Риона - Андрей Максимушкин

— Работа была, есть и будет есть, — меланхолично отозвался Владимир Рюрикович, — а жизнь проходит. Вчера внуку годик исполнился.

— Да ты еще молодой! — воскликнул Бравлин и, заложив руки за спину, быстрым шагом направился к бортику бассейна. Кошка, мирно гревшаяся на солнце, подняла голову при приближении человека, но, решив, что князь не представляет для нее интереса, вернулась к созерцанию водной глади.

— Может и молодой, да нельзя все время о работе думать, — буркнул Владимир, догоняя князя, — жизнь то проходит. Я уже как год, дедом стал.

— Я уже 16 лет как дед, — обернулся к собеседнику Бравлин, — и ничего, привык. Еще лет 10, и прадедом буду.

— Поздравляю, — саркастически усмехнулся Владимир. Затем присел на край бассейна и почесал кошку за ухом. Животное перевернулось на спину и довольно замурлыкало.

— А может ты и прав, — задумчиво протянул Бравлин, рассеяно глядя на снующие в бассейне стайки рыбок, — на самом деле, иногда надо расслабляться. Как эта котяра.

— Знаешь, после завтра в Большом театре премьера. Будет «День зубра».

— Это по книге Стремникова? — поинтересовался князь, присаживаясь рядом.

— Да, говорят, интересная постановка. Надо сходить.

— Пошли, я беру Млаву, ты Раду, и идем. Вроде у меня там ложа до конца света зарезервирована, так что, приглашаю.

— Прекрасно! Сначала в театр, потом заказываем столик в «Буревестнике» и сидим до полуночи. Я слышал, там новый шеф-повар, специально выписали из Франции.

— Интересно, и чего ты не слышал, — Бравлин хитро подмигнул Владимиру, — а Франция, это где?

— На Земле, в Европейском Союзе.

— Великие Боги! Какая глушь! — Бравлин патетически развел руками, — интересно, а готовить он умеет?

— Говорят, умеет. Но я лично не пробовал.

— Значит, после завтра попробуем. Иногда надо и отдыхать от работы.

5

Славомир бежал по коридору. Стены извивались, изгибались, перекручивались, тянулись километрами проводов. Черный, красный, белый, опять черный. Цвета перемигивались, загорались и гасли, превращались в какофонию звуков, прилипали к языку феерией вкусов, взрывались фонтаном огня. Мир вокруг полыхал фиолетовыми вспышками корабельных импульсаторов и гремел бравурным маршем судовых двигателей. Стоп! Откуда звук? Хорошо отлаженные двигатели работают почти без звука. Но это неважно, потолок опять изогнулся, превращаясь в пол, и расцвел всеми оттенками черного цвета, затем посинел и превратился в острый вкус японского соуса. Славомир мчался вперед, надо успеть, успеть, успеть… Надо во что бы то ни стало добежать. В запасе всего 26 секунд. Но что-то изменилось, мелькнуло крылатой тенью, коридор сжался, запеленывая Славомира в тесный кокон спасательной капсулы. И все кончилось.

В каюту вливался мягкий свет из полуоткрытой двери. Врач стоял у кровати и озабоченно смотрел на своего пациента.

— Проклятье. Фу, к чертовой матери, великий космос, опять то же самое. Доктор, не знаю, помогите, как ни будь, сделайте, что ни будь, опять тот же сон!

— Подожди, Славомир, успокойся. Это только сон. Все успокоился? Рассказывай.

— Хорошо, — первой мыслью было, послать врача по дальше, но, немного успокоившись, Славомир, решил, что от этого лучше не будет и начал рассказывать, — почти каждую ночь одно и тоже. Практически один и тот же сон: каждую ночь я бегу по бесконечным коридорам они извиваются как змеи, светятся огнем. Я бегу между этих мигающих стен, я должен успеть. Куда не знаю, но это важно. Я спешу изо всех сил, понимаете, Вячеслав Добрынич, но не успеваю и просыпаюсь.

— А что ты делаешь в самом конце сна?

— Как что, просыпаюсь! Нет, постой, я попадаю в капсулу, обычную спасательную капсулу. И еще, только что вспомнил: 26 секунд, я должен что-то сделать, куда-то попасть за 26 секунд. Доктор, Вы не знаете, что это? Почему именно 26 секунд? Я уже устал от этого! Может, попробуете ментоскоп?

— Говоришь, что тебе отпущено всего 26 секунд. — Вячеслав Добрынич озадаченно потер переносицу, не обратив ни какого внимания на паническую идею применить ментоскоп. Как врач, Вячеслав Добрынич знал, что в этом случае ментоскопирование бесполезно. Надо, подтолкнуть пациента, чтобы он сам все вспомнил, и сам восстановил свою психику. Роль врача здесь сводится только к наблюдению и ненавязчивой помощи., — Ладно, попробуем. Капитан первого ранга Прилуков, что Вы можете рассказать о вашем последнем бое?

— Я мало что помню. Мы вошли в систему, сбросили скорость. До орбиты четвертой планеты оставалось 10 астроединиц. На транспортах готовились к разворачиванию научной программы, тестировали оборудование. И тут появилась догонская эскадра: 8 крейсеров, 14 эсминцев. Они прятались в тени второй планеты, и наши локаторы их не засекли. Вячеслав, они шли боевой косой плоскостью! Проклятье, 8 крейсеров против моего рейдера и пары фрегатов! А дальше… дальше не помню, как ножом отрезало. Очнулся на «Скором» в мед. отсеке. Вот и все. Потом выяснил, что мой «Микула Селянович» погиб, но конвой отбился и ушел от погони.

— Успокойся, ляг. Славомир, попробуй вспомнить, что ты делал после сигнала тревоги, — мягкий голос врача действовал успокаивающе.

— Так, боевую тревогу пробили сразу после появления противника. Я был на вахте, поднял катера, «Надежного» оставил с транспортами, сопровождать на отходе. Сам пошел вперед, «Скорый» и катера были со мной, прикрывали с флангов. Наведение катеров обеспечивал старпом, это обычная практика на тяжелых крейсерах. А вот бой не помню, хоть убей. — «Как тебе рассказать, врачишка, про пронзительный вой сирены громкого боя, холодящий кровь, вжимающий в коконы боевых постов, заставляющий жить только длинными тягучими секундами сражения. Откуда тебе знать рев тяжелых «Полканов» и «Драконов» стартующих с ангарной палубы тяжелого крейсера. А перекрестья прицелов на пространственном экране кокона? А незабываемое ощущение возникающее, когда двигатели переходят на форсаж, и крейсер мчится сквозь надпространство, буквально обгоняя время? Ты только читал в своих справочниках, о всепоглощающем чувстве всемогущества, возникающем при киберконтакте с корабельным мозгом. Это непередаваемое ощущение единства с могучим организмом крейсера и с каждым членом экипажа.

— Это то, что ты помнишь. А сейчас я расскажу, как все было, — Вячеслав Добрыневич бесцеремонно прервал размышления Славомира Прилукова., — Вы оставили транспорты с «Надежным», выпустили катера и пошли в атаку. Но было еще одно, — врач поднял вверх палец, акцентируя внимание на своих словах., — Вы, Славомир Владимирович, катапультировали весь экипаж «Микулы» и замкнули на себя корабельный мозг в режиме «один на один», это не возможно выдержать, но вы выдержали целых 26 секунд. Целых 26 секунд прямого контакта со сверхмощным электронным мозгом. Потом вы катапультировались, капсулу подобрал фрегат «Скорый», вместе с вами был бортовой журнал.

— Значит, вот как оно было… — Славомир сморщился, вспоминая события двухнедельной давности. И вспомнил! Память хлынула потоком, бурной горной рекой сметая все на своем пути, расчищая свое русло, затапливая чистой хрустальной водой провалы небытия и беспамятства. Он вспомнил все.

Страшные мгновения, когда на экранах появились корабли, выскочившие из-за третьей планеты, один, второй, третий… восемь крейсеров и четырнадцать эсминцев. Догоны. Люди не растерялись, четкие команды, точные действия экипажей, вой сирены громкого боя. Транспорты начали отходить в сопровождении «Надежного», «Микула» выпустил катера и пошел наперерез вражеской эскадре, «Скорый» держался рядом. Они должны были погибнуть в неравной дуэли, шансов на спасение не было, но ни кому и в голову не пришло, уйти на полном ходу и бросить беззащитные тихоходные научные суда на произвол судьбы. Фрегат и часть катеров еще имели мизерный шанс выжить, но крейсер принял свой последний бой, все 48 человек экипажа это прекрасно понимали. Спеленатые в коконы боевых постов, включенные в единую корабельную инфосистему киберконтакта, они хотели только одно, — дать транспортам шанс уйти, и подороже продать свои жизни. Ни один не паниковал, ни одной мысли о бегстве. В корабельной инфосистеме это прекрасно чувствуется. Мысли и эмоции каждого человека становятся достоянием всего экипажа.

Капитан первого ранга Славомир Прилуков принял решение, как он думал, последнее решение в своей жизни. Он принудительно катапультировал экипаж и, сорвав, разблокировав все предохранители, подключился к «мозгу» напрямую, без адаптера, один на один, слился с кораблем в одно существо. Он должен был погибнуть, умереть от кровоизлияния в мозг, через 5–6 секунд прямого контакта. Но не умер. Что-то помогло ему выжить, устоять на краю: может скрытые доселе способности, а, скорее всего, отчаянье и боевая ярость, желание любой ценой спасти своих людей. Тех, кто за время совместной службы стал для него самыми близкими людьми, почти родными.