Кровное дело шевалье - Мишель Зевако

— Скажите, батюшка, — вдруг спросил Жан, — вы считаете, что Жаннетта права?

— Что ты имеешь в виду? Что родственнице Монморанси не пристало любить нищего бродягу вроде тебя?

— Да, отец.

Пардальян-старший пожал плечами и отхлебнул вина.

— По-моему, твоя служаночка рассуждает, как ребенок. Учти, сынок, любовь всех делает равными. Если знатная дама потеряет голову из-за бедного школяра, почему бы ей не выйти за него замуж? Стало быть, одна из пленниц — родственница Монморанси?

— Да, батюшка!

— Очень интересно… — задумчиво протянул Пардальян-старший. — Продолжай, я сгораю от любопытства: так что же было дальше?..

— Жаннетта успокоилась, убедившись, что меня послал к барышне какой-то важный господин, и согласилась помочь мне. Правда, предупредила, что до восьми вечера к ним не пробраться, и предложила, залившись очаровательным румянцем:

— Вы, сударь, можете пока посидеть в моей каморке. Пошли, я провожу вас туда.

Мы опять вышли в переднюю и из нее попали в узенький коридор с низкими сводами. Я шагал за Жаннеттой, но внезапно в дальнем конце коридора появилась какая-то фигура.

— Снова этот мерзкий Жиль! — подскочил Пардальян-старший.

— Нет, отец, теперь Жилло. Хорошо, что я заприметил в стене коридора нишу, а в нише дверку. Жаннетта оцепенела от ужаса, я же у нее за спиной юркнул в эту самую нишу. Служаночка оглянулась, поняла, что мне удалось спрятаться, и спокойно обратилась к Жилло. Я тем временем открыл дверку — к счастью, она была незаперта — и увидел лестницу, спускавшуюся в подвал. Я осторожно закрыл за собой дверь и навострил уши.

— Куда ты так торопишься, Жилло? — поинтересовалась Жаннетта.

— Сначала хотел заскочить в буфетную, поцеловать тебя.

— А потом?

— А потом дядюшка Жиль приказал привести в порядок закрытый экипаж. Им давно не пользовались, так что придется его чистить и мыть часа два, не меньше. Вот я и решил подкрепиться перед этим винцом… Сбегаю в погреб, возьму бутылочку…

— Так погреб же на замке!

— А я его тайком отпер, сейчас спущусь…

Чувствую, дверь, за которой я стою, медленно отворяется. Мельком вижу испуганное личико Жаннетты, а Жилло уже ступает на лестницу. Тут я на цыпочках крадусь по ступенькам вниз и вжимаюсь в стену подвала. Я надеялся, что Жилло схватит бутылку и поспешит наверх, но этот идиот зажег факел, тут же увидел меня и застыл с разинутым ртом. Я понял: сейчас он завопит. Я вцепился ему в горло и, как выяснилось, правильно сделал: наверху, в коридоре раздалось сердитое брюзжание. Экое, мол, безобразие, погреба нараспашку… Это был дядюшка Жиль… Жаннетта, наверное, уже унесла ноги. И господин управляющий запер дверь подвала.

— Черт побери! — крякнул Пардальян-старший. — Значит, тебя закрыли в погребе! И как же тебе удалось выбраться?

— Да уж сумел, хотя мерзавец Жиль три раза повернул ключ в — замке. Так вот, стоим мы с Жилло в подвале, я держу его за горло, чтобы он не закричал, а у него морда уже даже не красная, а лиловая. Ну, разжал я руки, а этот кретин сразу бух мне в ноги скулит:

— Сударь, забирайте все, что пожелаете, я ни слова не скажу, только не губите!

— Так он решил, что ты грабитель! — расхохотался старик.

— Вот именно! В погребе, и правда, добра было немало. Я, разумеется, не стал спорить с этим дураком, а связал его покрепче и заткнул ему рот.

— И во сколько это произошло?

— Примерно в одиннадцать утра.

— Подумать только! В это время я проделал такой же фокус с Дидье! Но об этом после. Продолжай! Значит, ты связал Жилло…

— Да, связал и положил на пол. Пролетел час, потом второй. Факел догорел и погас. Сижу я на лестнице в кромешной тьме, с пистолетом в одной руке и с кинжалом в другой и в волнении ожидаю, что какого-нибудь лакея отправят за чем-нибудь в погреб, он откроет дверь, и тогда я попробую прорваться наружу.

Но часы бегут, никто не появляется, кругом тишь и безмолвие. А в одиннадцать вечера узниц увезут неизвестно куда, и я ничем не смогу помочь им!

— Да, ситуация скверная! Но как же ты все-таки отпер дверь?

— Я не отпер. Отперла Жаннетта.

— Прелестное дитя!

— Быстрее, быстрее, — шепнула она мне. — Я стащила ключ, его вот-вот хватятся. Уже десять вечера! Уходите скорее!

У меня камень с души свалился: значит, экипаж еще не уехал! Я от всего сердца расцеловал Жаннетту и поклялся, что скоро вновь навещу ее.

Тут она вспомнила о своем женихе:

— А где Жилло?

— С ним все в порядке, — успокоил я ее. — Дремлет там, с кляпом во рту.

Жаннетта кинулась в подвал, а я выбрался в сад. Калитка была на запоре, так что я перелез через забор и обогнул дворец. У меня — уже не оставалось времени, чтобы переговорить с узницами, и я решил ждать карету у ворот особняка на углу.

Через полчаса, смотрю, ворота распахнулись. Показался экипаж. Рядом с ним лишь один всадник. У меня сразу же возник план: выстрелом из пистолета убиваю кучера, стаскиваю на землю всадника, нападаю на него и вынуждаю защищаться… Смертельно или не смертельно ранив этого дворянина, вышибаю дверцы кареты и выпускаю дам на волю…

Я выстрелил в кучера… Что было дальше, отец, вам хорошо известно, — грустно закончил Жан.

— Но ведь это события только одного дня, да и о них я начал узнавать с конца, — проговорил ветеран. — А что было раньше, сразу после того, как я уехал из города?

— Ах, батюшка! — покачал головой шевалье. — Этот день мог бы стать самым важным в моей жизни. Мне просто необходимо было попасть во дворец, ибо мою судьбу определяют судьбы двух этих дам. Я спасу их… или погибну! Вы, возможно, слышали, куда их увезли? Прошу вас, скажите!

— Увы, мальчик мой… Это мне неведомо…

— Я верю вам, батюшка! — вздохнул Жан, прощаясь с последней надеждой.

— Но ты-то можешь мне объяснить, что это за дамы, почему маршал де Данвиль держит их в заключении и причем тут ты? Кажется, ты упомянул, что они — родственницы Монморанси?

— Родственницы… Помните, батюшка, вы рассказывали о женщине, у которой много лет назад похитили ребенка? Ее имя вы тогда от меня утаили, утверждая, что это не ваш секрет…

Пардальян-старший содрогнулся и побелел.

— Так вот, это дитя — Лоиза де Пьенн, вернее, Лоиза де Монморанси… Именно ее с матерью увезли в том чертовом экипаже!

— И ты любишь ее!

— Люблю! Страстно и безответно! И не успокоюсь, пока не вызволю их из плена.

— Теперь все понятно. Ясно, почему меня держали под замком и зачем так заботились о мерах предосторожности: маршал де Данвиль опасался, что я дознаюсь, кого он скрывает у себя в доме. Если бы я докопался до правды, то сам совершил бы все то, что не сумел нынче вечером сделать ты.