Когда усталая подлодка... - Виталий Люлин

После трагедии на «К-19»  инженерно-конструкторская мысль родила систему аварийной проливки (расхолаживания) реактора. Сделать ее можно было только в условиях «альма-матери» атомохода. Во внеплановом порядке и срочно. И ввиду исключительной озабоченности безопасной эксплуатацией атомных самоваров подводничками. Вот и погнали нас туда. Воспринял переход без восторга.

Северодвинск — это город аборигенов и контрагентов. Первых — одна треть. Они собирают-сваривают корпуса подлодок. Вторые — запихивают в них требуху оборудования. Их две трети. Обретаются там в режиме возобновляемых командировок со всей необъятной страны. Но все — и те, и другие, монолитны и единодушны до ужаса. Круглосуточно решают две задачи: героического преодоления похмелья на фоне ударного выполнения и перевыполнения производственного плана, и полнокровного отдохновения после трудовой вахты. На волнах алкогольного изобилия. Речки алкоголя вскрываются с семнадцати часов и плещутся до двадцати четырех. Мантулят судостроители по две смены. Семь часов на судоверфи и семь — вне ее.

Только-только оторвался от ВПП (взлетно-посадочная полоса), улетая от прежних грехов.  Двухнедельная командировка в сонмище соблазнов запросто могла превратится для меня в каторгу. Она и превратилась. И не только для меня, но и для всех. Только привязались к достроечной стенке, как судостроители посдирали съемные листы, заглянули в чрево крейсера и сверстали план работ. Запахло не двумя неделями, а месяцами стоянки. Флотские финансисты подверстали план с экономической стороны. Завоняло снятием полуторной надбавки к окладу и лишения морского довольствия. Какая может быть полярная надбавка южнее Северного Полярного круга? Ягры — почти что Гагры. О морском довольствии  у достроечной стенки  и речи быть не может. Тут и ежу понятно.

Финансисты свою часть плана выполнили одномоментно. Одним росчерком пера. Судостроители ковырялись больше двух месяцев. Семейные подводнички из отпуска возвращаются  не только с покупками, но и с долгами.  Схроны мужицких заначек покрылись паутиной. Вот в таком «всеоружии» мы и оказались в  альма-матери атомного подводного флота. Как декабристы в ссылке, с кандалами долгов на руках и на ногах. К моему счастью.

Альма-матер

С приходом на судоверфь, наш замуля, коренной помор-архангелогородец, не преминул оседлать пропагандистского коня. Засандалил нам лекцию: «Северодвинск — зеркало индустриализации». Ничего не скажешь, знал, стервец, о чем говорил. Соловьем пел об этом самоедском крае. От возникновения Соловецкого монастыря, Архангельска, до строительства Молотовска.

— Триста лет Российская империя подбиралась к освоению этого края, а большевики освоили за двадцать. В 1918 году взяли власть в свои руки в Архангельске, а в 1938 году, уже был построен город Молотовск  с гигантской судоверфью. Когда у товарища Молотова начались антипартийные проявления, его вывели из руководства партии, а город переименовали в Северодвинск. Под гениальным руководством Никиты Сергеевича Хрущева  наш флот стал приобретать новое лицо. Усилиями вождя и умелыми руками северодвинских судостроителей  в кратчайшие  сроки мы  наступили на пятки оголтелому американскому империализму. На его атомный «Наутилус» мы ответили «Ленинским комсомолом». Вот так вот!… —  с этого начал замуля и еще два часа молотил о трудовом энтузиазме покорителей-строителей этого края. Заслушаешься! Закончил весьма пафосно и символично:

— В столь важной командировке не тратьте время попусту. Не шляйтесь по злачным местам, а пропитывайтесь духом созидания. На флот — с чистой совестью!

Мы его послушали, но начали от противного. Недельку-другую, на излете финансовых ресурсов, оценили злачные места и лишь потом, приступили к созиданию.

Эдельман

Как немыслим Киев без Подола, так немыслим Северодвинск (Молотовск) без Эдельмана. Эдельман — зеркало еврейской нации. Сгусток мудрости и стоицизма своего народа. С огромным запасом плавучести. Прямо с горшка, он пошагал в жизнь с нюхом ищейки. Учуял запах революции и … бац!, он уже революционер. Повеяло НЭПом, а Эдельман уже нэпман. Столь успешным, что чуть-чуть расслабился и нюх потерял. Оказался в спецкомандировке на Соловках. В Соловецком лагере особого назначения (СЛОН). На нарах. Восстановил там свой нюх и смекнул, по своей природной мудрости:

— В этой буче, боевой кипучей, мысль должна облекаться в дело и как можно меньше… слов. Довел свою мысль до чекистов, трубадуров и защитников революции в СЛОНе:

— Защитника, как и соловья, баснями нельзя кормить. По части вкусной и здоровой пищи  я большой мастак.

Столь на этом преуспел, что из списка классовых врагов, подлежащих уничтожению, перекочевал в список поддающихся воспитанию. Мало того, с нар слез и из кутузки вышел в ранге вольнохожденца по острову Большой Соловецкий  для поиска ингредиентов вкусной и здоровой пищи.  Соловецкие чекисты при его стараниях нажрали холки до уровня руководящих. Были определены на индустриализацию глухого побережья.

На площадке будущего Молотовска вбили два колышка. Один — на месте будущей судоверфи, другой — столовой руководящего состава НКВД. Разбили аккуратные таборчики, обнесенные изящными заборчиками из проволочки Бруно. Для созидателей судоверфи и города. Двухэтажный сруб из многовековых корабельных сосенок вырос на месте второго колышка почти мгновенно, как гриб после дождя. В нем воцарился Эдельман, переаттестованный из вечного зэка в вечного поселенца. Город и верфь росли,  как на дрожжах. Столовка чекистов обрела статус ресторана, а завстоловой возведен в ранг директора.

Все менялось в городе с поразительной быстротой. Менялись созидатели города и кораблей. Защитники государства и идей марксизма-ленинизма. Но их имена улетучивались из памяти аборигенов города мгновенно. С их уходом. Лишь слава ресторана только крепла и уверенно подгребала к тридцатилетнему рубежу.

Ресторан блистал изысканностью лучших домов Лондона. Был драгоценной брошью альма-матер атомного подводного флота. Бриллиантом в этой броши сиял Эдельман. Директор. Метрдотель. Де-юре. Но Хозяин  — де факто. Великолепный и блистательный во всех отношениях! Всегда! От открытия и до закрытия ресторана он сновал по нему, как мажордом  на царском балу. Неизвестно, как ему это удалось, но в тайном клане проституток на посещение его ресторана существовало табу. В одиночку и парами, без сопровождения мужчин, но в охоте за ними, там появлялись только изысканно-утонченные б…и. Офицеры подлодок, объявившись на судоверфи, считали делом чести и протокольной необходимостью  первый визит в городе наносить Эдельману. Эти визиты были приятны во всех отношениях и грели тщеславие обеих сторон.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});