Соломон. Царь тысячи песен - Виктор Зонис

Соломон развел руками.

— Ты воистину прозорлив, царь Финикии! Я с радостью и почтением принимаю твою дружбу. И буду говорить так открыто, как не могу пока говорить ни с кем в собственном доме. Да, не только красоты этой прекрасной земли привели меня в Финикию. Наши страны связывала личная дружба царей, славные военные победы и взаимовыгодная торговля. Об этом не раз говорил мне отец.

— Да, мы хорошо торговали. Особенно в последние годы, — согласился Хирам.

— Я еще молод годами, но хочу не просто сохранить то, что оставил после себя Давид, а стократ приумножить! — Соломон встал с кресла, подошел к краю террасы и провел рукой по искусно отделанным слоновой костью перилам. — Здесь, — Соломон развел руками, — все построено на века, все дышит изяществом и роскошью. Израиль большая страна, и сделать ее такой же много сложнее, но я это сделаю! — он круто повернулся, и Хирам увидел лихорадочный блеск в глазах юного царя. — Сделаю! — ударил Соломон кулаком по перилам. — Бог свидетель, я это сделаю!

Соломон вернулся в кресло и уже спокойно произнес:

— Если ты не против, мы увеличим, значительно увеличим нашу торговлю. Я сделаю сильной армию, построю города и укреплю границы… Но для этого мне нужно золото, много золота! — Соломон бросил быстрый взгляд на Хирама. — И это золото я буду просить у тебя.

Хирам улыбнулся.

— Мои возможности не безграничны, — он развел руками. — Но если ты скажешь, сколько тебе нужно, возможно, мы и сможем помочь.

— Не так много, чтобы ты отказал, но и не так мало, чтобы я мог без этого обойтись… — сто двадцать талантов[9] будет тебе по силам?

— А что ты сможешь дать в залог, под обеспечение этой суммы? — уклонился от прямого ответа Хирам.

— Двадцать больших поселений в Галилее с людьми и их имуществом, — не задумываясь, сказал Соломон. И быстро добавил:

— Это будет с лихвой, можешь мне поверить.

Хирам рассмеялся.

— А ты хорошо подготовился к разговору. Не зря до меня доходили слухи о мудрости Соломона! Ну что ж, я, пожалуй, дам тебе сто двадцать талантов! Но ты покажешь мне сначала эти поселения.

Соломон пожал плечами.

— Они все на нашей границе, покажу с радостью… Но это еще не все, — притворно вздохнул он. — Мне нужны материалы для постройки города и Храма, искусные рабочие… Много материалов и много рабочих. Я буду покупать у тебя гораздо больше, чем мой отец, и поэтому рассчитываю на хорошую скидку.

Хирам потер ладонями.

— Дам, все дам! Первую партию привезу лично — морем, в Яффу. Заодно и увижу твой залог под золото. Но из порта — доставка за твой счет, равно, как и содержание рабочих. И я сделаю для тебя, как для брата, хорошую скидку. За материалы и рабочих будешь расплачиваться, как и Давид, — пшеницей, маслом, вином. Ну а сколько — мы с тобой подсчитаем!

Соломон удовлетворенно кивнул.

— Получишь все, что просишь, и самого высокого качества… А сколько у тебя торговых кораблей? — неожиданно спросил Соломон.

Хирам удивленно посмотрел на него.

— Не могу сказать точно, но много! Да и купцы имеют свои корабли… А почему ты об этом спрашиваешь?

— Я тоже буду торговать с разными странами. Можем это делать вместе, если ты поможешь мне построить корабли на Чермном[10] море…

Хирам подошел к Соломону и обнял его.

— Если ты сумеешь исполнить хотя бы половину из того, что я здесь услышал, станешь великим царем, равным которому еще не было во все времена!

* * *

Когда Соломон вернулся в Иерусалим, он сразу же пригласил к себе Ванею, Азарию, Адонирама и Садока.

— Скоро к нам начнут прибывать корабли от царя Хирама, — без предисловий начал он. — Они доставят в Израиль строительные материалы: ливанский кедр, слоновую кость, железо… Прибудут также тысячи искусных мастеров — строителей, резчиков камня, плавильщиков метала. И мы должны подготовиться, чтобы принять людей и все остальное.

— Позволено мне будет спросить? — поклонился Ванея.

Соломон кивнул головой.

— Позволено! Я думаю, что вопросов будет много и не только у тебя одного.

— Что задумал строить мой господин?

Соломон посмотрел на застывших в напряжении царедворцев, и в сердце его закрались сомнения и страх.

Не много ли я беру на себя? — подумал он. — Они примут все, что я скажу Но принять и исполнить не одно и то же, а лучших нет и не будет… один я, всегда один…

— Храм, — буднично произнес Соломон, еще погруженный в свои мысли. — Храм, города, дороги… Легче спросить, чего я строить не буду.

Воцарилась тишина. Напряжение последних недель, восторг и подъем, испытанные Соломоном в Финикии, грандиозность планов, которые в прекрасном дворце Хирама казались такими ясными и достижимыми, здесь, в собственном доме, в самом сердце пыльного, серого и мрачного Иерусалима показались ему сейчас смешными и дерзкими. Тревожные мысли-изменники окрепли, расширились, переплелись в мощный клубок безразличия и тоски, отозвались, как эхом, трусливой занозой в ранимом и одиноком сердце.

— Храм, города, дороги… — еле слышно повторил Соломон. Повторил не им, а себе. Слова эти на миг повисли в воздухе, разлетелись, не встретив препятствия в напряженной тишине огромного зала, и вернулись в сердце царя уже другими, словно чужие — сильные, решительные, смелые!

— Ни я, ни вы и никто другой в пределах Израиля до дня сего даже не помышлял об этом. Отец мой, великий Давид, да будет память о нем вечна, собрал весь Израиль — от Дана до Вирсавии — под своей железной рукой. Много малых и больших народов платят нам дань, дают для войска людей и скот для моего дома. И все это сумел сделать отец мой, Давид! — голос Соломона окреп. — Но он не построил ничего в Израиле, почти ничего, потому что строил сам Израиль… Соломон сделал паузу и властно, голосом, к которому все уже привыкли, добавил:

— Так что строить буду я! Тебе, Адонирам, повелеваю увеличить подати по числу людей в коленах Израиля и среди других народов — строго и справедливо! Тебе, Ванея — отпустить многих воинов по домам, чтобы сеяли они пшеницу и растили скот для потребностей новых. Сколько всего людей в войске нашем?

— Если понадобится, легко собрать сможем тридцать раз по тысяче пеших, четыре сотни конных и колесничих и в отдаленных селениях, на границах около пяти тысяч, — отчеканил Ванея.

— Я спрашиваю, сколько воинов постоянно находится в войске?

— Ну, третья часть…

— Половину отправишь временно по домам, пусть скот пасут и лозу взращивают. Тогда и подати новые собирать легче будет.

— У нас могут возникнуть большие трудности с коленами Дана и Эфраимовым. Да и старейшины остальных областей могут не подчиниться, — озабоченно возразил Азария.

Соломон нахмурил брови.

— Зачем Давид собрал все племена в Доме едином? Чтобы охранять их от врагов, а они делали то, что хотят, поступая каждый по глупости своей? Не бывать этому от сего дня! Израиль и Иудея — одна страна, и в ней — один царь! Во всех двенадцати областях Израиля укрепить власть приставников — назибов[11], чтобы обеспечивали они не только царский дом всем необходимым, но и были начальниками над старейшинами и судьями. При назибах содержать военных людей числом не менее пятидесяти для поддержания порядка и спокойствия, а также обеспечения людьми общественных работ. И еще! — Соломон в упор посмотрел на Ванею. — С первого дня помазания я только и слышу от слуг своих, что в Иерусалиме и других городах много праздных людей и вредных разговоров. Это мешает мне установить мир и порядок. Или у тебя недостаточно сил и умения, чтобы не беспокоить этим царя и не отвлекать его от дел государства?

— Я только и ждал от тебя этих слов, мой господин! — ухмыльнулся Ванея. — Теперь в Иерусалиме не будет вредных разговоров, а у тебя будет достаточно людей для любых работ!

Соломон недовольно поджал губы.

— Мне нравится то, что ты сказал, но мне не нравится то, как ты сказал. Царь силен тогда, когда у него большое войско, но царь велик тогда, когда он справедлив, несмотря на большое войско. Все должно делаться по закону и в граде Давидовом, и в самом дальнем селении!

— Ты как всегда прав, мой господин! — вмешался Садок. — Справедливый суд — Божий суд! Но как сделать, чтобы от Иерусалима до самого малого горного селения суд был действительно праведен? Как сделать, чтобы левиты судили людей по справедливости, а не по разумению своему и не по выгоде своей; как сделать, чтобы судьи не боялись судить праведно, чтобы потом не стать самим судимыми толпой? И как сделать, чтобы правда все же восторжествовала, невзирая на неправедный суд?

Соломон уважительно посмотрел на Садока.

— Я сам много думал об этом еще тогда, когда был жив отец мой Давид. Думал и не нашел ответа. Разве всегда, когда Бог посылает нам испытания, болезни и несчастья, мы покорно принимаем участь свою и не ропщем? А ведь это самый справедливый суд — Божий Суд! Так что тогда говорить о суде человеческом? Но все же мы должны стремиться к тому, чтобы и суд человеческий был праведен и справедлив. Суд — самый мощный столп, на котором зиждется власть! И чем мощнее и надежней этот столп, тем сильнее и незыблемей власть царя над народом. Посему повелеваю от сего дня и впредь судей назначать из числа левитов, по предложению старейшин и одобрению народа. Только тот может справедливо судить свой народ, кто этим народом избран. Дабы избежать давления и угроз, суд вершить не у городских ворот, при скоплении всех людей, а в специальных местах, куда приводить только судимых, свидетелей… и представителей от народа тоже.