Дети огня - Михаил Скороходов

Перед рассветом в пещеру проник запах гари, и Рума, которая не могла заснуть в эту ночь, тихо поднялась и стала пробираться к выходу. Кам проснулся и следом за нею выбрался наружу. Огненный вал двигался наискось с юго-запада на северо-восток. Они пошли вдоль берега и остановились напротив устья притока, который под прямым углом впадал в Реку.

Рума вдруг вошла в воду и медленно двинулась прочь от берега. Чал догнал её, подхватил на руки.

— Куда ты?

— Там, там… — показывала она на тот берег. Когда успокоилась, сказала: — Приток остановит огонь. Лесные ланны спасутся.

Река словно вымерла — ни одного всплеска. Над правобережьем бились тучи пепла и дыма, закрывая половину неба.

К вечеру пожар стал стихать. Вокруг стоял полумрак, насыщенный дымом и гарью, было трудно дышать.

Большерогий олень, выходя на берег, увяз в трясине. Чал и Рума подошли к нему. Пытаясь высвободиться, олень погружался всё глубже, вскоре он затих, бессильно вытянув шею.

— Принесём хворосту, — предложила Рума. — Смотри! — она держала на ладони влажный, помятый колос, который выдернула изо рта оленя. — Здесь растёт?

— Да, где-то тут.

— Ты видел?

Что-то похожее вроде попадалось ему на глаза, но где? И когда?..

С их помощью олень выбрался из трясины, сделал несколько неуверенных шагов, остановился, разглядывая скошенным глазом своих спасителей. Потом, чтобы освободиться от налипшей грязи, встряхнулся и зашагал прочь от Реки.

Рума бережно положила колос в сумку, висевшую на поясе.

— Не вспомнил?

— Нет. — Чал рассмеялся. — Вкусный?

— Да, да… Увидишь — сразу скажи. Это самое вкусное, вкуснее всего.

— А мясо? А печень? А лосось? Что вкуснее?

— Лепёшка. Лепёшка вкуснее. Запомни.

— Дай, попробую.

— Это ещё не лепёшка. Её надо сделать. Много работы. Но когда-нибудь ты попробуешь — понравится.

— А мясо не надо делать…

В полумраке с Реки доносились всплески, фырканье — животные переправлялись через спасительную преграду.

Ночью разразилась буря. Стены пещеры глухо гудели, в верхнее отверстие со свистом врывался ветер. Яростный раскат грома поднял всех на ноги — казалось, гора рушится. Отблески молний выхватили из темноты напряжённые, испуганные лица. Кам вскинул руку вверх, весело крикнул:

— Дождь погасит огонь! — Помолчал, прислушиваясь к завыванию бури, добавил: — Нам пора уходить. К морю. Вы ждёте меня, пойду.

— Пойдём завтра, — обрадовался Чал.

— Можно зимовать здесь, — возразила Рума. — Еды хватит. Много шкур. Дрова близко. Море далеко.

Кам испуганно замахал рукой:

— Нет, нет! Зимовать нельзя. Замёрзнет воздух, все умрём. Надо уходить.

Рума не стала спорить.

— Хорошо, завтра. Всё готово.

Но к утру буря переросла в неистовый ураган, который бушевал несколько дней. Когда стихло, Чал пошёл прогуляться по берегу Реки. Солнце ещё не взошло. Дойдя до того места, где недавно увяз олень, он наткнулся на мёртвого медведя. Перепрыгнув через него, угодил ногой во что-то мягкое, пушистое. В тот же миг он услышал рычание и, разглядев свернувшуюся клубком гиену, отскочил, но было поздно, она цапнула его за икру. Чал прикончил её ударом копья и заковылял к пещере, ругая себя за неосмотрительность. Так можно и умереть, сам видел, как бывает.

Рума сразу промыла рану, наложила на неё сочные стебли какого-то колючего растения и, перевязав лоскутами кожи, направилась к выходу.

— Скоро приду, — сказала она.

Вернулась Рума с комками чёрной, жирной, блестящей грязи. Сняла повязку, залепила рану грязью, снова перевязала. Чал ни о чём не спрашивал — она знает, что делает. Но Мару и Кама очень заинтересовало это лекарство. Рума рассказала, что видела, как раненые олени и туры, обходя Озеро со стороны Болота, останавливаются и подолгу лежат в грязи. И ещё много раз она наблюдала: когда дети с исцарапанными ногами проходили по болоту, их ранки заживали удивительно быстро.

Грязь помогла и Чалу: рана не воспалилась, быстро затягивалась. Однако оставлять обжитое место нечего было и думать — время упущено: земля покрылась толстым слоем снега. Рума и Мара все эти дни носили в пещеру дрова, шили спальные мешки, готовились к зимовке.

Глава четвёртая

Зимовье

Начало зимы было ненастным, и обитатели пещеры редко выходили наружу. Но Чалу не терпелось испытать лыжи, похожие на маленькие волокуши, обтянутые мехом, — он ушёл с Уром на разведку. Верный пёс, несмотря на старость, ещё хорошо служил своим хозяевам. Время потратили не зря: у подножия холма под корневищем старой ели обнаружили берлогу. Вернее, обнаружил Ур: рычал, принюхивался, не спуская глаз с небольшого отверстия в снегу, из которого шёл пар.

Чал вернулся за копьём.

— Не надо трогать медведя, — сказала Рума. — Пусть спит. Мы убивали медведей в берлогах, это опасно.

— У нас кончится жир, — возразил Чал. — Я убью медведя. Как вы охотились?

— Надо поглядеть. Нас было много. Мы будили медведя острыми шестами. Он вылезал, охотники стреляли, бросали копья. У одного была рогатина.

К берлоге отправились все. Осмотрев подходы к ней, раскидали и утоптали снег, подготовили четыре площадки. На следующее утро заспешили на охоту.

Кам с копьём в руке встал прямо против пещеры. Рядом в снег было воткнуто второе копьё. Справа устроился Чал с луком и стрелами. Рума и Мара подошли к берлоге с двух сторон и просунули в отверстие длинные шесты. В глубине берлоги послышалось рычание, с корней дерева посыпался снег. Ур залаял. Медведь ворочался, рычал, едва не вырвал шест из рук Мары, но не показывался. Конец шеста обломился или зверь перегрыз его.

— Я пущу стрелу, — сказал Чал.

— Ты его видишь? — спросила Рума.

— Нет.

Он до отказа натянул тетиву, стрела влетела в отверстие. Раздался рёв, взметнулись комья снега, и медведь высунулся из берлоги. В его грудь со страшной силой вонзилось копьё. Чёрно-бурая туша медленно соскользнула к ногам Кама.

С радостными возгласами охотники обступили зверя. Стрелу Чала обнаружили не сразу, она угодила медведю в живот и обломилась.

Тушу разделали прямо на снегу, по частям перенесли в пещеру. Рума растопила жир в самом большом котле и сварила в нём без воды кусочки мяса с головы, мозг, печень, язык, глаза, сердце, лёгкие. Сначала ели молча, потом начали вспоминать подробности удачной охоты. Чал попросил Кама рассказать, как была отвоёвана эта пещера у серых медведей.

Схватив толстый сук, Кам вскочил на ноги и начал рассказывать.

— Услышали: ур-р-р-р! Увидели тень…

Он заметался по пещере, дополняя рассказ жестами, мимикой, рычанием, воплями, скрежетом зубов и хрипом. Поочерёдно изображал пятерых охотников, сук в его руке превращался то в палицу, то в копьё. Перед слушателями оживала картина смертельной схватки. Медведи появились один за другим. С первым справились быстро. На него обрушились с двух сторон удары палиц, в бока вонзились одновременно три копья. Но ещё не смолкли торжествующие крики охотников, как на них налетела медведица. Отшвырнув ударом лапы одного, она подмяла под себя второго. Третий оказался сзади медведицы и ударом палицы перебил ей заднюю лапу. Четвёртый нанёс удар по хребту зверя, но толку от этого было мало. Третий прыгнул вперёд, поднял палицу, ждал удобного момента, боясь задеть охотника, которого терзала медведица. Решающий удар нанёс пятый: выдернул копьё из туши самца и вонзил его под лопатку зверя. Выпустив жертву из своих лап, медведица с рёвом поползла вниз по склону к середине пещеры. Они прикончили её ударами палиц…

У рассказчика и слушателей глаза сверкали, как раскалённые угли. Это была славная битва! Чал уже несколько раз слышал эту историю, но она снова взволновала его.

Тяжело дыша, весь красный, Кам устало опустился на шкуру. Снова принялись за еду…

Много дней подряд шёл мокрый снег, и на охоту не ходили. Медвежатина кончилась. Чал и Кам с трудом выбрались из пещеры и стали пробираться сквозь снежные вихри к яме, где хранилась рыба. Ветер валил с ног. Тропа, ведущая к яме, была с обеих сторон огорожена палками, но разглядеть их в белой мгле оказалось невозможно, охотники продвигались на ощупь. Открыв лаз, Чал проник в яму, вырубил топором изо льда рыбину, подал её Каму. Волоча по снегу ношу, вернулись в пещеру, закрыли за собой вход. Отрубив осетру голову, Чал запустил её в глиняный котёл, установленный на двух камнях. Пока варилась уха, ели строганину. Ещё один котёл заполнили плавниками, кусками кожи, потрохами.

Утолив голод, каждый занялся своим делом: Мара разделяла сухожилия на нити, Рума затачивала костяные иглы, Чал и Кам расщепляли куски кремня на пластинки, делали ножи и наконечники.

Кам всегда ложился спать последним. Когда другие уже спали, он ещё сидел у костра, кормил огонь кусочками жира и разговаривал с ним. Потом аккуратно сгребал угли, заботясь о том, чтобы огонь сохранился до утра, готовил заранее смолистые палочки, сухие дрова. Огонь, лучший друг людей, может рассердиться, если с ним обращаться плохо.