Чужой - Фарит Ахметов

— Конечно, я сейчас вас отпущу. Я убедился, что никто из вас не мог взять эти деньги. Значит, их взял тот, кто сейчас сидит спокойненько дома и смеется над нами…

— Зоя? Да нет, что вы…

— Зоя — это еще один кассир?

— Нет, это подруга старшего кассира. Но она не могла, она ее очень давняя подруга, мы все ее хорошо знаем.

Оказалось, что в момент сдачи денег и, самое главное, в момент отсутствия старшего кассира в кабинете находилась ее подруга. Все женщины в один голос стали защищать ее, даже та, что отвечала односложно, вдруг заговорила горячо и толково, и я понял, что ни одна из них кражи не совершала. Я отпустил всех, оставив только старшего кассира.

— Скажите, пожалуйста, что делала ваша подруга, когда вы выходили из кабинета?

— Она сидела на стуле. Вот здесь, у стены.

— А когда вы вернулись?

— Когда я вернулась… Она стояла у зеркала…

— А что она делала у зеркала?

— Обыкновенно что — поправляла волосы.

— А потом?

— А потом мы еще поболтали немного.

— Она снова села?

— Да, конечно. А потом я стала пересчитывать деньги…

Это насторожило меня. С какой стати у нее возникла необходимость вставать и поправлять волосы именно в отсутствии хозяйки кабинета? Она могла это сделать, когда вошла, и перед уходом. Но вставать со стула для того, чтобы снова сесть? Нелогично. А что, если она встала, подошла к двери, убедилась, что поблизости никого нет, быстро подошла к столу, взяла, не считая, несколько купюр и тут услышала шаги. Она сообразила, что добежать до стула не успеет и сделала вид, что поправляет волосы: зеркало висит недалеко от стола. Подруга-кассир, доверяя ей, естественно, не обратила на странность в ее поведении никакого внимания. Хорошо было бы допросить ее немедленно, но время приближалось к одиннадцати, и я решил отложить разговор до утра.

В шесть тридцать я приехал к ней домой и предложил проследовать со мной в райотдел. Сопротивление было очень легким, причем я заметил, что ее муж возмущался моим ранним визитом даже больше, чем Зоя.

Доказательств у меня не было никаких, вообще ничего, кроме моей версии, которая в любую минуту могла лопнуть, как мыльный пузырь. Важно было сразу найти контакт, а как узнать, где ее слабое место? Я решил начать с разведки.

— Как часто мы делаем в жизни ошибки, не правда ли? И когда можем исправить их, почему-то не решаемся. А потом приходится раскаиваться и горько сожалеть о содеянном…

— К чему все эти разговоры? Я хочу знать, чем я вам обязана? Может быть, вы изволите объяснить причину?

«Так-так, — мысленно улыбнулся я. — Я тоже знаю, что лучшая оборона это нападение. Только мне пока рано наступать».

— Хорошо. Где вы были вчера вечером?

— Зашла к подруге, потом за ребенком в детский сад, потом пришла домой и весь вечер была дома. А в чем, собственно, дело?

«Скорее всего она не врет, — подумал я. — И если это она украла, то деньги у нее дома. Теперь главное — найти контакт, иначе она замкнется. Но как держится — сама невинность!»

— Вообще-то наше законодательство гуманно относится к людям, впервые нарушившим закон, — сказал я. — Кстати, о какой подруге вы говорите? Случайно, не о той, что работает в кассе аэрофлота?

— Да, но я пробыла там недолго. И сразу пошла домой.

«Так, кажется, заволновалась. Теперь попробовать вызвать жалость и, главное, побольше доверительности», — размышлял я.

— Я очень сожалею, но вчера у вашей подруги пропала крупная сумма денег. Теперь ее взыщут с зарплаты. А у нее маленькие дети, вы же знаете…

— Но я-то здесь при чем?

— Вы? Но вы могли бы помочь нам… И себе тоже. Ведь у вас тоже есть дети, мы понимаем. Попробуйте рассказать, что вы делали у подруги… Вспомните, что вы делали, когда ее вызвали к телефону.

— Я… Я не брала эти деньги!

— Боюсь, что ваша подруга не так много получает, чтобы расплачиваться за чью-то оплошность…

— Оплошность?!

Она вдруг зарыдала. Я понял, что назвал именно то слово, за которым может последовать раскаяние. И действительно, плача, она призналась в том, что черт ее дернул взять эти семьсот рублей у своей лучшей подруги.

В это время дежурный сообщил, что на заводе «Нефтемаш» вскрыт сейф, в котором, по предварительным данным, находилось около пятидесяти тысяч рублей. Я немедленно выехал на место происшествия. К счастью, оказалось, что заработная плата рабочим была выдана накануне, и злоумышленник вскрыл пустой сейф. Составив протокол, я вернулся в отдел и узнал, что инспектор уголовного розыска Краснов уехал к подруге старшего кассира изымать украденное. Честно говоря, я обрадовался, потому что шли уже вторые сутки моего дежурства, и отправился домой спать. Через несколько дней был издан приказ о поощрении Краснова за успешное раскрытие преступления по горячим следам.

Я не стал спорить, это выглядело бы слишком мелочным, совсем другое тревожило меня. К тому времени меня все больше угнетала мысль, что милиция не только не в состоянии справиться с преступностью, но и не хочет этого делать. Здесь повально укрывали преступления от регистрации. Гражданам, получившим телесные повреждения и заявившим об этом, в возбуждении уголовного дела отказывали: мол, сами виноваты. Карманные кражи, кражи денег из сумочек списывались как утеря. Много было всяческих ухищрений, если дело и возбуждали, это вовсе не было гарантией того, что над преступлением будут работать, тем более, что оно будет раскрыто. Чтоб не показывать рост нераскрытых преступлений, находились свои методы. К примеру, если это кража, запугивали потерпевшего, а порой требовали дать расписку, что украденные вещи нашлись, претензий он ни к кому не имеет, и дело прекращали. Если же все методы были исчерпаны, то к концу отчетного периода начальники отделов прекрасно договаривались между собой. Один посылал другому запрос: вышлите такое-то уголовное дело на такого-то гражданина, который совершил такое-то преступление в вашем районе, поскольку он нами задержан за такие-то и такие-то деяния в пределах нашего района. На этот фиктивный запрос высылалось сопроводительное письмо о том, что материалы направляются в данный райотдел, а само уголовное дело уничтожалось.

Как-то я дежурил в опергруппе — дежурный попросил съездить на семейный скандал. Вообще-то говоря, «семейники» — это работа участковых, но на дежурстве приходится заниматься чем угодно. Взяв у дежурного адрес, я поехал. Звоню в дверь…

Участковый, дежуривший со мной, имел крупное, плоское лицо, и за глаза его звали Дубовым Майором. Он полностью соответствовал этой кличке.

Дверь открыла интеллигентного вида женщина, которая пригласила нас в комнату. Сняв ботинки, я прошел в зал. В зале находились мужчина и молодая девушка, видимо, дочь. Я попросил рассказать, что у них произошло и по какому поводу они вызвали милицию. Женщина, всхлипывая, стала говорить, что ее муж пришел с работы в нетрезвом состоянии и что это уже не первый раз и она будет вынуждена с ним развестись. Только при весьма пристальном взгляде я понял, что мужчина выпивший. Хозяин дома стал оправдываться, говоря, что выпил-то всего сто грамм и то по поводу защиты докторской диссертации его коллеги, что неделю назад у них тоже была конференция и поэтому он тоже задержался на работе и выпил всего лишь бутылку пива. Далее пошли взаимные упреки между мужем и женой. В зал вошел участковый инспектор, который до этого времени стоял в прихожей. Пройдя в грязных сапогах по ковру и остановившись посередине комнаты, участковый сказал женщине:

— Напишите заявление на мужа, что он дебоширит дома и вы просите привлечь его к уголовной ответственности.

Мужчина растерялся.

— Как же, за что? Что я такого сделал?

Жена обрадовалась такому повороту дел.

— Вот, я тебе говорила? Не будешь таскаться где попало.

И вновь пошли взаимные упреки. Дочь вначале обвиняла отца, а затем стала обвинять и мать. Я смотрел на них и пытался понять, почему эти люди для выяснения своих взаимоотношений пригласили сотрудника милиции? Образованные, оба преподают в вузе, имеют ученые степени, дочь учится в институте. Они оскорбляли друг друга в присутствии совершенно посторонних, чужих для них людей. Свою дальнейшую судьбу, жизнь, наконец, любовь, они вынесли на суд малообразованного, некультурного сотрудника милиции. А он стоял в своих грязных сапогах, самодовольный и уверенный в том, что он действительно имеет право судить людей, хотя сам после работы напивался в стельку и избивал жену, которая неоднократно ходила к начальнику отдела жаловаться на него. Впрочем, что с него взять, с этого Дубового Майора, если в нашем обществе граждане считают, что представители власти должны вмешиваться во все дела и разбираться во всем, в том числе: не переспал ли муж или жена с кем-либо? Помню, как-то в райотдел пришла женщина, требовавшая привлечь к ответственности мальчика четырех лет, который в детском саду раздел ее дочь догола и, раздевшись сам, лег на нее… Да разве в отдел милиции должна была прийти мать девочки! Увы, образованность в социалистическом обществе не означает наличие интеллигентности и культуры, поскольку при социализме забыли, что образование это не только обучение чтению и счету, а прежде всего, это — передача нравственных начал. В нашем обществе каждый старается переадресовать свою ответственность кому-то другому. Люди стараются оградить себя от беспокойства и ничем не рисковать. Возникли проблемы? — вызвал милицию, и она разберется. А почему бы не подумать о том, что прежде чем вызвать милицию или вынести на суд общественности какой-то вопрос, самому попытаться разобраться в сущности проблемы! Я не удержался и высказал свои мысли вслух, добавив, что вера в то, что кто-то в лице власти придет и сделает так, как тебе это нужно, плохая вера. Супруги поняли всю глупость своего положения и молча сидели на разных концах дивана. Почти водевильная ситуация. Вновь голос подал участковый, который неожиданно заявил, что не хочет, чтобы его наказали впоследствии за непринятие мер по вызову, и он не уйдет, пока хозяйка не напишет заявление и пока он не заберет ее мужа в отдел. Я сказал ему, что ответственность за принятие решения по данному вызову беру на себя. Вряд ли я сумел коренным образом изменить взгляды на жизнь мужа и жены, но их дочь, как мне кажется, поняла многое, она совершенно другими глазами смотрела на меня, и чувство стыда на ее лице сменилось чувством благодарности. Ну что ж, если даже один человек благодаря мне увидел себя со стороны, значит, я на своем месте. Но на своем ли месте этот участковый? А другие?!