Нежданный праздник - Мэри Бэлоу

А затем она во второй раз оказалась высоко, на руках дяди Тимоти, и снова почувствовала себя в полной безопасности. И согревшейся. И они пошли в дом пить шоколад.

Это было замечательно. Это было самое замечательное время за всю ее жизнь.

***

Ей определенно было неуютно. Потому что она чувствовала себя слишком хорошо и уютно. Удивительный парадокс.

Пора было переодеваться к обеду, но она не шевельнулась. И он тоже. Ее одолевало предательское желание потянуть время и опоздать на обед, что не позволяло воспитание, или спуститься вниз, не переодеваясь, что не разрешала себе даже тогда, когда в одиночестве обедала в собственном доме.

Она сидела в детской, в глубоком кресле по одну сторону камина, обнимая Каролину у себя на коленях. Он сидел в таком же кресле по другую сторону камина, одной рукой приобняв за талию Патрицию, примостившуюся на подлокотнике его кресла, и положив другую на голову Руперта, который, устроившись на полу, прислонился к его ногам.

Это была нестерпимо домашняя сценка.

Поначалу они разделились на два кружка. Она собралась было почитать Каролине рассказ. Другие дети разговаривали с Тимоти – с лордом Морси – обо всем и ни о чем. Но она обнаружила, что все имевшиеся в наличии детские книги представляли собой назидательные и унылые рассказы, предназначенные для наставления детских умов. Так что она закрыла книгу и взамен рассказала сказку. Она и не подозревала, что умеет рассказывать сказки – о колдунах, ведьмах, о зачарованных и оживающих лесах, и, конечно же, о неизбежных принце и принцессе.

Прежде чем полностью погрузилась в нее, она осознала, что с другой стороны камина наступила тишина и поняла, что у нее уже трое слушателей. Заканчивая сказку, она пару раз скользнула взглядом в направлении другого кресла, и обнаружила, что мужчина тоже слушал, откинув голову на спинку кресла и уставившись на нее ленивыми глазами.

У нее мелькнула предательская мысль, что это мог быть их собственный дом, их собственная детская. Это могли бы быть их собственные дети, и такие посиделки могли бы быть обычным ежедневным ритуалом. Он мог бы быть ее мужем. Ее другом. Ее возлюбленным. Когда утром на улице он коснулся ее, одной рукой подхватывая Каролину с ее руки, а другой слегка задев ее грудь… И когда он повернул голову, чтобы взглянуть на нее, и его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица…

Нет!

– И жили они потом долго и счастливо, – закончила она.

Каролина вздохнула от удовольствия.

– Это была самая прекрасная сказка, какую я только слышала, – блаженно выдохнула Патриция.

– А мне больше всего понравилось, как дерево опустило ветви, схватило колдуна и оплело его ими на веки вечные, – добавил Руперт.

Виконт Морси выглядел сонным. И невозможно привлекательным. Ну и черт с ним! Она радовалась, что вчера вечером он использовал это слово. Если вдуматься, оно удивительно позволяло отвести душу. А потом он зевнул. Она подумала, что у него были причины, чтобы устать. Когда она вернулась в детскую после отдыха – у нее не было привычки спать днем, но после энергичных утренних игр на свежем воздухе ей понадобился отдых, – он, опустившись на четвереньки, изображал лошадь и две племянницы ехали на нем верхом. И он даже негромко ржал.

Ей вдруг стало не по себе. Она приехала сюда, чтобы принять разумные решения относительно будущего детей ее брата, на время забрать их к себе в Лондон, пока не будет достигнуто соглашение, которое будет ее устраивать. Она не ожидала, что лорд Морси приедет, но когда увидела экипаж виконта и его самого, то полагала, что они установят между собой прохладные и благоразумные отношения. Она надеялась, что он предоставит детям кров в одном из своих поместий, и что ее собственная ответственность за них сведется к кое-какой денежной поддержке и нечастым визитам.

И, конечно же, не ожидала всего этого. Даже когда прошлым вечером они решили устроить детям настоящий праздник Рождества, невзирая на траур, который все они обязаны соблюдать, она не ожидала этого ощущения личной вовлеченности, этого ощущения… – ощущения семьи. Она испытывала почти материнские чувства, хотя считала, что эти чувства давно мертвы. И не ожидала, что может испытывать к детям такую нежность, по крайней мере, не ожидала, пока судьба не свела ее с ними.

Что может быть утомительнее, чем обязанность заниматься детьми. Так она думала вчера. И так будет думать завтра, твердо решила она. Неужели она забыла, что создала себе в Лондоне жизнь, которая ее полностью устраивает?

– Завтра сочельник, – сказал виконт Морси.

– А что такое сочельник? – спросила Каролина.

– Это день перед Рождеством, глупышка, – укоризненно сказал Руперт. – А послезавтра Рождество. Но в этом году никакого Рождества не будет. Так сказала няня. Это было бы непочтительно по отношению к маме и папе.

Ленивая благость момента разбилась вдребезги. Руперт наклонился вперед, отодвинувшись подальше от ноги виконта и освободившись из-под его руки. Патриция выпрямилась на подлокотнике кресла и втянула голову в плечи. Каролина затихла, широко раскрыв глаза.

– Рождество бывает всегда, – спокойно сказала леди Карлайл. – Это день рождения Иисуса. Вы знаете эту историю?

– Он родился в яслях – сказала Патриция.

– В Вифлееме, – добавил Руперт. – Нам няня рассказывала.

– И еще там была звезда, – прошептала Каролина.

Тетя крепче обняла малышку.

– Завтра я снова расскажу вам эту историю.

– И еще завтра, – продолжил виконт Морси, – мы пойдем и соберем всю зелень, что найдем под снегом, чтобы украсить дом. А ваша тетя Урсула поговорит с кухаркой, чтобы та приготовила гуся и напекла сладких пирожков. Мы будем петь гимны, а вечером пойдем в церковь, если вы сможете не спать так долго. Не отпраздновать день рождения Иисуса было бы непочтительно.

– А подарки? – голос Патриции был похож на стон.

– Подарки? – еле слышно выдохнула Каролина, вторя сестре.

– Конечно же, никаких подарков, – строго сказал Руперт голосом старшего брата, которым он говорил, когда не забывался и не вел себя как ребенок, кем и был на самом деле. – Так сказала няня. Кроме того, подарки привозят от папы с мамой, а они ушли.

– Думаю, ваши мама и папа хотели бы, чтобы вы были счастливы на Рождество, – сказал дядя. – И так как они больше не могут дарить подарки сами, я полагаю, они были бы счастливы, если бы кто-то сделал это вместо них. Возможно, так и будет. Давайте завтра будем наслаждаться сочельником и надеяться, что в первый день Рождества подарки будут.

Никто из детей ничего не сказал. Они просто уставились на него. Леди Карлайл несколько раз с трудом сглотнула. Они были детьми – невинными, уязвимыми детьми, полностью во власти людей и обстоятельств, на которые не могли влиять. И все же, когда она получила известие о смерти брата, ее возмущал сам факт их существования. Она негодовала на то, что ответственна за них. Она надеялась, что их увезут подальше от Лондона, не потревожив ее, и ей не придется интересоваться ими, помимо визитов вежливости раз, другой в год. Она все еще желала этого. И ничего не хотела в своей жизни менять. Ей нравился ее образ жизни.