Экстра: Новый Кабалион - Илья Новак

— Кто-кто? А почему у него разводной ключ? С ними сантехники ходят.

Эта мысль как-то не пришла Андрею в голову, теперь же он удивился еще больше: и вправду, при чем тут ключ?

Они с Ксюхой вытаращились на широкоплечего высокого мужика, который непонятно за каким чертом торчал на четвереньках перед системным блоком, приложив к нему ухо.

— Жужжит! — ночной гость вскочил, озираясь с непонятным выражением. — Там жужжит! Это что значит?

— Значит, работает — пояснил Андрей.

— А? — электрик поднял ключ и словно в недоумении постучал им себя по темечку. Раздался такой звук, будто чем-то железным стукнули по чему-то деревянному. — До сих пор работает?

Он размахнулся и саданул ключом по корпусу.

* * *

Если бы Андрей успел задуматься, действовал бы иначе, а так, испугавшись за двухсотдолларовую видеокарту, дорогой процессор и винчестер на сто двадцать гигабайт, он прыгнул к нагнувшемуся над системным блоком электрику, ухватил его за плечо и сильно дернул. При этом рукав задрался, из-под манжета стал виден плеер.

Gors... Gorbs... Girbs...

Гость подскочил, отбросил Андрея к дивану и развернулся, упустив ключ на пол.

— Выключи! — прохрипел гость, хватаясь за ворот комбинезона и раздирая его на груди. — Выключи это!!!

Материя разорвалась бесшумно и как-то очень уж легко, распалась от горла до пупа. Ксюха завизжала. Андрей выпучил глаза на грудь, поросшую волосами еще более густо, чем лицо — словно шерсть животного, черная и кучерявая. Мужик схватил ключ, замахиваясь, шагнул к дивану, и Андрей рефлекторно поднял руку, пытаясь защититься. Ладонь чуть ли не уперлась в лоб электрика, браслет плеера оказался прямо перед его глазами.

Garbus... Girbus... Grobus...

Электрик заорал, схватил Андрея за шиворот и швырнул через всю комнату так, что хозяин свалился лицом вниз. При этом он ударился затылком о стену, после чего в голове помутилось — визг Ксюши теперь доносился словно из глубины гулкого колодца.

Он приподнялся, упираясь ладонями в пол. Пальцы нащупали что-то выпуклое и твердое. Нет, это не крик доносится из колодца, это Андрей очутился в колодце, темном и глубоком, а все остальное — далеко-далеко. От удара головой зрачки съехались к переносице, перспектива искривилась; озаренная лишь светом монитора комната приобрела гротескные уродливые очертания. Будто в подзорную трубу, Андрей видел далеко впереди — и в тоже время прямо перед собой — выпуклую, искаженную фигуру электрика, диван и Ксюху на нем. Все это находилось в круге тусклого света, окруженного темнотой. Он прижал ладонь ко лбу, одновременно поднимая предмет, который нащупал на полу. Лицо электрика придвинулось, увеличилось, потеряло пропорции, будто Андрей смотрел сквозь лупу: нос стал огромным, на жирной коже проступили поры-кратеры, а волоски в ноздрях обернулись черными кустами; лоб, скулы и подбородок вытянулись назад и уменьшилось. Нос еще приблизился, ноздри превратились в темные колодцы, ведущие в преисподнюю. Откуда-то издалека доносились вопли Ксюхи, но совсем приглушенные. Андрей взмахнул рукой, пытаясь отодвинуть от себя страшного электрика. Раздался глухой стук, и его сильно толкнули в грудь.

* * *

Когда поезд пересек реку и втянулся в туннель, свет мигнул и погас. Но лампы на стенах рассеяли почти полную тьму, воцарившуюся в вагоне.

Поезд был последним на этой ветке. За двадцать минут до часа ночи тишина воцарилась на всем протяжении городского метрополитена, смолкло гулкое эхо, целый день звучащее под сводами станций, и дежурные начали отключать эскалаторы.

Опанас Манкевич, молодой человек двадцати трех лет от роду, сирота, холост, метр шестьдесят девять, шестьдесят семь килограмм, шатен, системщик южного филиала финансовой группы «Руссовирт», ехал в последнем вагоне.

С моста, на котором находилась станция «Речная», поезд сразу же нырнул в туннель — и тогда свет погас. Сквозь свое отражение в черном стекле пассажир глядел на близкие, смазанные скоростью стены.

Вибрация пришла спереди. Несколько секунд она накатывала волнами, затем режущая глаза вспышка накрыла поезд. Грохот ударил в две стороны, выстрелил потоком воздуха из того отверстия в крутом склоне, куда втягивались рельсы, а с другой стороны разошелся по сетке туннелей.

Вагоны качнулись, пол накренился, но Опанас успел вцепиться в поручень. Секунду вагоны, скрежеща и содрогаясь, мчались, как автомобиль каскадера, лишь на тех колесах, что располагались с одной стороны, а затем качнулись обратно. Разбрызгав снопы искр, колеса, до этого находившиеся в воздухе, вновь соприкоснулись с рельсами, и тут передний вагон взорвался.

А может и не взорвался. Но что-то такое с ним произошло, от чего покореженная масса металла и пластика закупорила туннель. В нее один за другим стали влипать остальные вагоны. Первый попытался встать на дыбы, что было совершенно невозможно, потому что он весил тридцать две тонны, да и в туннеле для этого не было места. С хрустом выворачивая из креплений токоприемник, вагон уперся передней частью в потолок. Инерция следующих вдавила его в тюбинги.

Авария повредила несколько толстых силовых кабелей, на всем многокилометровом протяжении ветки разом погас свет. Каждая колесная пара, проезжая по стыку соединенных медным проводом рельс, замыкала контакт и заставляла бежать огонек по общей схеме метрополитена в центральной диспетчерской. Теперь один из огоньков — уже редких в этот час суток — сначала остановился, а затем и вовсе погас.

Тот вагон, в котором ехал Опанас, начал переворачиваться набок, но туннель был слишком узок. Единственный пассажир здорово стукнулся головой. Зазвенело разбитое стекло, и перед глазами Опанаса на некоторое время стало темно.

Он пришел в себя уже снаружи — кое-как встал, привалился к стене. Рядом висел переломленный силовой кабель с расплющенной изоляцией, и Опанас, сам не понимая, что делает, ухватился за него.

Заработавшие было лампы аварийного освещения вспыхнули и погасли. В темноте раздался треск и короткий вопль. Из кабеля выстрелил фонтан искр, озарив вагон, который стоял наискось, упираясь углом в тюбинги и задрав половину колес в воздух — в этом, казалось, присутствовало какое-то необъяснимое механическое бесстыдство.

Опанас упал на банкетку: высокая и узкая бетонная ступень тянулась вдоль всей длинны туннеля, прямо под трубами водопровода, с которых капала вода. Рядом в стене темнело забранное металлической решеткой прямоугольное отверстие, ведущее к выработке, вспомогательному помещению между двумя туннелями, где стояли насосы дренажной системы.

Придерживаясь за трубы водопровода, он встал, огляделся и пошел по банкетке в обратном направлении. Перешагнул через лужу черного масла, в чьей затянутой пленкой поверхности тускло отражался потолок и стена. По пленке прошла мелкая рябь, словно пол дрогнул — хотя никакой дрожи Опанас не ощутил. Что-то едва заметно изменилось вокруг, ровный поток дующего в туннеле ветра принес запах дождя, мокрой листвы, стоячей воды... запах другого континента. Над Опанасом развернулась вуаль, сквозь которую, как сквозь окно, в туннель проник новый звук. Он тут же смолк, исчез вместе с изменившимся светом и мимолетными запахами...

Ядовитая африканская ночь дрожала в такт рокота тамтамов.

Вуаль, сотканная из миазмов дождевого леса, из хохота гиены, тигриного рычания, шелеста наползающих на побережье Гвинейского залива волн, из звука барабанов, звона ритуальной погремушки и бормотания шамана, мгновение висела в воздухе, а затем свернулась и пропитанным дождевой влагой комком поднялась куда-то под потолок. Там она стала почти незаметной, но полностью не исчезла. Невидимая субстанция казалась одушевленной: Опанас смутно ощущал, как что-то живое наблюдает за ним. И оно было еще не готово к тому, для чего появилось здесь, оно пока лишь пыталось оформиться.

Опанас шел дальше, чуть повернув голову и скосив глаза. Вуаль, опустившись ниже, летела над его плечом.

Некоторое время он двигался молча — конец туннеля приближался. Потом, вздрогнув, остановился, внимательно поглядел на вуаль и увидел картину...

Тихо нес свои воды Нигер, магическое древо сейба возвышалось среди более низкорослых деревьев, мелкие брызги от водопадов висели теплой пеленой, и посреди этой пелены в сердце дождевого леса притаилась деревня йорубу. Там шаман, ставший теперь братом, танцевал вокруг «дороги духов» , потрясая погремушкой асо — он заканчивал ритуал-призыв. Кто-то нарисовал эту картину темной акварелью на залитом дождем стекле, но за стеклом был тот же лес и та же деревня, контуры, выведенные краской, совпадали со смазанными контурами того, что открывалось позади стекла, такое наложение создавало эффект необычный и пугающий, и звуковым фоном ко всему этому являлся равномерный рокот тамтамов — sound impact, coupe l`aire, воздушный удар, один из этапов ритуала...