все чаще у ворот появлялся один и тот же водитель. Его звали Фредрик Бё, и он с удовольствием возил ее и на длинные, и на короткие расстояния. Она не экономила, поскольку обожала ездить на машине. Задачи были разными: поехать смотреть на цветение калужницы болотной в Гаусдале или отвезти ее на встречу писателей в столицу. Моссе радовалась поездкам на машине, такое случалось только в особых случаях, например на 17 мая.

После поездки на Готланд Унсет некоторое время чувствовала себя возрожденной и обновленной, но это длилось недолго. Настроение и ритм жизни в доме заметно изменились, когда домой вернулся Ханс. Снова в комнате над ее кабинетом было неспокойно, братья часто ссорились до позднего вечера. Ханс закончил школу Святой Суннивы, осенью он должен был начать учебу в средней школе в Крингшё, Андерсу оставался один год гимназии. Она думала: с образовательной точки зрения неплохо взять с собой двенадцатилетнего Ханса и восемнадцатилетнего Андерса в Исландию — в путешествие по острову саг. Еще в 1928 году ей вручили исландский орден Сокола, и с тех пор ее неоднократно приглашали посетить страну. Моссе она могла спокойно оставить на Матею. В поездке не обошлось без приключений: у Андерса образовался нарыв, ему пришлось обратиться к врачу, и они застряли на Фарерских островах. Там мальчики забыли про все свои ссоры. Во время вынужденной остановки в Торсхавне Сигрид Унсет написала своей верной помощнице Матее, что город просто чудо — помесь норвежского рыбацкого поселка и сетера Крекке. По приезде в Исландию ее приняли, как подобает встречать женщину-скальда — где, как не на острове саг, королеве слова Сигрид Унсет мог быть присвоен титул женщины-скальда?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});