Старик в углу - Эмма Орци

усталости, но шагал всё дальше и дальше, возможно, подозревая, что за ним следят.

Сердце сыщика стучало, как бешеное, ноги невыносимо болели, а сам он был полумёртв от холода, но в конце концов он начал понимать, что бродяга постепенно возвращается к Кенсингтону. Было уже около одиннадцати часов ночи; пару раз этот человек прошёл вверх и вниз по Хай-стрит, от школы Святого Павла до магазинов «Дерри и Том» и обратно, бросил несколько взглядов искоса в различные переулки и – наконец-то – свернул на Филлимор-Террас. Бродяга по-прежнему не торопился и даже остановился посреди дороги, пытаясь зажечь трубку, что заняло у него немало времени, поскольку дул сильный восточный ветер. Затем он неторопливо поплёлся по улице и повернул к «Конюшням Адама и Евы», а мистер Фрэнсис Ховард не отставал от него ни на шаг.

Действуя по указанию детектива, неподалёку от него в полной готовности находились несколько человек в штатском. Двое стояли в тени ступеней Конгрегационалистской церкви на углу конюшен, другие расположились так, что могли услышать тихий оклик.

Поэтому, едва дичь зашла в cul-de-sac в задней части Филлимор-Террас, как по знаку мистера Фрэнсиса Ховарда все выходы заблокировали, и бродягу поймали в мышеловку, как крысу.

Лишь только бродяга продвинулся примерно на тридцать ярдов (вся длина этой части конюшни составляет около ста ярдов) и затерялся в тени, мистер Фрэнсис Ховард приказал пятерым своим людям осторожно продвигаться вперёд к конюшням, а другой пятёрке полагалось образовать заградительную линию по всей передней части Филлимор-Террас между конюшнями и Хай-стрит.

Как вы помните, стены заднего сада отбрасывали длинную и густую тень, но, если бы человек попытался перелезть через них, его силуэт оказался бы чётко очерчен. Мистер Ховард был совершенно уверен, что вор пришёл забрать добычу, которую, несомненно, спрятал на заднем дворе одного из домов. Его поймают in flagrante delicto[27], и под угрозой сурового приговора, вероятно, заставят назвать сообщника. Мистер Фрэнсис Ховард был на редкость доволен собой.

Минуты летели; в темноте и безлюдных конюшнях царила абсолютная тишина, несмотря на присутствие многих мужчин.

– Конечно, события той ночи так и не попали в газеты, – добавил Старик в углу с обычной мягкой улыбкой. – Если бы план увенчался успехом, о случившемся узнали бы все, а в газетах появилась бы длинная хвалебная статья о проницательности нашей полиции. Но всё вышло наоборот – да, бродяга бесследно исчез в конюшнях. Ни Фрэнсис Ховард, ни другие констебли не смогли объяснить этот факт. То ли земля, то ли тени поглотили подозреваемого. Никто не видел, как он взбирался на садовую стену, никто не слышал, как он открывал дверь; он скрылся в тени садовых стен, и больше его не было ни видно, ни слышно.

– Один из слуг в домах Филлимор-Террас, должно быть, принадлежал к банде, – быстро вставила Полли.

– Ах, да! Но кто? – поинтересовался Старик в углу, завязывая красивый узел на верёвке. – Могу заверить вас, что полиция перевернула всё вверх дном, чтобы разыскать бродягу, пребывавшего под стражей в течение двух дней, но и поныне не смогла найти ни его следов, ни самих алмазов.

ГЛАВА VI.

ВСЁ, ЧТО ОН ЗНАЛ

– Бродяга пропал, – продолжил Старик в углу, – и мистер Фрэнсис Ховард попытался найти его. Обойдя дом спереди и увидев свет в доме № 26, он нанёс визит мистеру Шипману. Ювелир ужинал с друзьями и как раз угощал их виски с содовой перед тем, как пожелать спокойной ночи. Слуги только что закончили мыть посуду и ждали возможности улечься спать; ни они, ни мистер Шипман, ни его гости – никто ничего не видел и ничего не слышал о ком бы то ни было подозрительном.

Тогда мистер Фрэнсис Ховард направился к мистеру Фердинанду Кнопфу. Сей джентльмен принимал горячую ванну перед сном. Об этом объявил детективу Робертсон. Однако мистер Кнопф настоял на том, чтобы поговорить с мистером Ховардом через дверь ванной. Мистер Кнопф поблагодарил мистера Ховарда за все хлопоты, которые тот взял на себя, и выразил уверенность, что они с мистером Шипманом скоро вернут себе алмазы благодаря настойчивости сыщика.

– Хи! Хи! Хи! – засмеялся Старик в углу. – Бедный мистер Ховард! Он проявил настойчивость, но не продвинулся дальше ни на шаг; да и никто другой, если на то пошло. Даже если я расскажу всё, что знаю, полиции, скорее всего, не удастся привлечь воров к суду. А теперь я изложу вам свои рассуждения, пункт за пунктом, – нетерпеливо добавил он. – Итак, кто знал о наличии алмазов в доме мистера Шипмана и мистера Кнопфа? Во-первых, – поднял Старик уродливый когтистый палец, – мистер Шипман, затем мистер Кнопф и, предположительно, Робертсон.

– А бродяга? – спросила Полли.

– Оставьте бродягу в покое – он исчез, и займитесь пунктом номер два. Мистер Шипман находился под воздействием снотворного. Это вполне очевидно; ни один человек при обычных обстоятельствах не сможет забрать лежащие у кровати ключи, а затем вернуть их обратно, не разбудив хозяина. Мистер Ховард предположил, что вор запасся эфиром или хлороформом; но как вор мог проникнуть в комнату мистера Шипмана, не пробудив того от естественного сна? Разве не проще предположить, что вор принял меры предосторожности, чтобы дать ювелиру снотворное перед тем, как тот ляжет спать?

– Но…

– Подождите минутку, рассмотрим пункт номер три. Хотя имелись все доказательства того, что мистер Шипман владел товарами стоимостью в 25000 фунтов стерлингов с тех пор, как мистер Кнопф получил от него чек на эту сумму, не существовало никаких доказательств того, что в доме мистера Кнопфа был хотя бы один камень ценой в соверен[28].

– И опять же, – продолжало чучело, всё больше и больше возбуждаясь, – не приходило ли в голову вам или кому-нибудь ещё, что ни разу, пока бродяга находился под стражей, пока продолжались все эти расследования и поиски, никто и никогда не видел мистера Кнопфа и его слугу Робертсона одновременно?

– Ах! – продолжил он, и тут разум Полли словно озарило яркой вспышкой, – они не забыли ни одной детали. Итак, разберём всё по порядку. Два хитрых негодяя – их бы следовало называть гениями – хорошо обеспеченных бесчестно заработанными средствами, замыслили грандиозный coup[29]. Они изображают респектабельность, скажем, в течение шести месяцев. Один – хозяин, другой – слуга; они