Правила первокурсницы (СИ) - Сокол Аня

— Пошла прочь! — услышала я голос Криса и даже не сразу поняла, в каком из двух залов, прошлом или настоящем, он звучит. — Отцепись от нее! — Тяжесть тут же исчезла. — Иви!

Крис перевернул меня на спину и помог сесть. Он даже успел большим пальцем стереть кровь с моих губ. Каким мягким было это движение, каким мимолетным. Миг нежности среди хаоса. Миг, который грубо прервали. Лиа налетела на рыцаря со спины и впилась зубами в ухо, словно голодная кошка. Ее одержимость оставляла девушке все меньше и меньше человеческого. Оуэн вскочил, завертелся на месте, а потом все же оторвал горничную от себя, надеюсь не вместе с ухом. Оторвал и отбросил второй раз. Девушка налетела спиной на колонну. В руке Кристофера сверкнул сталью нож, а через миг лезвие вошло одержимой в живот.

Безволосая Лиа только рассмеялась. Видимо, было что-то смешное в полоске стали под ребрами. А может, и не в этом, а в том, что не успел ее смех стихнуть, как моему рыцарю накинули удавку на шею. Демонов всегда забавляет какая-нибудь пакость. Я увидела тонкий черный жгут на светлой коже, услышала хрип, который ударил по ушам сильнее крика.

Оуэн взмахнул руками, пытаясь дотянуться до напавшего со спины мужчины в черном плаще. Дотянуться до Арирха, а когда это не удалось, попытался схватиться за удавку, может просунуть пальцы под жгут и глотнуть хоть немного воздуха. Но улыбающаяся Леа с ножом в животе, схватила Кристофера за руки, а Арирх сильнее затянул удавку, и хрип оборвался. Кристофер пошатнулся, зацепился за что-то ногой и стал заваливаться назад на душившего его мужчину.

Мой рыцарь падал так медленно. И так неотвратимо. Я знала, что когда он упадет, все будет кончено. Они просто навалятся на него, набросятся сворой, как шакалы на раненую добычу и разорвут на части. Вместо того, чтобы умереть, я увижу, как умрет Кристофер.

Нет! Не хочу! И не буду! И пусть я не могу сражаться, не могу двигаться, ничего не могу, даже призвать огонь… Вернее могу, но это будет иметь определенные последствия. А почему я до сих пор думаю о последствиях? Понятия не имею, но именно сейчас в эту минуту перестану. Обещаю. Что мне терять? Ничего, кроме рук, которые скорей всего прилипнут к полу и станут такими же бесполезными, как и ноги. Ну и пусть! Знаете, когда нечего терять, когда отбрасывается все лишнее и ненужное становится очень легко принимать решения. Становится очень легко, не оглядываться.

Арирх сделал шаг назад, и коленом толкнул Криса, чтобы не упасть вместе с Оуэном. Крис дернулся, качнулся вперед… И зерна изменений привычно собрались в моей руке и отправились в полет.

— Ивидель, нет! — услышала я предостерегающий крик Мэрдока. Девы, кому-то еще было дело до того, что я творю.

Кисти рук мгновенно налились тяжестью, словно на каждое запястье повесили по ведру с водой. И этой тяжести невозможно было сопротивляться. Я тут же повалилась вперед, ладони коснулись солнечного мрамора. По светлым прожилкам камня побежали искорки. Срывающаяся с пальцев магия впиталась в мрамор, как вода в губку. И не просто впиталась, она будто стремилась туда, как река, которая всегда стремится к морю. Она уходила в камень вся, не получалось послать ни одной капли, ни одного зернышка к Арирху и Лиа, чтобы отвлечь их от Кристофера. Я хотела спалить черный плащ демона, хотела раскалить нож, что торчал из живота горничной, чтобы выжечь ее изнутри, сплавить мышцы, обуглить кости, пусть тогда попробует посмеяться…

Но ты предполагаешь, А девы отмахиваются от твоих замыслов.

Одно хорошо, светящийся мрамор отвлек демонов от Криса. Пусть на миг, но они замерли, заворожено глядя на огненные прожилки под ногами. Оуэн упал на колени, Арирх склонился к нему, снова затягивая жгут, и в этот момент мой рыцарь вдруг резко запрокинул голову назад и ударил затылком одержимого прямо по носу. Демон не выпустил удавку, но чуть ослабил ее, позволяя Крису вдох. Всего лишь один глоток воздуха. Все еще продолжающая сжимать его руки Лиа вдруг удивленно вскрикнула, когда Оуэн сам обхватил ее запястья, словно не хотел, чтобы это прикосновение заканчивалось. Он перестал дергаться, перестал обращать внимание на демона за спиной, он смотрел только на девушку. Смотрел так, как никогда. Смотрел так, словно сейчас эта девушка с обожженного головой была для него самым важным, тем от чего невозможно было отвести глаза.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Веселость горничной куда-то улетучилась. Она разжала пальцы, больше не желая прикасаться к нему, не желая удерживать его руки.

— Прочь! — повторил Крис, и я едва узнала его голос. Он был совсем другим, он пробирал до самых костей, как зимний ветер в ущелье, что способен свести с ума кого угодно. Я словно слышала его не ушами, а чем-то иным, чем-то сидящим глубоко внутри. И не только я. Его слышал демон. Слышал не просто слова, он слышал приказ, которого нельзя ослушаться, а только беспрекословно подчиниться.

И демон повиновался. Тварь разлома выглянула из глаз Лиа и не смогла спрятаться обратно, она выплеснулась чернотой на светящийся от магии мрамор, а потом… Она втянулась в камень, почти так же, как и зерна огня. Но не в светящиеся прожилки, а в черную ломаную линию, что тянулась через весь зал и заканчивалась у каменного трона с обломками каких-то странных фигур.

Арирх выпустил из рук удавку и отступил. На его лице был написан даже не страх, там были горечь и отвращение. А еще узнавание. Словно он знал, что так и будет, словно видел такое не раз.

— Стоп! — услышали мы знакомый голос. — Всем остановиться.

Я подняла голову и увидела как тот, что называл себя Йеном Виттерном, выпустил из рук колодезную цепь, что свисала из дыры в потолке, которой старательно и без всякой магии душил Аннабэль Криэ.

Странно, но ни один из демонов не схватился за зерна изменений. Ни один. А посему, они точно знали, где мы находись, знали, чем это чревато. Поведение мрамора было сюрпризом лишь для нас, учеников первого потока.

— Остановились! — повторил мужчина с половинчатым лицом.

Что было такого в его голосе, что заставляло нас повиноваться ему даже сейчас? Не знаю. Возможно, мы слишком привыкли исполнять приказы, привыкли настолько, что не видели для себя другого выбора. А может, мы были слишком напуганы тем, что происходило и сами были рады взять передышку.

Серая жрица, хрипло дыша, упала к ногам одержимого. Одна половина лица мужчины все еще была обезображена шрамами, которые мы не раз видели на уроках магистра Виттерна, а вторая была скрыта черной маской. Демон перехватил мой взгляд, поднял руку к лицу и одним движением смахнул черную маску на пол. Смахнул вместе с наложенной на нее чужой личиной. Его лицо больше не напоминало нашего учителя, но и на лицо затворника оно мало походило, может быть потому, что мы не знали, как тот выглядит. Мало кто, мог похвастаться тем, что видел правителя без маски, все портреты князь уничтожил после той аварии, как и зеркала.

Высокие скулы, тонкие черты лица, светлые ресницы, обрамляющие серые глаза, и даже сжатые в ниточку губы не портили тонкой красоты его лица.

— Кто бы знал, как мне надоело таскать эту тряпку, — проговорил Северин Рейт Эрито сто двадцать пятый князь Аэры. — Нам обоим надоело, — закончил демон, прозванный в народе затворником. — Что вы так смотрите, леди Астер? Поражены? Этот трюк стар как мир, но признаюсь, было забавно слушать, как вы живописали «магистру Виттерну», — он скупо улыбнулся, — то, что происходило в Академикуме, и несомненно ждали помощи. Ваше разочарованное личико мне нравилось гораздо больше сегодняшнего.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Крис закашлялся, потер шею, на которой осталась багровая полоса и хрипло проговорил:

— Черт, оказывается, я уже привык, что подобные царапины заживают почти мгновенно.

Лиа лежала прямо перед ним, из раны на ее животе на мрамор текла густая, почти черная кровь.

— Ничто не длится вечно, особенно магия. И особенно любовь, которая позволила этой девчонке нарушить ваши законы и запустить внутрь человека столько зерен изменений, что они не только не убили тебя, но и штопали несколько дней, — покачал головой князь и с презрением повторил: — Пресловутая любовь, такая непонятная и нестабильная. Поспорим, что она не сможет это повторить?