Снова в школу (СИ) - shellina

Вода, вода вокруг меня и внутри меня, я и есть вода. Она в воздухе, она в носители частицы смерти, она повсюду. Что это? Носитель частицы смерти хочет лишить меня жизни? Глупец, я и есть жизнь, и я уже теку по его сосудам, в каждой клеточке его тела.

— Ты что пытаешься манипулировать даром? Через плиту Майса? У тебя все равно ничего не получится, лучше посмотри на нее, она само совершенство, совсем не похожа на все эти грубые поделки, вроде шестнадцатого образца, — в его голосе звучала страсть напополам с презрением. — Когда я получил просьбу использовать Эльзу Бойнич в качестве следующей подопытной, я сразу понял, что у меня получится шедевр. Я учел все свои ошибки, и сейчас все точно должно получиться. — Конечно, потому что твои ошибки должна была исправить Система, и она это сделала, а также ускорила процесс, как и обещала, ты сам сказал, что процесс идет быстрее. — Ну все, Савельев, хватит болтать, мы уже достаточно поговорили, прощай.

— Да, точно, прощай, — я слышал свой голос словно со стороны, слыша в его обертонах шум прибоя. Распахнув глаза, я не видел Игната. Передо мной стоял силуэт, оплетенный сосудами, ткани, в которых тоже была вода, не так много, как в сосудах, но именно она составляла видимый мною силуэт. Времени на то, чтобы утопить этот мешок дерьма, у меня не было, потому что он уже начал преобразовывать свой дар во что-то очень неполезное для моего здоровья. И хотя в его речи был один момент, который он не стал раскрывать, времени для того, чтобы выяснить все до конца, у меня уже не было. Может он что-то еще говорил, но я его уже не слышал, полностью растворившись в стихии, которая заполняла сейчас не только мое тело, но и подчиняла сознание.

Я — вода, текущая по сосудам носителя частички смерти. Я — река в его теле. Я подчиняюсь приказу слившегося со мной. Я покидаю свое русло, сразу и до конца, уходя к другим сосудам в этом теле. Какие же они маленькие. Их надо расширить. Ну почему тело человека такое хрупкое? Почему оно не может выдержать меня?

Я резко распахнул глаза, сквозь водную пелену, все еще стоявшую перед глазами, пытаясь рассмотреть, что происходит передо мной. Отстраненно отметил, что мои мысли самостоятельны и никто больше не пытается заполнить свободные частицы в их потоке. Я несколько раз моргнул, и зрение начало постепенно проясняться, чтобы я смог видеть что-то еще, кроме расплывчатых очертаний. Игнат стоял, широко раскрыв глаза, из которых быстро исчезала тьма, уходя куда-то вглубь глазницы черным водоворотом. Из его рта, ушей, носа текла жидкость. Как только тьма окончательно покинула его глаза, вода начала просачиваться и из глазниц. Хотя, может, он просто плакал, от боли и бессилия, и от осознания того, что законы мироздания ему никогда не удастся больше перевернуть. Но было сомнительно, что он вообще о чем-то мог сейчас думать. Он раздулся как шар, одежда началась расходиться по швам, а из каждой поры на его теле начал изливаться ручеек. И все-таки в легкие вода тоже попала. Он хрипел, не в состоянии вымолвить ни слова, а я все боялся, что он сейчас взорвется и окатит все здесь, включая меня весьма, неаппетитной массой. Но в этом плане обошлось. Выпученные глаза закатились, и он упал на пол, продолжая заливать его все истекающей и истекающей жидкостью, быстро уменьшаясь в объемах, словно иссыхая. Тело начало покрываться какой-то блестящей черной пленкой, которая начала стремительно засыхать, превращаясь в уродливые черные струпья.

В этот же миг удерживающая меня стена исчезла, и я все-таки упал на пол, разрывая связь со стихией. Помотав головой, я поднялся на ноги, подошел к Насте и поднял ее на руки, чтобы то, что вытекало из этого ублюдка не коснулось ее. Отнеся ее к столу, я аккуратно, словно мог причинить боль, положил на стол и закрыл глаза.

— Прости меня, — прошептал я, глядя на заостренные черты. — И спасибо тебе, если бы не ты, я бы сегодня не справился. — И это была правда. Если бы не вчерашняя тренировка соединения со стихией, сегодня я бы выглядел довольно бледно и мало что мог противопоставить опытному противнику. Потому что мои ощущения даже вчера и сегодня сильно отличались друг от друга. Сегодня я уже не смотрел на себя со стороны, я был стихией в самом полном смысле этого слова. — Не я помогал тебе, а мой дар, найдя ту единственную возможность, чтобы раскрыться в полной мере, используя твое беззащитное состояние, чтобы ты и твой дар смогли помочь мне. И мне никогда не отплатить тебе за твою помощь. — Я извинялся перед ней, потому что чувствовал себя виноватым в ее смерти, потому что сам подтолкнул этого маньяка к таким решительным действиям. — Я только надеюсь, что его смерть сможет принести тебе покой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пошатываясь и стараясь не смотреть на безобразное тело, лежащее на полу, я подошел к шкафу. В этот самый момент Эльза распахнула глаза и схватилась за горло, а у нее изо рта начали вырываться пузырьки воздуха. Она заметалась в своей тюрьме, потом увидела меня и несколько раз стукнула по стенке капсулы кулаками.

Я же в это время беспомощно осматривал кабинет, но кувалды или что-либо на нее похожего, нигде поблизости не находилось. А движения Эльзы становились все более замедленными, пока в конце концов она не уронила руки, перестав сопротивляться.

Времени на раздумья больше не было. И я, схватив стул, что есть силы шарахнул им по капсуле.

Я даже не успел закрыть глаза руками, как на меня хлынула эта желтоватая желеобразная жидкость, залив глаза, нос, уши, и попав, кажется, во все отверстия, какие только имелись в моем теле. Хорошо хоть крупные осколки стекла полетели в другую сторону, иначе меня бы еще и посекло ими вдобавок ко всему. На мелкие стеклянные брызги, которые впивались в свободные от одежды участки кожи не было времени заострять внимание, пока в оставленные ими раны не попало содержимое капсулы. Лицо и руки зажгло так внезапно и сильно, что я от неожиданности даже потерялся в пространстве, а в голове на долю секунды потемнело.

Эльза выпала безвольной куклой из капсулы, и я едва успел подхватить ее на руки, отгоняя черную пелену от своих глаз, боль прошла так же резко, как и возникла, и я смог опуститься вместе с ней на пол, одновременно призывая дар. Для того, чтобы убрать из ее легких эту дрянь, которую она вдохнула, не нужно было сливаться со стихией. Достаточно было простой манипуляции даром.

Эльза закашлялась, а я обнял ее еще крепче, прижимая обнаженное залитое этой дрянью тело к себе. Она съежилась, повернулась ко мне лицом, вцепилась в футболку и заревела. Это хорошо, что заревела, это очень хорошо. Хуже было бы, если бы вообще не было никаких эмоций. Я же гладил ее по голове, по спине, целовал в лоб, в виски, тихонько покачивая и приговаривая:

— Все будет хорошо, теперь точно все будет хорошо, — Эльза никак не могла успокоиться, а я не мешал ей выплескивать весь свой страх, все свое отчаянье наружу. Когда рыдания начали затихать, и она пару раз икнула, я попытался разжать ее руки, чтобы подняться, но она замотала головой и вцепилась еще крепче. — Эл, мне нужно встать. Я тебя больше не оставлю, не бойся, только не сейчас. Ну же, Эл, я не смогу вынести тебя из этого гадюшника, если ты не дашь мне подняться.

Звонок кома происходит как всегда очень вовремя. Я бросил взгляд на номер и тихонько застонал, потому что звонил Вихров. А он звонит только в тех случаях, когда совсем уже дело-дрянь, и он не может решить проблему самостоятельно и никак без звонка своему шефу не обойтись. Стянув с себя футболку, я кое-как напялил ее на Эльзу. Как только на ней появилась хоть какая-то одежда, она сразу же стала чувствовать себя гораздо уверенней. Но все еще прижималась ко мне, словно боялась, что я куда-то денусь, и она снова останется наедине с тем кошмаром, в котором она пребывала столько времени. Я же активировал вызов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Виталий Владимирович, — и тут Вихров увидел в каком я виде, и кто сидит рядом, вцепившись в меня. — Ох ты ж, епт…

— Вячеслав, говори быстрее, что хотел сказать, — поторопил я его.