Девушка по имени Судьба - Гуиллермо Гланк

Если совсем недавно Лусия была счастлива заботами о доме, о муже, то с приездом Камилы, похвалы которой она постоянно слышала от Пабло, все привычные женские занятия опостылели ей.

Видя, как дочь мечется по дому, не находя в нем покоя, Маргарита опять ей посоветовала:

— А почему бы тебе не попросить Пабло ка-кой-нибудь работы в газете?

— Да, я так и сделаю! — теперь Лусия радостно ухватилась за материнский совет.

Пабло был несказанно удивлен, когда услышал желание жены.

— Зачем тебе работать? Что хорошего ты нашла в нашем сумасшедшем доме? С чего вдруг решила, что работа в газете сделает тебя счастливой? — спрашивал он.

— Мне важно быть не просто твоей женой, а еще и другом, делить твои интересы, заботы, — настаивала Лусия.

— Но ты и так мне друг, или я ошибаюсь? — рассмеялся Пабло. — И все мои заботы делишь вместе со мной? Оставь свои фантазии, любовь моя! Разве не счастье жить в своем доме вместе с матерью и любящим мужем? Чего тебе надо больше?

Не надо было Пабло задавать этого вопроса. Ревнивое сердце Лусии сочло его для себя унижением.

— Я давно знаю, что ты любишь не меня, а мое тело, — гневно заговорила она. — Но если ты считаешь, что я шлюха, которой этого достаточно, ты ошибаешься!

— Бог знает, что ты говоришь! — воздел руки к небесам Пабло. — Опомнись! Ты для меня самое драгоценное в мире сокровище. И если хочешь работать со мной, то давай попробуем! Но все это совсем не так интересно, как тебе кажется!

Добившись своего, Лусия сразу остыла, но все-таки на всякий случай прибавила:

— Тебе же не кажется странным, что работает Камила?

— Но ведь Камила не моя жена, — отвечал Пабло. — Впрочем, я не уверен, что Мариано так уж доволен тем, что она работает.

И Пабло был совершенно прав. Мариано почти не видел Камилы дома. Вернее, когда она была дома, то возилась с ребятишками, а потом допоздна готовила какие-то материалы в газете. В общем, он чувствовал себя одиноким и заброшенным.

Ты не любишь меня, — как-то не выдержал и сказал Камиле Мариано. — И моя любовь тебе больше не нужна.

— Господи! Да ты единственный в мире мужчина, которого я люблю, — торопливо ответила Камила. — И я так тебе благодарна за то, что ты понимаешь меня, не ревнуешь, не запираешь в четырех стенах, как сделал бы любой другой муж в Санта-Марии. Неужели ты думаешь, что я не способна оценить такое чудо, как ты?

Мариано рассмеялся. Слова Камилы польстили ему, тем более что она сказала совершенную правду. На какое-то время он успокоился. Но вот беда! Сам он никак не мог найти себе работу, несмотря на то что считался прекрасным адвокатом: его близкое знакомство с Гонсало Линчем было не слишком выигрышной визитной карточкой. Память о Гонсало была еще свежа, и, куда бы Мариано ни обращался, ему всюду отвечали отказом.

И он вновь почувствовал себя обделенным. Поскольку Камилы вечерами не было дома, он стал заглядывать в таверны и сидеть там. И с каждым стаканом вина чувствовал себя все несчастнее и несчастнее.

— «Я для нее пожертвовал всем, — говорил он себе. — Бросил хорошее место, оставил город, где все меня уважали, и превратился в жалкую тряпку, о которую моя жена только и знает, что вытирает ноги».

Теперь он частенько являлся домой пьяным, и Камила стала приходить в отчаяние. Но не могла же она из-за прихоти Мариано бросить газету или школу, где дела пошли так хорошо. Нет, она никогда не бросит своих малышей, к которым так привязалась.

Камила нервничала, Пабло заметил это. Ему не составило труда догадаться, что ее огорчает.

— Признаюсь тебе откровенно, когда Лусия выразила желание работать у нас в газете, я на нее накричал, — сказал он. — Так что Мариано я понимаю. Ему кажется, что его любовь для тебя ничего не значит. Чувствует себя ненужным, оставленным. К тому же он никак не может устроиться на работу.

— Но я готова сделать все, чтобы помочь ему устроиться, — горячо сказала Камила.

— Знаешь, когда у мужчины неприятности с работой, он никогда не примет помощи от женщины, добившейся успеха, особенно если эта женщина — его жена, — с усмешкой сказал Пабло.

И Камила поняла, что не может не прислушаться к его мнению.

— Так что же мне делать? — в отчаянии спросила она. — Неужели нет никакого выхода

— Почему? — засмеялся Пабло. — Просто поисками работы для Мариано займусь я.

Камила благодарно посмотрела на Пабло— до чего же все-таки хорошо иметь верных, надежных друзей.

Деловых связей в городе у Пабло было не так уж много, и помочь Мариано сразу он не смог. Но не отчаивался и не спеша обдумывал, какие шаги ему предпринять. Естественно, что все свои действия он обсуждал с Камилой, и они нередко имели вид двух заговорщиков. Лусию, которая теперь часто бывала в редакции, их шушуканье только убедило в том, что подозрения ее справедливы.

Видя оживленное лицо Пабло, когда он обсуждал с Камилой какую-нибудь статью, Лусия приходила в отчаяние и все у нее валилось из рук. При других обстоятельствах она, может быть, и вошла бы в работу. Как-никак Гонсало Линч позаботился о том, чтобы его дочь получила хорошее образование, да и в уме, и в сметке природа ей не отказывала. Но ведь Лусию интересовала в редакции не работа, а Пабло, только Пабло, и поэтому она не слышала того, что ей говорили, прислушиваясь лишь к голосу мужа и Камилы. Читая статью, не понимала, о чем читает, тут же уходя в свои ревнивые мысли. Словом, работа у нее не ладилась, и Лусия сердилась еще больше, виня Пабло и в этом. А он все надеялся, что жена, убедившись в сложности работы, от нее откажется. Но Лусия не собиралась ни от чего отказываться, раз она убедилась совсем в другом — в том, что Пабло всерьез увлекся Камилой, и, значит, она во что бы то ни было должна была оставаться в редакции и следить за ними.

Ревнивые мысли не тревожили Мариано, он ревновал свою жену только к работе. И, не имея собственного дела, все больше опускался.

Когда он в очередной раз явился домой пьяным, его стала укорять их экономка, так как Камилы, естественно, еще не было дома:

— Сеньор Мариано, опомнитесь, здесь же как-никак дети, они приходят в школу! — увещевала она его.

— Здесь мой дом! — заплетающимся языком возразил он. — А никакая не школа!

И вдруг махнул рукой и прибавил:

— Не-ет, ты права, никакой это не мой дом. Тут школа. А мне тут нет места!

Проспавшись, он не забыл своих пьяных мыслей. На трезвую голову они показались ему еще справедливее. Целый год он прикидывал то так, то этак, но выходило одно — в этом доме ему места нет! И тогда он собрал свои вещи, дождался Камилу и сказал: