Ярость - Генри Каттнер

— Я… хорошо, я согласна.

Ллорин рассмеялся отрывистым смехом.

— Хитер ты, лорд Ганелон, все рассчитал! Я беседовал с Эдвардом неоднократно, но заставь я тебя сейчас вспомнить суть нашего последнего разговора, и ты поспешишь сослаться на отраву. Нет, я не стану тебя испытывать, потому что есть та, для которой все тайное становится явным. Мы отведем тебя к Фрейдис.

— Пусть Фрейдис испытает меня, если тебе угодно, — сказал я с легким нажимом и был немедленно вознагражден: Ллорин явно заколебался.

— Очень хорошо, — проронил он после непродолжительного молчания, чувствуя на себе взгляды тысяч и тысяч глаз своих соплеменников. — Если я ошибся, то готов принести свои извинения, не сходя с места. Но если твои уста лживы, я убью тебя собственноручно или предприму все возможное, чтобы это сделать. Только еще одного человека я отправил бы в ад с большим удовольствием, но, к сожалению, оборотень все еще недосягаем для меня.

Окончив тираду, Ллорин притронулся рукой к пересекавшему щеку шраму. В то мгновение, когда он упомянул оборотня, серые глаза его засветились, загорелись неестественно и грозно. Мне и прежде приходилось наблюдать, как ослепляет людей ненависть, но никогда еще я не сталкивался с ненавистью, подобной той, которую испытывал Ллорин к лорду Матолчу.

Ну что ж, пусть он покончит с Матолчем, если сможет. Было другое, более нежное и гладкое горло, в которое я с наслаждением вонжу свои пальцы. Чары и колдовство не спасут ведьму в алом, когда Ганелон вернется в Кэр Сапнир и сломает хребет Совета, как хрупкую веточку.

Я словно провалился в бездонную мрачную бездну, волны ослепляющей разум ярости захлестнули меня с головой. Они смыли навсегда и унесли прочь Эдварда Бонда, но оказались бессильными перед хитроумным Ганелоном.

— Как решишь, так и будет, — вымолвил я. — Веди меня к Фрейдис.

Крепыш согласно кивнул круглой головою. Мы двинулись вдоль ущелья, окруженные попритихшей толпой. Ллорин сопровождал меня с левого бока, Арле — удивленная и встревоженная — с правого. Следом за нами шествовали рабыни, их кровоточащие ступни оставляли красные пятна на гальке и булыжниках. Чем глубже проникали мы в ущелье, тем выше и круче становились склоны нависающих над нами гор. Наконец, после очередного поворота, перед нами разверзлось черное отверстие входа в пещеру.

Мы остановились, расположившись ломаным полумесяцем неподалеку от входа. Наступила томительная тишина, прерываемая только шелестом листьев и дыханием сотен людей. Красный диск дневного светила навис над нашими головами. Из мрачной глубины пещеры раздался грубый, надтреснутый, властный голос.

— Я не сплю, — с трудом удалось разобрать мне. — В чем вы нуждаетесь на этот раз?

— Мать Фрейдис, — опередила всех Арле. — Нам удалось отбить у воинов Совета рабынь, отобранных для жертвоприношения. Они рядом с нами, но мы не в силах разбудить их.

— Направьте их ко мне!

Взгляд Ллорина, направленный на Арле, был далеко не дружеским. Он сделал шаг вперед.

— Мать Фрейдис! — позвал он.

— Я слышу тебя, Ллорин!

— Окажи нам милость, мы нуждаемся в твоей помощи. Мы привели с собою человека, называющего себя Эдвардом Бондом, но я уверен, что это Ганелон, вернувшийся оттуда, куда ты его заслала.

На этот раз голос из пещеры заставил себя ждать.

— Направьте и его ко мне, — разрешила в конце концов Фрейдис. — Но первыми, как я уже сказала, пусть пройдут в мою обитель рабыни.

Ллорин взмахнул рукой, и послушные его жесту лесные жители принялись подталкивать рабынь, направляя их ко входу в пещеру. Девушки не сопротивлялись. С потухшими, подернутыми поволокой глазами семенили они друг за другом, исчезая в черном отверстии входа.

Ллорин бросил в мою сторону косой взгляд и кивком головы указал на пещеру.

Я улыбнулся, стараясь сохранить на лице беззаботное выражение.

— Когда я выйду, мы вновь будем друзьями, как и прежде.

— Будущее в руках Фрейдис!

Я повернулся к Арле. Почему-то мне захотелось приласкать, успокоить эту глупенькую лесную фею.

— Все решит Фрейдис, но мне нечего бояться, Арле. Помни и верь мне, я не Ганелон.

Быть может в интонациях моего голоса не было той теплоты и нежности, с которыми обращался Эдвард Бонд к этой девушке. Ведь влюбленные не говорят, а воркуют, как голубки. Так или иначе, но во взгляде Арле я не прочел поддержки. Толпа лесных жителей наблюдала за нами, безмолвствуя. Мужчины держали наготове свое оружие.

Я весело рассмеялся и направился ко входу в пещеру.

Тьма преисподней поглотила меня.

Фрейдис

Может быть, кого-нибудь и удивит мое заявление, но я вошел в пещеру с ровно бьющимся сердцем, абсолютно уверенный в себе. Не успели мои глаза привыкнуть к темноте, как я увидел отблески костра на задымленных стенах. Я переступил через свою гордость во время разговора с лесными обитателями, презренными бунтовщиками, держась с ними как равный с равными, и при этом прикидывался неким Эдвардом Бондом. По этой же причине мне будет трудно говорить и с колдуньей вырождающегося племени. Может ли она представлять собою опасность лорду Ганелону? Смешно даже подумать, чтобы ее знания могли сравниться со знаниями члена Совета! Несомненно, она посвящена в тайные учения, а иначе каким образом удалось бы ей переправить лорда Ганелона в пределы параллельного мира, заменив посвященного Ллуру двойником-землянином. Но нет сомнений в том, что мне без труда удастся обмануть и ее, и всех тех, кто решится вступить в полемику с могучим лордом.

За первым же поворотом я увидел стоящую на коленях у огня старуху. Я ввел себя в заблуждение, решив, что пляшущие на стенах отблески порождены костром, — огонь горел в хрустальном блюдце, и сколько я ни всматривался, не увидел ни углей, ни головешек. Фрейдис была облачена в белые одеяния, седые волосы ее, сплетенные в толстые косы, тяжелыми жгутами ниспадали вдоль спины. Я остановился, чтобы свыкнуться с обстановкой, стараясь представить, как повел бы себя, что сказал бы в эту минуту Эдвард Бонд. Словно догадавшись о моем присутствии, Фрейдис поднялась на ноги.

Она была поразительно высокого роста. Лишь немногие из обитателей Темного Мира могли смотреть мне в лицо, не вскидывая при этом головы, и теперь к их числу я со спокойной совестью мог причислить хозяйку пещеры. Широкие плечи и длинные с гладкой кожей руки Фрейдис были налиты мужской силой, преклонный возраст жрицы совершенно не сказался на легкости ее движений. И только всмотревшись в ее выцветшие, но все еще голубые глаза, я осознал, что ее жизненный путь измеряется многими и многими десятилетиями, если не веками.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});