Архитектура города - Альдо Росси

Наряду с упомянутыми мною географическими исследованиями (в частности, работами Шабо и Трикара) вклад Поэта и Лаведана в урбанистику является одним из самых значительных среди представителей французской школы.

Вклад Просвещения в создание обоснованной теории фактов городской среды заслуживает особого рассмотрения. Во-первых, авторы трактатов XVIII века стремятся установить принципы архитектуры, которые могут быть определены на основании логики, фактически без чертежа; трактат строится как ряд суждений, выводимых одно из другого. Во-вторых, отдельный элемент всегда мыслится как часть системы, и этой системой является город; то есть именно город создает критерии необходимости и реальности для отдельных строений. В-третьих, мыслители отделяют форму, конечный облик постройки от ее аналитического момента; таким образом, форма обладает собственной устойчивостью (классический облик), которая не сводится к логическому моменту.

Второй вопрос можно обсуждать долго, но для этого требуются более обширные знания; конечно, затрагивая уже существующий город, он одновременно закладывает основы нового города, а между структурой факта городской среды и его окружением существует неразрывная связь. Уже Вольтер в анализе «великого века» указывал на слабую сторону архитектурных памятников того периода – их безразличие к городу, хотя задачей любого строения является установление непосредственной связи между собой и городом.[15] Эти соображения выходят на поверхность в планах и проектах Наполеона, которые представляют собой пример наибольшего равновесия в истории города.

Франческо Милициа, «Принципы гражданской архитектуры» («Principj di Architettura Civile». Bassano, 1804). Часть I. Таблица 1

Сейчас я попытаюсь рассмотреть, исходя из трех представленных вопросов, главные критерии, изложенные в теории Милициа, чей трактат об архитектуре основывается на теории фактов городской среды.[16] Классификация, предложенная Милициа (который одновременно рассуждает и о зданиях, и о городе), разделяет городские постройки на частные и общественные, причем в первую категорию попадают жилые здания, а во вторую – главные элементы, которые я буду называть первичными. Кроме того, Милициа представляет эти категории как классы, что позволяет ему различать отдельные элементы внутри каждого класса, описывая каждый элемент как здание-тип в рамках общей функции или, скорее, общей идеи города. Например, в первый класс входят дворцы и дома, во второй – здания, связанные с безопасностью, общественной пользой, изобилием и т. д. В категории зданий, связанных с общественной пользой, выделяются университеты, библиотеки и т. д.

Таким образом, предложенный анализ сначала определяет классы (частный и общественный), потом – местоположение элемента в городе, затем – форму и устройство здания. «Соображения наибольшего общественного удобства требуют, чтобы эти строения (связанные с общественной пользой) находились недалеко от центра города и располагались вокруг одной большой площади». То есть общей системой остается город, а уточнение характеристик элементов является объяснением принятой системы.

О каком городе идет речь? Об идее города, которая возникает вместе с архитектурой. «Даже без роскошных зданий города могут выглядеть красивыми и привлекательными. Но красивый город – это всегда хорошая архитектура».[17]

Это утверждение является основополагающим для всех трактатов по архитектуре в эпоху Просвещения; красивый город – это хорошая архитектура, и наоборот.

Просветители нигде особо не рассматривали этот принцип – настолько он казался естественным для их образа мыслей; нам известно, что их непонимание готического города коренилось именно в неспособности воспринять городской пейзаж, не замечая качества составляющих его отдельных элементов и не понимая системы. Они заблуждались, не признавая смысла и красоты готического города, но это не делает принятую ими систему ошибочной. Для нас красота готического города наиболее отчетливо проявляется там, где она принимает облик необычного факта городской среды, где индивидуальность строения ясно различима в его составляющих. Путем исследования этого города мы воспринимаем его красоту; она тоже является частью системы. И мы бы слукавили, если бы назвали готический город органичным или спонтанным.

Стоит назвать еще один признак современности описанного подхода. Как мы уже отмечали, установив понятие класса, Милициа выделяет каждое здание-тип в рамках общей идеи и характеризует его на основании функции. Эта функция рассматривается независимо от общих соображений по поводу формы; причем ее следует понимать не как собственно функцию, а скорее как цель здания. Так, в один и тот же класс включаются и строения с практическим использованием, и строения, эмпирически воспринимаемые как объекты, но созданные ради выполнения не столь явно наблюдаемых функций. Например, здания, построенные для обеспечения здравоохранения или безопасности, включаются в тот же класс, что и здания, построенные как демонстрация роскоши и величия.

Можно привести как минимум три довода в пользу этого подхода; первый и главный – это трактовка города как сложной структуры, которая включает в себя элементы, воспринимаемые как произведения искусства; второй довод касается состоятельности общей типологии фактов городской среды – иными словами, что я могу высказать техническое суждение в том числе и по поводу тех аспектов города, которые по своей природе требуют более комплексного подхода, сведя их к их типологической константе; и, наконец, что эта типологическая константа играет «свою особую роль» в модели.

Например, говоря об архитектурном памятнике, Милициа применяет к нему три критерия анализа: являются ли памятники «1) предназначенными для публики, 2) удачно расположенными, 3) выстроенными в соответствии с правилами целесообразности. <…> Что касается целесообразности конструкции памятников, здесь можно сказать в целом только то, что они должны быть осмысленными и выразительными, с простой структурой, ясными и краткими надписями, чтобы даже при самом беглом взгляде производить эффект, ради которого они были построены».[18] Иными словами, по поводу природы памятника мы можем высказаться лишь в форме тавтологии (памятник – это памятник), однако можно установить определенные сопутствующие условия, которые, пусть и не выражая природу памятника, подчеркивают его типологические и структурные характеристики. Эти характеристики в большой степени связаны с природой города, но одновременно отражают и законы архитектуры, то есть построения.

Это очень важная мысль, к которой мы еще вернемся.

Не будем настаивать, что классификации и принципы – это не более чем общий аспект архитектуры, а сама по себе архитектура в своем конкретном выражении относится только к отдельному произведению и отдельному художнику (в просвещенческом понимании). Сам Милициа высмеивает создателей архитектурно-социальных ордеров и объективных моделей организации архитектуры (которые стали появляться начиная с романтизма), когда пишет, что «выводить архитектурную структуру из пчелиных сот – все равно что охотиться на насекомых».[19]

И здесь абстрактный архитектурный канон и отсылка к природе – темы, вскоре ставшие ключевыми для всего последующего развития архитектурной мысли и уже рассмотренные мной в аспектах органицизма и функционализма, связанных с одной и той же романтической моделью – трактуются в едином аспекте.

По поводу конкретности Милициа пишет: «В столь великом разнообразии структура не может всегда регулироваться постоянными и неизменными принципами, и, следовательно, вопрос этот крайне сложен. Поэтому большинство знаменитых архитекторов, говоря о структуре, чаще демонстрировали чертежи и описания своих построек, чем правила для наставления».[20] Этот пассаж ясно показывает, что функция, о которой мы говорили выше, понимается здесь как отношение, а не как организационная схема; ее понимание как схемы решительно отвергается. Впрочем, одновременно идет поиск правил, которые могли бы отразить принципы архитектуры.

Сложность фактов городской среды

Сейчас я попытаюсь рассмотреть некоторые вопросы, возникшие при изложении теорий на предыдущих страницах, и определить те принципы, на которых я собираюсь построить свое исследование.

Первый вопрос возник при рассмотрении взглядов географов французской школы; я уже говорил, что, разработав хорошую описательную систему, они остановились перед анализом структуры города. В частности, я ссылался на работу Жоржа Шабо, для которого город – это целостность, которая выстраивает себя сама и в которой все элементы участвуют в формировании l’âme de la cité. Этот вывод кажется мне одним из самых важных в истории исследований города; он может помочь нам в понимании конкретной структуры факта городской среды.