Французский палач - Крис Хамфрис

Солдаты Генриха двинулись за своим командиром. Джанук пристроился за ними. Троих горожан, попытавшихся поднять тревогу, быстро заставили замолчать. Джануку даже не пришлось обнажать свою саблю. Он намерен был сражаться только для того, чтобы защитить себя. Этой ночью его оружие будет искать лишь одну жертву.

* * *

Голос, столь выразительный, столь глубокий и звучный, лился над впавшей в экстаз толпой.

– Ибо написано в книге пророка Иезекииля: «Так прорекал я, как он приказал мне, и дыхание вернулось к ним, и они ожили и поднялись на ноги, и было их великое мно жество». – Царь Ян замолчал и с высоты своего помоста обвел взглядом своих последователей. – А я возвещаю вам: это время пришло. Смотрите, что Господь прислал своему избранному народу. Смотрите: вот знак его любви к нам. Смотрите: вот рука Анны Болейн!

Жан был занят тем, что пытался перетереть веревки, которыми его привязали к одной из колонн парадного зала – как Самсона, насмешливо сообщили ему. Он водил ими вверх и вниз по неровности, обнаруженной им на камне. Однако власть этих шести пальцев была велика: они притягивали к себе французского палача так же властно, как и в ту минуту, когда он увидел их впервые. И странно: глядя на них, он вдруг услышал, сквозь гвалт и шум, грудной смех, смех королевы. Как тогда, на лужайке перед Тауэром. Жан понимал, что это память играет с ним злую шутку, но на секунду он ответно улыбнулся. А потом с удвоенным усилием принялся за веревки.

– Узрите! – Ян поднял руку под крики «Осанна!» и «Аллилуйя!». – Смотрите: она не имеет изъянов, хотя тело умерло так давно. Ее тело умерло – и однако же воскреснет этой ночью.

Под всеобщие крики радостно затрубили трубы и забили барабаны. Старейшины стучали своими посохами о деревянный настил. Шум быстро приобрел ритмичный характер. Те, у кого не было инструментов, начали хлопать в такт или выкрикивать слова: «Она воскресла! Она пришла!» Царь начал танец. Он держал руку Анны перед собой за пальцы, словно она была его партнершей в гальярде. А когда темп барабанной дроби, топота и выкликов стал нарастать, когда лица заблестели от пота, Дивара, первая царица Мюнстера, восторженно вскрикнула и начала кружиться, раскинув руки, запрокинув голову, полузакрыв глаза и приоткрыв губы. Она блаженно повторяла единственное слово: «Приди!» Следом за ней начали кружиться и восклицать другие, а их царь вышел в центр круга, составленного семью танцующими женщинами, которые двигались по часовой стрелке. Вокруг них образовался еще один круг, из старейшин – те бежали против часовой стрелки. За ними охранники и прочие члены царского двора взялись за руки и завертелись встречь старейшинам. Они все вращались и вращались, все быстрее и быстрее, повторяя одно слово, один крик, один призыв:

– Приди! Приди! Приди!

Жан вспомнил, о чем ему рассказывал Мейкпис: прежде чем стать монархом, еще будучи лейденским портным, Ян Бокельзон с энтузиазмом участвовал в постановке мистерий. Говорили, что ему необычайно хорошо удавалась роль Иоанна Крестителя и он придумывал немало сценических эффектов.

Жан охотно этому поверил. То, как Ян держал руку, было великолепно: все движения были угаданы так верно, что даже Жан готов был увидеть, как за этими шестью пальцами вырастает женская фигура. А последователи царя Яна верили этому безусловно. Они принимали иллюзию за реальность, они ожидали немедленного телесного явления своей спасительницы, Анны Болейн, царицы Апокалипсиса.

– Приди! – единодушно взывали они из стремительно вращающихся хороводов.

Скорость все нарастала, воздух наполнился энергией, которая искрами рассыпалась вокруг голов. Это было похоже на то мгновение грозы, когда вот-вот должна ударить молния, и Жан не знал, что произойдет после ее удара. Появится ли Анна Болейн? Фуггер рассказывал, что она уже делала это раньше, в подземелье, в момент, который был похож на этот, – в минуту великой опасности и сильных желаний дурных людей.

«Я не боялась бы смерти, если бы не то великое зло, которое я могла бы совершить после моего ухода».

Вот что она сказала. А он не исполнил своей клятвы.

Жан сосредоточил усилия на веревках. Одна из них уже лопнула, и вторая начала истончаться. А к макушке примотана тонкая полоска стали, которая внушала ему надежду. Если он сможет вовремя до нее добраться.

Вскоре Жан обнаружил, что повторяет вместе со всеми:

– Приди! Приди! Приди!

* * *

Момент неожиданности оказался не таким сильным, как на то надеялись участники штурма. Один человек, с воплем промчавшийся по улицам, перебудил тех, кому удалось заснуть под канонаду – обстрел должен был отвлечь силы обороняющихся от главного направления атаки. Горожане, многие из которых спали рядом с главными воротами, хлынули на улицу, и хотя множество их полегло во время первой атаки наемников, меткая стрельба со стен заставила нападение захлебнуться, дав защитникам время занять свои позиции за укрытиями. С каждой минутой число мюнстерцев увеличивалось. Ворота необходимо было захватить, и захватить быстро.

Джанук, спрятавшийся с остальными в захваченной лавке, прекрасно это понимал. Он знал, что это понимает и фон Золинген. В этом заключалась проблема, вставшая перед Джануком. Он мог продолжать прятаться в здании, предоставив другим вести решающий бой. Но в этом лабиринте, где фанатики обороняют каждый переулок, добраться до Жана можно только за спиной огромного немца. Если бы Генрих был нормальным командиром, он приказал бы своим людям идти вперед, сам оставаясь в безопасности. А потом присвоил бы себе всю славу. Однако немец был ненормальным. Его взгляд полнился видениями крови и креста. Джанук навидался таких на полях сражения по всему миру. Генрих возглавит штурм сам, и Джануку придется следовать за ним. И защищать его жизнь – до поры.

Рядом стояли два больших дубовых фургона, из тех, что используются для перевозки товаров. Колеса на вид целые. Джанук направился к командиру, который был занят тем, что распределял людей на атакующие по очереди отряды. В бой никто особо не рвался, и это было очень заметно. Сжимая свой недавно купленный меч (он опасался, что Генрих может все-таки вспомнить саблю), Джанук подошел к немцу и потянул его за рукав:

– Капитан, те фургоны… Мы могли бы толкать их перед собой. Они бы нас немного прикрыли.

Фон Золинген, который собрался было гневно одернуть рядового, мгновенно оценил уместность столь дерзкого вмешательства.

– Тогда займись этим. Командуй одной из повозок.

Фургоны быстро выкатили на исходную позицию перед дверями лавки. Нескольких людей выставили вперед, чтобы они разбежались, вызвав огонь на себя, а самые сильные встали позади, готовясь толкать повозки.