Невидимый человек - Ральф Уолдо Эллисон

опомниться не успел, как уже вовсе махался с каким-то парнем. Я грохнулся на колени и скрючился пополам, а когда привстал на ноги, взглянул на своего противника.

— Поднимайся, дядя Том, — скривился он, и я влепил ему в ответ. Мы схватились в рукопашной; силы были равны, однако парню повезло меньше. Хотя мне и не удалось повалить его или отправить в нокаут, я нанес ему два крепких удара, после чего он благоразумно решил махать кулаками в другом месте. Напоследок я сделал ему подножку и быстро ретировался.

Бои шли под разбитыми фонарями на темной стороне улицы; замолкли голоса, слышались лишь звуки ударов, прерывистого дыхания, оханья и топота ног. Лиц в полутьме было не разобрать, поэтому я продвигался с осторожностью, стараясь отличать своих от чужих. С другого конца улицы донеслось: «Разойтись! Всем разойтись!» Копы, подумал я и поискал глазами Клифтона. Все ломанулись кто куда, изрыгая проклятья, а я посмотрел в сторону красной неоновой вывески, сиявшей мистическим светом, и, увидев, как Клифтон методично работает кулаками на фоне входа в магазин с надписью «ЗДЕСЬ ВЫ МОЖЕТЕ ОБНАЛИЧИТЬ ЧЕКИ», поспешил туда под аккомпанемент свистевших над головой предметов и разбивающегося стекла. Клифтон боксировал профессионально, в хорошем темпе наносил короткие, точные удары, целясь в живот и голову Раса-Увещевателя, но при этом старался не заехать кулаком в витрину и не толкнуть в нее противника; он молотил руками как заведенный, справа и слева так, что Рас шатался, словно нескладный бычок из мультфильма. Я был уже близко, когда Рас попробовал смыться, но Клифтон утянул его обратно; Рас упал на четвереньки и, как бегун на низком старте, уперся пятками в дверь магазина, а руками — в темный пол перед входом. Вдруг он стремительно бросился на Клифтона и ударил его головой в грудь, отчего тот с хрипом повалился на спину; в руке у Раса, чья плотная приземистая фигура была как будто скроена по ширине проема, сверкнуло лезвие — он неторопливо шагал к лежачему. Я пошарил глазами в поисках чего-нибудь увесистого, опустился на колени, поводил туда-сюда руками… да, оно самое… поднялся и увидел, что Рас, тяжело пыхтя, как разъяренный бык, склоняется над Клифтоном и хватает его за шиворот. Я оцепенел: замахнувшись, Рас остолбенел с зависшим в воздухе ножом; замахнулся еще раз и, ругнувшись, снова остановился; опять замахнулся — и опустил руку, а потом будто взвыл, бормоча себе под нос что-то нечленораздельное; я меж тем сделал осторожный шаг в их сторону.

— Да е-мое, мэн, — выдохнул Рас, — я должен тебя убить. Если тебя прикончить, мать твою, мир станет лучше. Но, мэн, ты же черный! Как же так? Клянусь, я тебя прикончу. Никто, черт бы тебя побрал, не смеет поднимать руку на Увещевателя, никто!

Я увидел, как Рас вновь заносит нож, но вместо того, чтобы ударить, он отшвырнул Клифтона на асфальт, а сам, распрямив спину, с надрывом проговорил:

— Почему ты путаешься с этими белыми? На кой? Я за тобой давно наблюдаю. Ну ладно, думаю себе, ничего, скоро ему все надоест, опостылеет и он возьмется за ум. Бросит их к чертовой матери. Ты неплохой парень, зачем тебе это нужно?

Осторожно приближаясь, я не сводил глаз с Раса: с зажатым в руке ножом, пока не пущенным в дело, он смотрел на Клифтона сквозь слезы — злые, жгучие, блестевшие красным в свете неоновой вывески.

— Мне ты брат, чувак. У нас с тобой одинаковая кожа, как ты можешь называть белых братьями? Что за хрень, мэн. Полная хрень! Братья всегда одного цвета. Наша мама — черная Африка, забыл? Ты черный, ЧЕРНЫЙ! Ты… мать твою… — причитал он, помахивая в воздухе ножом для пущей убедительности. — Ты — это курчавые волосы! Пухлые губы! Они говорят: от тебя воняет! Они тебя ненавидят, мэн. Ты афро. АФРО! Зачем ты с ними? Оставь эту лажу, мэн. Тебя продадут. Эта дерьмовая история стара как мир. Они сделали из нас рабов, забыл? Неужели они желают черному парню хоть немного добра? Ну какие они тебе братья?

Наконец я подошел к Расу вплотную и со всей силы саданул ему по руке куском трубы — нож отлетел в сторону, а Рас сжал свое запястье, и, когда я снова замахнулся, меня неожиданно бросило в жар от страха и ненависти — он сверкал маленькими, узкими глазками, твердо держась на ногах.

— А, это ты, — прошипел Рас-Увещеватель, — вот натурально бес-с-с черный! Верткий, гаденыш-ш-ш! Откуда ты взялся, что так снюхался с белыми? Погоди, черт, я знаю, ну конечно же! Ты с Юга! Тринидад! Барбадос! Ямайка, Южная Африка, а во всю задницу у тебя красуется отпечаток ботинка белого хозяина. От чего ты отказываешься, когда предаешь свой народ? Зачем вы пошли против нас? Молодые. Образованные; я слышал, как ты подстрекаешь к беспорядкам. Почему ты на стороне угнетателей? Чему тебя в колледже учили? Что ты за человек, если предаешь свою черную маму?

— Хлебало завали, — процедил Клифтон, поднимаясь. — Заглохни уже!

— Черта с два. — Рас утер кулаком слезы. — Я буду говорить! Можешь и дальше колошматить меня трубой, но ей-богу, тебе не заткнуть Раса-Увещевателя. Присоединяйся к нам, парень. Мы выступаем за создание мощного движения чернокожих. Черных! Белые — они тебе, что ли, денег заплатили? Кто может польститься на такое дерьмо? Это грязные деньги, чувак, на них кровь чернокожих! Не бери их вонючие бумажки. Они нажиты бесчестным путем… Только руки пачкать!

Клифтон было ринулся к Расу, но я удержал его.

— Брось, у этого типа не все дома, — сказал я и потянул Клифтона за рукав.

Рас с силой хлопнул себя по бокам.

— Не все дома? У меня-то? Взгляните-ка на меня и потом на себя — по-вашему, это нормально? У нас с вами черный цвет кожи, только оттенки разные. Три черных мужика бьют друг другу морду на улице по вине белого? Это нормально? Это называется осознанным, разумным поведением? Так, по-вашему, должен вести себя в двадцатом веке современный черный парень? Какого дьявола! Черный против черного… парни, где ваше самоуважение? Чем белые вас умасливают — подкладывают своих женщин? И вы купились?

— Пошли. — На этих словах, здесь, во мраке ночи, мне почему-то опять живо припомнился ужас того вечера с баталией, но Клифтон, смотревший на Раса с напряженным любопытством и даже с восхищением, не сдвинулся с места.

— Идем, — повторил я, но он не шелохнулся.

— Конечно, ты иди, — сказал Рас, — а он останется. Ты замарался, он — нет, он настоящий черный. В Африке этот парень был бы вождем, черным королем! А здесь его считают насильником, посягающим на честь