Акт исчезновения - Кэтрин Стэдмен

не соответствует нарядному дворику. Просто очередной офис, арендованный на пилотный сезон.

Вдоль стены – офисные стулья с прямыми спинками. На них уже сидят пятеро актеров, трое из них – женщины, брюнетки моего возраста, потенциальные Роуз Этвуд. Все мы удивительно похожи. Конечно, в этом и заключается смысл кастингов, но на секунду я поражаюсь, насколько одинаково мы одеты. Узкие джинсы, шелковые блузки, волосы зачесаны наверх. Для такого персонажа, как Роуз Этвуд, подобрать одежду несложно. Двое мужчин в ожидании просматривают сценарий со своими репликами. Оба высокие, худые, жилистые – им явно неудобно на слишком маленьких сиденьях. Видимо, пробуются на роль Маркуса – специалиста по коммуникациям с синдромом Аспергера.

Очень красивая секретарша в приемной, не обращая никакого внимания на мое появление, продолжает перебирать стопки анкет и резюме. Судя по ее модельной внешности, она, скорее всего, тоже актриса, а сейчас подрабатывает на второй работе. Подхожу к ней, но она останавливает меня, не поднимая глаз:

– Запишитесь вон там.

Ее тонкая загорелая рука указывает назад, к двери, где на стуле у входа лежит открытая папка с парой смятых листков.

– Хорошо, понятно, – отвечаю я, и тонкая рука возвращается к своей работе. – Спасибо.

Одна из Роуз, услышав мой акцент, поднимает глаза, смотрит мне в лицо и заговорщицки фыркает от смеха.

Подавляя собственный смешок, направляюсь к потрепанной папке для регистрации – сделать так, как велела секретарша. Неловко присев на корточки, добавляю свои каракули к другим совершенно неразборчивым именам. Не представляю, кому это может пригодиться.

У меня за спиной открывается дверь одной из комнат для прослушивания, и оттуда выходит еще один долговязый Маркус с крайне недовольным лицом. Я уворачиваюсь, когда он идет прямо на меня, не сводя глаз с двери и громко хлопая ею. Несколько пар удивленных глаз провожают его, пока он шествует за окном, а я сажусь рядом с дружелюбной Роуз.

– Интересно, как там прошло? – шепчу новой знакомой.

Она снова смеется. Этот жизнерадостный звук здесь настолько неуместен, что даже неприветливая секретарша косится в нашу сторону. Как по команде, открывается дверь второй комнаты, и оттуда появляется Роуз Этвуд. Ее прослушивание явно прошло лучше, чем у предыдущего актера. Она ободряюще улыбается нам, берет свои вещи, а через секунду из комнаты, откуда она только что вышла, высовывается голова кастинг-директора. Он оглядывает оставшихся Роуз и хмурится:

– Саманта здесь?

Роуз, сидящая ближе всех к столу секретарши, поспешно встает, разглаживает сшитые на заказ брюки и хватает свой сценарий.

– Да-да, это я. – Она улыбается, и они исчезают в комнате для прослушивания.

Когда дверь за ними закрывается, все расслабляются. Смотрю на часы: мне назначено на 12.15, а уже 12.20. Потом у меня еще одно прослушивание на другом конце города. Я подсчитываю: впереди еще две девушки. Допустим, двадцать минут на каждую. Значит, моя очередь где-то через час. Смирившись с ожиданием, достаю телефон, ввожу пароль и обещаю себе: никаких соцсетей. Только электронная почта и эсэмэски. Моя соседка ерзает на стуле. Поднимаю глаза: она тоже уткнулась в телефон, быстро набирая сообщение.

Вызывают второго Маркуса, а я ловлю себя на мысли о Джордже. Нужно отвлечься. Почему-то вспоминаю историю про знак, которую вчера рассказал мне швейцар Мигель.

Набираю в Гугле «Британская актриса» и «Голливудский знак» и читаю.

Оказывается, это правда: актриса прыгнула после того, как роль получила Кэтрин Хэпбёрн. Эта актриса могла бы стать как Кэтрин Хэпбёрн, сделать карьеру, если б все сложилось иначе. Ради Голливуда она отказалась от всего, осталась одна – без друзей, без партнера. Поставила на кон все – и почти выиграла. Меня колотит от жутких подробностей ее гибели. Не знаю, почему эта история меня так зацепила.

Решив, что ее уволили, она аккуратно сложила свои вещи под знаком «ГОЛЛИВУД», поднялась по служебной лестнице на букву «Г» и прыгнула навстречу ночному небу. Ее сложенная в несколько раз предсмертная записка гласила: «Мне страшно, я такая трусиха. Простите за все. Если б я сделала это гораздо раньше, это избавило бы меня от многих страданий. P.E.»

Я отгоняю воспоминание о сообщении Джорджа из трех слов и упорно продолжаю читать дальше.

По-видимому, через несколько дней после того, как она спрыгнула, какая-то туристка случайно увидела ее вещи под знаком, а потом нашла внизу тело в овраге и вызвала полицию. О самой туристке ничего не известно: испарилась до приезда полицейских. Я вдруг задумываюсь, почему кто-то просто взял и покинул место преступления, обнаружив такую ужасную находку. И какого черта полицейские решили, что актриса спрыгнула сама? Из-за пары слов в записке? А если ее столкнули? Записка даже без подписи – только две буквы.

На другом конце комнаты кто-то откашливается, прерывая мои размышления.

– Простите, я следующая или… – резко спрашивает Роуз. – Потому что мне назначено в одиннадцать сорок пять – сорок пять минут назад.

Секретарша вздыхает; вопрос почему-то раздражает ее.

– Вас вызовут в порядке очереди. Так что да, – она ехидно улыбается, – надеюсь, вы следующая.

Черт возьми. Вряд ли я выдержу ее пассивную агрессию еще целый час. Решившись, как можно непринужденнее поднимаюсь с места:

– Кажется, я последняя. Подожду немного снаружи, если вы не против?

– Конечно, идите. – Секретарша пожимает плечами.

Выйдя на улицу, сажусь на скамейку на солнце и позволяю его теплу окутать меня. Открываю почту в смартфоне и прокручиваю вниз до письма по поводу дневного прослушивания в «Уорнер бразерс». Это фильм о первом наборе женщин в Гарвардскую медицинскую школу в 1945 году. Снова просматриваю свои сцены. Просто фантастика.

Я уже наполовину прочла реплики, когда чей-то голос возвращает меня к реальности:

– Правильное решение, здесь лучше. Не против, если я присоединюсь?

Я поднимаю глаза. Передо мной стоит та самая дружелюбная Роуз, указывая на скамейку.

– Да-да, конечно. – Я отодвигаюсь, и она садится рядом.

– Да, это был напряг. – С улыбкой кивает на офис для кастинга, в ее резком голосе явно слышен нью-йоркский акцент. Достает пачку сигарет и протягивает мне.

– Я не курю. – Мой ответ почему-то звучит так, словно я недостаточно крута для этого, а моя новая знакомая, наоборот, нереально крута. Она не настоящая Роуз, хотя, конечно, могла бы ее сыграть. Но когда она улыбается, то совсем не похожа на Роуз. А еще ее лицо кажется мне очень знакомым. Наверное, я где-то ее видела, но не могу точно сказать, где.

Она щелкает зажигалкой, открывая ее одним плавным движением, и закуривает. Затем так же со щелчком закрывает и затягивается сигаретой, тонкий золотой браслет ее часов позвякивает.

– Ты англичанка,