Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов - Георгий Иванов

В-третьих — Я очень рада, что в НЖ пойдет «отрывок из романа "Год жизни"», а не «отрывок из повести» (никогда повестей не писала) «Кира, Ася, или Остров голубых Антилоп».[107] «Год жизни» — название, которое мне чрезвычайно дорого, и я, скрепя сердце, решила им пожертвовать, чтобы потрафить Вам. Но появление этой самой Маскарадной Киры да еще из повести «не доставило бы мне никакого удовольствия». Теперь другое дело. И я хочу Вас просить, так как я сама не смогла этого сделать, разбить текст красными строчками. Он переписан слишком сбито, слепо, что придает ему скучный и безжизненный вид. Слишком по-прустовски, сплошной полосой. Придайте ему, пожалуйста» динамизма разбивкой диалогов. Ведь Вы отлично справитесь этим, у Вас настоящее чувство ритма, вкуса и веса фразы. И графически Вы тоже прекрасно располагаете текст. Думаю, что просить корректуру не полагается. Если не полагается, то я и не прошу. С пунктуацией не стесняйтесь. Только, пожалуйста, не ставьте точки с запятой. «Не ндравится» мне эта запятайная тонка, и к многоточиям и восклицательным знакам я отношусь с «разумной экономией». Вот и все сведения, которые могу сообщить о себе и Жорже. После случая с Евреиновым[108] — бррр... не хочется (с многоточием). Если же Вы вздумаете сромантизировать что-нибудь на наш общий с Жоржем счет, мы будем только польщены. Выдуманные биографии часто интереснее настоящих — впрочем, Вас это не «кусается», чему доказательством служит «Конь Рыжий» и рецензия Георгия Иванова. Дальше, по пунктам: Вы просите помочь Жоржу поправиться. С радостью исполнила бы всякую Вашу просьбу, а эту в особенности. Только как? И так уже я делаю все, что могу и даже немного больше, а толка никакого. Ему нужен санитарный режим, полный покой и перемена атмосферы — по мнению докторов. Одним словом, как в чеховской «Женитьбе» — Дайте мне атмосферы![109] А как раз эти самые чеховцы ни атмосферы, ни покоя (не только полного, где уже там) не дают. А подвергают нас и, главное, конечно, Жоржа пытке ожидания обещанного мне контракта. Год жизни нашей ушел на эту пытку. Конечно, никто не виноват.

Но нам от этого не легче.

И поэтому опять обращаюсь к Вам с просьбой. Узнайте, пожалуйста, что и как и «доколе терпеть»? Можете сказать Т. Г. Терентьевой,[110] что Жорж очень болен, но не говорите, что я Вам жаловалась. Ведь мне полагается радоваться и благодарить за такую скорую и верную помощь. В последнем письме от 20-го июля она «надеется» еще раз, а пока сулит 50 дол<ларов> за стихи «Антологии», которые мы тоже еще не получили. А мне даже лекарств купить Жоржу не на что. И дальше — какая уже тут Америка? Хотя для Жоржа это было бы без преувеличения продлением жизни, ведь ему необходимо — по мнению врачей — радикально переменить обстановку. Ом очень оживился и даже слегка «встрепенулся, как пробудившийся орел» [111] (чему доказательство стихи «Дневника»), от Ваших писем и надежды уехать в Америку. Но это продолжалось недолго. Выяснилось,что необходим залог, а его за нас никто не внесет. Сколько, казалось бы, у Жоржа читателей и почитателей, и нет никого, кто бы захотел ему помочь. Даже странно, мне иногда просто не верится. Как-то так вышло, что Вы наши единственные Американские Друзья (с большой буквы). Так представьте же себе, до чего мы Вас обоих ценим и с какой нежностью относимся к Вам, а через Вас и к «душке миссис Хапгуд».[112] Поблагодарите ее от нас очень и очень.

Теперь снова о себе. Посылаю Вам стихи. Бели можно, напечатайте их все вместе, они друг друга дополняют и поддерживают. Но не настаиваю (я уже хвасталась Вам моим легким характером, единственным моим несомненным достоинством), попрошу все же не печатать в рассыпную «на затычку» по мельгуновской манере.[113] И еще попрошу прислать мне весь гонорар (авансом, конечно) без вычета из «этого» аванса «того» аванса. Конечно, если это не встретит препятствий. Для наглядности — это письмо ждет отправки уже десять дней. Ну, вот и довольно жалких слов. Продолжаю — у меня еще имеются стихи, и я Вам их с удовольствием пришлю. Ведь Н. Журнал единственное место, где можно печататься с удовольствием! Дальше — буду ждать Вашу рецензию о «Контрапункте». Читали Вы, как Иваск выразился обо мне в «Опытах». «Умри, Денис»,[114] да и только: «Не подражает Гумилеву, а продолжает его».[115] Мы с Жоржем от души посмеялись.

Синий костюм перешила и, представьте себе, довольно удачно. Слишком горько было оставить без употребления.

Возвращаюсь вспять: нельзя <ли> послать мне гонорар новым способом. Ваши молниеносные чеки не без неудобств. Оригинал приходит восхитительно быстро, но подтверждение его запаздывает на 3-4 дня, а без него банк не платит. И к тому же на каждом долларе теряется 50 франков! Не могли ли бы Вы прислать чек, выписанный на какой-нибудь Ваш местный, т. е. чек на текущий счет непосредственно в Нью-Йорке, как Вы выписываете для Америки, а не туристический. Эти чеки здесь оплачиваются как доллары, по свободному курсу. Кстати, так посылает свои скудные подачки Литературный Фонд.[116]

Но если это по каким-либо соображением неудобно, будьте милым и пришлите мне хоть половину гонорара на риск, просто в плотном конверте. Мы не раз получали так доллары, между прочими и от М. М Карповича. Но если и это неудобно, посылайте по-прежнему и на Жоржа. «Жвиняюсь» за все беспокойства. И «жвиняюсь», что мои стихи так грязно переписаны, стило мое отказывается чисто писать по дряхлости. Посылаю Вам стихи Дряхлова.[117] Буду рада, если Вы их напечатаете, — они стоят того. Передайте, пожалуйста, наши самые сердечные приветы Ольге Андреевне и «примите таковые же сами» от нас с Жоржем.

Ирина Одоевцева

13. Ирина Одоевцева - Ольге Гуль. 29 октября 1953. Монморанси.

29 октября 1953

Многоуважаемая и дорогая Ольга Андреевна,

Я еще не собралась Вас поблагодарить за первую посылку и вот уже снова подарок. Меня не меньше вещей радует Ваше милое отношение к нам.

Все, что Вы нам прислали, чрезвычайно пригодилось и почти каждодневно служит.

Не знаю, как Вас и благодарить.

Я очень жалею, что нам не пришлось познакомиться в Париже. Мы, как Вы должно быть знаете, собирались в Америку, но увы... Вряд ли нам с Вами придется когда-нибудь встретиться.

Вы мне сделали бы большое удовольствие, прислав какую-нибудь Вашу фотографию. Я Вас помню не совсем ясно, но Вы теперь заняли в моей жизни такое место, что эту неясность необходимо ликвидировать. Р<омана> Б<орисовича> я помню отлично, и его, и его улыбку.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});