СТАЛИН и репрессии 1920-х – 1930-х гг. - Арсен Мартиросян

Работник «Донугля» С Б. Братановский конкретизировал эти задачи, на первый взгляд кажущиеся бессмысленным саботажем:

«1) сохранение в неприкосновенном виде наиболее ценных недр и машин для эксплуатации в дальнейшем прежними владельцами или концессиями; 2) доведение рудничного хозяйства до такого состояния, при котором Советское правительство было бы вынуждено сдать рудники в концессию иностранцам или вообще капитулировать перед иностранным капиталом; 3) в случае войны помогать врагам СССР расстройством тыла, прекращая добычу или разрушая или затопляя рудники Донбасса; 4) пропаганда против Советской власти». Еще более конкретен инженер А.И. Казаринов: «В задачи организации входило, как основная цель ее, — возвращение каменноугольных рудников и горных предприятий прежним их владельцам на тех или иных основаниях, будь то концессия или другое… В осуществление этой задачи прилагались усилия к тому, чтобы на рудниках накапливалось большое количество механического оборудования, но так, чтобы оно до определенного момента не могло использоваться; в первую очередь восстанавливались и переоборудовались такие шахты, восстановление которых стоило дорого, вместо того, чтобы на новом месте проходить более дешевые шахты; в то же время разработка новых выгодных участков тормозилась искусственно путем задержки разведок и закладки новых шахт на малоценных участках. В результате всех этих мероприятий должны были выявиться невыгодность и нерентабельность эксплуатации для «Донугля» и, как естественный выход отсюда, денационализация и сдача шахт в аренду, в концессию».

Небольшое дополнение. Не следует полагать, что это вынужденные признания подследственных, что ГПУ-ОГПУ силой давило на них. Вот содержание перехваченного советской разведкой частного письма одного из руководителей очень сильной контрреволюционной организации «Трудовой крестьянской партии России», впоследствии расстрелянного экономиста-аграрника, профессора А.В. Чаянова. Еще в 1923 году, находясь за рубежом в командировке, он писал одной из руководительниц масонским подпольем России — знаменитой Елене Дмитриевне Кусковой — следующее: «Если мы еще мечтаем спасти Россию, то должны вмешаться. А ведь как вмешаться и чем вмешаться, эту задачу разрешить трудно. В маленьком масштабе еще, пожалуй, можно разрешить. Под сим я подразумеваю публицистическую работу. Надо твердо и определенно разделять Россию и СССР. Надо измерять живые процессы в народном хозяйстве, содействие этим процессам интеллигенции, работающей с Советской властью… Нужна объективность, при которой препятствие Советской власти росту народного хозяйства выявится ярче, что мы и будем делать, доколе будем иметь возможность… Но все это маленький масштаб. Он не удовлетворяет и не приближает конца. Но как делать в большом масштабе, сказать не умею. Вот что еще предо мною неясно мелькает. Поистине, я буду писать про интервенцию, но не военную, а экономическую. Мне представляется неизбежным в будущем проникновение в Россию иностранного капитала. Сами мы не выползем. Эта интервенция усилилась, так как при денежном хозяйстве в России давление Запада будет всегда более реальным. Вот если будет на Западе котироваться червонец, то любой солидный банк может пригрозить и напугать. Это куда страшнее Врангеля и всяких военных походов! Так нельзя ли нам также использовать эти экономические возможности, открывающиеся перед Западом? Нельзя ли к экономическим концессиям Запада присоединить наши политические концессии?… К концессиям Западу для их получений выгодно получить политические гарантии, которые могут заключаться в том, что один за другим в состав Советской власти могут входить не советские люди, но работающие с Советами. Как все это практически осуществить? Надо договориться самим, то есть всем тем, кто понимает, что делать в России, кто способен принять новую Россию. Надо частное воздействие на западноевропейских политических деятелей, необходим с ними сговор…».[9] По прочтении этого письма у вас не возникло никаких ассоциаций с современностью? Вот то-то и оно…

«По данным следствия, организацию финансировали Объединение бывших углепромышленников Юга России, французское объединение бывших владельцев предприятий в России, аналогичное польское объединение и ряд германских фирм(АЕГ, «Эйкгоф», «Кестер», «Симменс-Шуккерт» идр.), а также иностранные разведки. Тесное взаимодействие иностранных фирм с разведками своих государств в то время было обыкновенным делом (это «дело» во все времена обыкновенное, более того, это незыблемая традиция. — А. М.). Некоторые крупные германские концерны даже создавали у себя так называемые русские отделы, которые, помимо промышленной, вовсю занимались и разведывательной деятельностью. В частности, «русский отдел» фирмы АЕГ [(Всеобщая компания электричества) — это вообще особая черта германских концернов, еще с дореволюционных времен, о чем русская контрразведка хорошо знала, чему свидетельство ее обширный и глубоко аналитический доклад на эту тему, сохранившийся в архивах. — А. М.]. Представители этих организаций нередко были не только инженерами, не только организаторами промышленного шпионажа, но и связными между иностранными разведками и их русскими агентами. Камня в них за это не бросим — люди выполняли свой патриотический долг. В отличие от их русских контрагентов.

Во втором блоке обвинений, в частности, говорится, что в 1926 году «шахтинцы» создали группу в Москве. В нее вошли председатель научно-технического совета каменноугольной промышленности (бывший акционер и директор Ирининского каменноугольного общества) Л.Г. Рабинович и другие работники наркомата, плановых органов и т. д. Это уже был выход на всесоюзный масштаб».

Небольшое дополнение. Обращает на себя внимание одно обстоятельство. Дело в том, что весной 1926 года в Германию «на лечение» выезжал возглавлявший тогда Главконцеском и Научно-технический Совет при ВСНХ Л.Д. Троцкий. Во время своего пребывания за границей «бес мировой революции» встречался с наиболее одиозными, яро антисоветски настроенными представителями мирового бизнеса и политики, в частности с Генри Детердингом, который фактически возглавлял возникший тогда англо-германский блок против СССР. Именно Троцкий дал подробные разъяснения представителям западного бизнеса и иностранных разведок, как необходимо вести дела с Советским Союзом, чтобы довести дело до взрыва. Именно он разъяснил им наиболее уязвимые места советской экономики и объяснил, как нужно прицельно бить по ним, чтобы вызвать внутренний взрыв на фоне вооруженного нападения на СССР. Но одновременно он привез и соответствующие инструкции от своих хозяев за рубежом по координации подрывной деятельности оппозиции в связи с нарастанием угрозы вооруженного нападения на СССР и в условиях войны. И вовсе неудивительно, что «шахтинцы» именно в 1926 году создали группу в Москве. Тем более неудивительно, что через своих людей Троцкий посодействовал тому, чтобы Дзержинский именно в 1926 году отправился к праотцам.

«… К тому времени положение в стране изменилось. Расчеты на денационализацию, концессии, аренду проваливались. Оставался один шанс — государственный переворот и, может быть, военная интервенция. Тем более что положение СССР на международной арене (к концу 1920-х гг.) резко ухудшилось. Одновременно начались и трудности с хлебом. Как бы повели себя вы на месте «торгпромовцев» — когда вот-вот начнется интервенция против ненавистного режима? А деньги у них были, и очень большие…

Согласно материалам дела, в 1926–1927 годах группа перешла к подрывной деятельности. Участились случаи взрывов и затоплений шахт, порчи дорогостоящего оборудования или закупки негодных машин, занижения зарплаты рабочим, нарушений КЗоТа и правил техники безопасности и пр. — чтобы подорвать каменноугольную промышленность и вызвать недовольство Советской властью. Притом что наверняка, воспользовавшись случаем, с больной совнаркомовской головы на кстати подвернувшихся козлов отпущения перевалили как можно больше последствий экономических трудностей, разгильдяйства, бесхозяйственности, сами обвинения ни в коей мере не кажутся невозможными».

Небольшое дополнение. Не отрицая ни экономических трудностей, ни разгильдяйства, ни бесхозяйственности — увы, по этой части Россия уже не один век держит печальное «первое место» во всем мире — хотелось бы отметить следующее. Насчет «больной совнаркомовской головы» — это, конечно, очень лихо. Потому как винить за это надо почившего в полном безумии «гениального вождя» В.И. Ленина. Именно его политика НЭПа довела страну до кризиса. А то, что она всенепременно доведет страну до небывалого кризиса — между прочим страну на 99 % аграрную, — на Западе сообразили еще тогда, когда НЭП только вводился. В перехваченном советской разведкой частном письме от 28 мая 1923 г. бывший посол Временного правительства в США Б.А. Бахметьев со ссылкой на руководителя АРА (Американская администрация помощи голодающим) Г. Гувера (в скором будущем президент США) писал своему конфиденту — одной из руководительниц масонского подполья в России Е.Д. Кусковой: «Он недавно весьма убедительно рассказал мне, как, по его мнению, образование излишков у крестьян приведет их к столкновению с действующей системой большевистского управления. Агенты АРА правильно осведомили Гувера о давлении этих излишков на местные цены и о естественно выросшем у крестьян сознании необходимости вывезти этот хлеб, чтобы продать по наивысшей цене. По мере расширения этого явления, т. е. образования хлебных излишков, у земледельца естественно будет вырастать желание реализовать эти излишки по максимальной цене, а максимальные цены — это значит условия свободной мировой торговли. Я думаю, что Гувер прав и что противодействующая этого естественного и непреодолимого инстинкта — получить за свой хлеб максимум его стоимости, явится одним из самых сильных и непобедимых врагов большевистской власти». В последующих письмах 1923–1926 гг. Бахметьев на основании других бесед с американскими политиками и бизнесменами и собственного анализа конкретизировал прогноз событий в СССР. Он, в частности, открыто указывал на фатальную неотвратимость столкновений «производственных инстинктов» крестьян-собственников с «лишенной гибкости», слабой национализированной промышленностью и торговлей. Отмечал неизбежность «новых производственных забастовок, вызванных обстановкой на "обменном конце", повторение обстоятельств, приведших к первой капитуляции 21 года» (то есть когда произошел Кронштадтский мятеж, по итогам которого и имея в виду обстановку в стране в целом Ленин и начал вводить НЭП. — А. М.). Единственный выход, который под влиянием своих американских друзей видел Бахметьев, состоял в денационализации промышленности и торговли в сопровождении коренных перемен политического характера. Абсолютно аналогичные цели и ориентацию имели многократно упомянутые выше бывшие владельцы предприятий и внутренняя антисталинская оппозиция, работавшая в основном на Троцкого. А к тому моменту, когда официально было сообщено о «Шахтинском деле», Бахметьев, по-прежнему опираясь на мнение своих американских и иных забугорных друзей, описывал царившие в правящих кругах Запада настроения следующим образом: «Как здесь судят, возможности, в свое время открытые законодательством нэпа, фактически использованы… Россия подошла к стене. Она задыхается в теснинах командных высот, и кризис, серьезный внутренний кризис неотвратим». Надежды на то, что поднимавшаяся в очередной раз мощная волна мелкотоварной стихии смоет командные высоты пролетариата не только в экономике, но и в политике, достигли тогда в капиталистическом мире своей кульминации. Вот почему в 1927 году оппозиция и разворачивалась, по свидетельству А. Барбюса, методично, агрессивно и по единому боевому плану.