Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен - Анатолий Уткин

«Они покончили с императорами, политическими императорами, финансовыми императорами, с моральными императорами. Они выслали своего царя. Взяли в свои руки банки и похоронили аристократию. Как нация они приобрели некое братство, сердечную открытость, у них исчез страх перед жизнью. Возможно ли такое же благословение для остальной Европы и Америки?»[523] 7 февраля 1919 года он пишет, что «Троцкий — это тот тип человека, который необходим нам владеющим властью в России»[524].

Двадцативосьмилетнего Буллита сопровождал уже известный своими социальными разоблачениями американский журналист Линкольн Стеффенс. Кроме него, о «миссии в Москву» знали только Филип Керр и полковник Хауз.

Буллита и Стеффенса сопровождали два американца: офицер военно-морского флота Линч должен был сопровождать их до Хельсинки; офицер американской военной разведки капитан Петит ехал с ними до Петрограда. Компания сошла на вокзале в Лондоне. Далее британский эсминец переправил их в Норвегию; оттуда — поездом до Стокгольма, где их познакомили со связанным с Красной Россией шведом Кимом Баумом, с чьей помощью они добрались через Хельсинки в Россию.

Совершенно очевидно, что правительство Красной России ожидало американцев и придавало их визиту немалое значение. Еще бы: народный комиссар иностранных дел Г. В. Чичерин, образованный и светский человек, прибыл в Петроград из Москвы, чтобы встретить Буллита в холодный воскресный день 9 марта 1919 г. Не нужно было обладать талантами Буллита, чтобы понять следующее: большевистское руководство знает о расколе в рядах союзников по поводу интервенции в Россию и желало поддержать умеренные круги. Для большевиков это был вопрос политической жизни или смерти. Петит остается для оценки ситуации в Петрограде, а Буллит и Стеффенс отправляются в заснеженную Москву — договоренность о встрече с Лениным уже достигнута. Буллит отметил, что до войны экспресс, связывавший две российские столицы, шел тринадцать часов, а на этот раз — двенадцать.

Их разместили в конфискованном дворце некоего аристократа прежних дней. Было тепло (работало центральное отопление), и царило неожиданное гастрономическое изобилие. Американцев ждала опера и театр, где они сидели в царской ложе.

Еще большее впечатление на Буллита произвели крестьяне, которые, узнав о спартанских условиях в Кремле, привезли (на глазах у американца) Ленину дрова и хлеб. «Наряду с Марксом, портрет Ленина можно видеть повсюду», — докладывает Буллит. «При встрече лицом к лицу Ленин производит потрясающее впечатление своей прямотой и целеустремленностью, своей гениальностью, огромным чувством юмора и безмятежностью»[525].

Артур Рэнсом, знавший Ленина много лет, встретился с ним в феврале 1919 года: «Более чем когда-либо Ленин поразил меня тем, что он — счастливый человек… Он раскачивается на своем кресле взад и вперед, неизменно смеясь над различными вещами. Каждая из морщинок на его лице — результат смеха, а не обеспокоенности… Он был первым великим лидером, который с полным безразличием относится к своей личности»[526]. В эти же дни Анри Гильбо описывает Ленина как «живого, ироничного, дружественного»[527]. Далекий от симпатий к нему Людовик Нодо, только что выпущенный из Бутырок, был удивлен простотой его манер, шерстяным кардиганом на нем: «Он не был ужасен». С ним всегда соседствовал смех, его лицо часто освещалось улыбкой. Он смеялся, в частности, над Принцевыми островами, на которых не только принцы, но вообще никто не жил. «Почему выбор пал на Принцевы острова?»[528]

И Линкольн Стеффенс был приглашен к Ленину. По темной лестнице и пустынному коридору, мимо череды молоденьких телефонисток он прошел к кабинету с уставленными в алфавитном порядке книгами. Огромный портрет Маркса висел на стене. Обходительность Ленина (очаровавшего днем ранее Буллита) подействовала и на Стеффенса. Вождь мирового пролетариата встал ему навстречу с улыбкой.

«Не прекратят ли большевики свою пропаганду в Западной Европе после открытия им границ?» — спросил Стеффенс. «Никоим образом, — засмеялся, откинувшись назад, Ленин. — В случае открытия наши пропагандисты отправятся к вам, а ваши к нам. Мы можем просить наших пропагандистов соблюдать ваши законы, но мы не можем просить их не заниматься своей профессиональной деятельностью».

Американца приятно удивила открытость Ленина. И он рискнул спросить: «Можете ли вы дать уверения в том, что «красный террор» прекратится? Ленин: «Кто хотел бы просить нас о прекращении террора?» — «Париж», — ответил Стеффенс. «Вы хотите мне сказать, что люди, которые в бессмысленной бойне погубили семнадцать миллионов человек, обеспокоены несколькими тысячами убитых в революции с совершенно определенной целью — покончить с необходимостью войны и вооруженного мира?»

С точки зрения Ленина, Лига Наций была лишь эпизодом в большом марше человечества. «В конечном счете в мире возникнет новая цивилизация, ее развитие будет сопровождаться пробами и ошибками. Архаичное английское государство умирает, Германия обречена пройти через революцию. Старый мир не может более выжить — экономическое положение, порожденное войной, неизбежно ведет его к коллапсу».

14 марта 1919 г. Чичерин и его первый заместитель Литвинов вручили Буллиту подписанные Лениным мирные предложения Советской России. Буллита уверили также, что эти предложения одобрены Центральным Исполнительным Комитетом, главным правительственным органом Советской России. Предлагалось «прекратить враждебные действия на всех фронтах на территории бывшей Российской империи и Финляндии»; предлагалось признать де-факто функционирующие правительства и владеть теми территориями, которые контролировались на день подписания соглашения. Западные державы снимают экономическую блокаду, снимаются обоюдные торговые ограничения; жители стран, подписывающих данное соглашение, получают право перемещения по территории всех подписавших данное соглашение стран. Западные страны уводят свои войска с российской территории; объявляется всеобщая амнистия; военнопленные освобождаются; все существующие на территории бывшей Российской империи государства берут на себя обязательство выплатить официальные государственные долги. В последнем параграфе говорилось: «Советское правительство России обещает признать эти условия, если они будут приняты Западом не позднее 10 апреля 1919 г.»[529]. Буллит и Стеффенс подобрали в Петрограде Петита и выехали на Запад. Следовало немедленно писать отчет.

«Ныне Россия находится в состоянии острых экономических трудностей. Все голодны в Москве и Петрограде. Но народ России трудится сегодня над созданием системы, в которой ему предстоит жить». Так писал Буллит.

У Стеффенса мы находим такие строки: «Известная нам по Америке, Европе, да и в прочем мире организация жизни отринута и отвергнута большевиками… Они хотят достичь не только существующей у нас политической демократии, но и экономической демократии… демократии в магазине, в цеху, в деловой жизни». Основополагающая «Декларация прав работающего и эксплуатируемого народа», принятая съездами большевиков и левых эсеров, отменила частную собственность и передала заводы, шахты, железные дороги и банки «рабоче-крестьянской Советской Республике». Ленин объявил смертельную борьбу «богачам, бездельникам и паразитам».

МОСКВА ПОЗИТИВНА

24 января 1919 г. В. И. Ленин поручил Л. Д. Троцкому «поехать на встречу с Вильсоном». Но, чтобы позиции Советской России были усилены, Троцкому — главе Реввоенсовета желательно было накануне этой встречи отбить у белых несколько городов. Троцкий отложил на время дипломатическое поручение и усилил наступательные действия[530]. 4 февраля 1919 г. Красная армия взяла Киев. В тот же день народный комиссар иностранных дел Чичерин объявил о готовности своего правительства «вступить в немедленные переговоры на Принцевых островах или в любом другом месте со всеми Союзными державами вместе, или с отдельными державами по отдельности, или с любыми русскими политическими группами, как того пожелают союзные державы»[531].

Нота Чичерина открывала дорогу к реальным переговорам. В ней выделялись три группы проблем — экономические, территориальные и политические. В первой области Москва готова была обсудить проблему выплаты долгов, речь шла о поставках сырьевых материалов, о предоставлении концессий. Сложнее виделась вторая проблема. С точки зрения Чичерина, проблемой являлось не отсечение русской территории и не создание на ней новых государств, а использование этих государств, отношение этих государств к России, разрешение этих государств пользоваться своей территорией третьим сторонам. Народный комиссар настаивал, что «сохранение на любой части территорий прежней Русской империи, за исключением Польши и Финляндии, вооруженных сил Антанты или войск, поддерживаемых союзными правительствами… должно быть классифицировано как аннексия»[532]. Потрясающим, собственно, было согласие Ленина на союзное влияние в Польше и Финляндии, но Запад предпочитал видеть свое: ему предлагалось покинуть собственно русские территории. Стратегия Ленина заключалась в том, чтобы исключить для Запада роль инициатора реформ в русских делах. Он сажал Запад по одну сторону с русскими белыми и сепаратистами.