Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов - Николай Бахрошин

Ярлы Дюри Толстый, Энунд Большое Ухо и Тунни Молотобоец тоже удивились моему решению.

— Конунг, зачем плыть еще куда-то, когда дымы от чужих деревень уже виднеются над верхушками прибрежных сосен? — недоуменно спросил меня Дюри Толстый, круглый, как хлебная лепешка, тяжелый, как два человека одновременно, но плотно сбитый и стремительный движениями.

Конечно, в таком объемистом животе, как он носит, помещается огромный дух, там найдется много место для храбрости, посмеивались между собой дружинники. Впрочем, тихо, чтобы их не услышал обидчивый ярл.

— Я не понимаю, Рагнар, неужели мы так и уйдем от их берегов, не обнажив мечи? Неужели позволим им думать, что они стали сильные, а мы ослабели? — поддержал его длинный ярл Энунд Большое Ухо, способный расслышать писк комара на дальнем болоте. Прижав к земле свои красные лопоухие уши, Энунд мог издалека определить сколько народа проходит стороной и куда они направляются.

— Однорукий, это неправильно, — сказал вслед за ними Тунни Молотобоец. — Наши дружины, проходя мимо, всегда нападали на финнов, а потом — на куршей… Или сначала на куршей, а потом — на финнов, эстов, ливов и других тоже, кто окажется рядом, — добавил он, немного подумав. — Почему сейчас ты решил по-другому?

Невысокий, крепкий, как прибрежный утес, Тунни был молод, но уже известен во фиордах силой рук и тонкостью кузнечной работы. Я тоже когда-то учился благородному железному ремеслу, забаве могучего Тора, Защитника Богов. Когда был при двух руках, мог легко сковать нож или выправить зазубренный меч. Но так искусно вытягивать хитрые цепочки из золотой проволоки, украшать причудливым узором серебряные подвески или терпеливо выплетать тонкие кольца непробиваемых, многослойных кольчуг, как это делает Молотобоец, я не умел никогда. Будь его ум столь же изощренным, как руки, стать бы ему великим конунгом, не раз думал я.

Воины тоже, вслед за своими ярлами, недовольно загудели. Столпившись вокруг, они внимательно слушали наш разговор.

Я понимал, что они все хотят напасть на финнов, размять кости сечей, взять рабов и добычу. Дни за днями болтаться по воле волн, питаться солониной и вонючей водой, не видя пива и женщин, надоедает даже при самом благоприятном ветре. Но я сумел рассудительным словом обуздать жадность ярлов и нетерпение воинов.

— Кто ходит только правильными путями, тот никогда не находит для себя новых дорог, — напомнил я то, что любил повторять мой отец, ярл Рорик Гордый. Теперь, становясь все старше, я тоже часто вспоминал их. — Можно ли сосчитать, сколько ратных дружин, направляющихся на восток и на юг, проходит мимо берегов финнов? А кто вспомнит, сколько добра остается на берегу после храбрецов, проходящих мимо? Что искать там теперь, кроме рыбных костей и смрада от былых пожарищ? Зачем тратить силу, собирая чужие объедки, когда впереди изобильные восточные земли?

Ярлы и их опытные кормчие, ведающие не только ветра, очертания берегов, скрытые течения и тайны приливов, но и причудливые изгибы жизни, а также бывалые хольды поняли меня сразу.

Не унимались только самые яростные, вроде Агни Сильного, которым было безразлично, с кем и за что сражаться. Бряцали оружием и отпрашивались у меня добежать хотя бы до ближайшей деревни, взять пива и привести женщин. Чтобы убедить этих, я повел разговор по-иному. Для начала еще раз напомнил, что путь наш лежит на восток, именно там боги посулили удачу. А в землях финнов они ничего нам не обещали. Кто настолько безумен, что готов спорить с самими ассами, презирая обещанное богами и стремясь схватить, что попадется?! Кто готов, пусть выйдет сначала меч на меч против своего конунга! Потому что я, конунг Рагнар, пойду туда, куда послали нас боги, не останавливаясь в пути, и остальных поведу за собой, пока жив.

Я говорил, а сам по очереди смотрел на каждого из недовольных. Видел уже, не найдется таких, кто будет сражаться за пиво и финских баб.

Я, впрочем, заранее знал, что не найдется. Конечно, я не боюсь поединщиков, правая рука, хвала однорукому Тюру, стала еще сильнее, с тех пор как умерла левая. Я, Рагнар, Победитель Великана, убил семнадцать доблестных воинов в поединках на равном оружии. И это — кроме врагов, которых в набегах убивал, не считая. Мне не нужно лишний раз доказывать свою доблесть, она воспета скальдами и известна всякому. Но лишняя сеча среди своих в викинге ни к чему.

Если конунгу приходится обнажать меч против его же дружинников — значит, он плохой конгунг. Опытный вождь должен знать твердо: когда ратники начинают проявлять непокорство, нельзя говорить со всеми вместе, потому что вместе все люди считают себя очень сильными. А нужно говорить с толпой словно с каждым в отдельности, как будто каждому поодиночке грозить вызовом, глядя глаза в глаза. Разделить толпу, а не превращать ее в единое стадо, сильное в своем тесном галопе, — вот в чем хитрость. К тому же никогда не лишне напомнить, на чьей стороне пребывают боги. Это против конунга и ярлов можно роптать, но кто о трех головах решится перед дальним походом сердить ассов дурными словами? Все это хитрая наука конунгов…

Набравши пресной воды, мы снова устремились в море. И боги дали знак, что я прав. Скоро волей Ньерди Бога-морехода ветер тоже сменился. Теперь южный Судри поспешил нашим парусам на подмогу, словно соревнуясь в ловкости со своим западным побратимом. Воинам опять редко приходилось брать в руки тяжелые весла. Они ели, спали, развалившись на смоленых досках наших деревянных коней, и восхищались, что их конунг видит дальше, чем остальные. Боги тоже подтверждают это своим вниманием. А морской конунг, к которому благоволят боги, приведет свою дружину к богатству и славе через любую пучину, это так…

Легким оказался морской переход, совсем легким. К берегу мы пристали у устья лесной реки, памятной мне еще по прошлому походу. Дальше, вверх по течению, нужно было подниматься на веслах. В предчувствии скорой добычи ратники охотно расселись по румам, дружно заплескали сосновыми веслами. Впереди начиналась восточная земля Гардарика…

* * *

Много дней шли мы на веслах по речной тропе. Иногда удавалось поймать ветер и поставить парус, но здесь, в этих дремучих лесных чащобах, привольным ветрам негде было разгуляться. Скоро воинам опять приходилось складывать паруса, убирать мачты и садиться на румы. Несколько раз мы проходили мимо разных селений, и воины снова просили меня напасть. Но я опять уговорил их не тратить силу на малое, когда впереди большое.

Наконец мы достигли угодий князя Добружа, одного из самых богатых и знатных в этих краях. Сидя в своем укрепленном гарде Юриче на берегу широкой Идень-реки, он собирал богатую дань со всех окрестных племен. Этот лесной князь, похожий фигурой на тонкокостного мальчишку, а на лице носивший почетные шрамы от многих сеч, был хитрый, жадный и умный. Я до сих пор помнил, как цепко ощупывали меня его серо-зеленые, похожие цветом на морскую волну глаза, когда мы встречались с ним три зимы назад. Он — опасный противник. Но тем почетнее будет победа!