Супергерои: Нола - Алексей Кондратенко

расправилась с вертолетом, инопланетным реактором, с пришельцем, с наемниками. И не получила при этом ни царапины!

Возможно, она что-то натворила на планете четырехруких. Была ли она опасна для землян? Клим надеялся, что нет. Ведь Нола со странной неохотой применяла силу против живых существ. Значит, личные принципы, мораль и понимание ценности жизни ей были знакомы. Хотя, этими драгоценными качествами обладали далеко не все люди на Земле.

Больше всего в истории с падением инопланетного корабля Клима беспокоило два вопроса:

Сколько еще таких кораблей прилетит?

И будут ли наемники искать Нолу?

Клим очень не хотел себе в этом признаваться. Но ответы он знал. И назвать их утешительными, он не мог.

На ближайшей заправке они купили еды и перекусили. Бургеры из микроволновки и кофе. К радости Матвея, Нола охотно присоединилась к трапезе. По мнению Матвея, это вселяло надежду, что она не питается человеческими мозгами.

Нола слопала два бургера без особого восхищения, но с аппетитом. А следом выпила горячий кофе залпом, при этом явно избежав ожогов. Футболка с Чебурашкой и спортивные штаны Клима сидели на Ноле свободно, но из-за атлетической фигуры, не болтались на ней, как на среднестатистической землянке.

После небольшой стоянки у заправки, снова отправились в путь.

Матвей морально подготовился и выспросил у Клима обо всём, что произошло на месте крушения корабля. Слушал он с подозрительным истерическим спокойствием, часто угукая, нервно потирая лицо и отдуваясь от панических приступов нехватки воздуха. А когда Клим закончил рассказ, обычно болтливый Матвей смолк, посерьезнел и продолжил молча вести машину, раздавленный грузом информации. Дар речи вернулся к нему лишь через несколько часов.

К утру добрались до Москвы.

Въезд с трассы М-8 на МКАД уже был забит въезжающими фурами и междугородними автобусами. Ярославское шоссе стояло в пробках, растянувших последний отрезок пути на лишних полтора часа.

— Надо Нолу где-то поселить, — сказал Матвей.

Клим кивнул, для него тут не о чем было размышлять:

— У меня дома пока побудет.

Матвей с толикой обиды удивился:

— Почему это у тебя?

— Потому что у меня есть свободная комната и лишний диван, не?

— А я думал, свои хоромы предложить.

— Хоромы? Но ты ведь живешь с родителями и сестрой. Мы в жизни не придумаем, как им объяснить, кто она такая. И потом, ты замкадыш. Далеко к тебе.

Матвей смущенно заерзал и поспешил объясниться перед Нолой:

— Я не просто живу с родителями, я сдаю свою квартиру! Свою! Мне есть где жить, просто я там не живу. Так вся Москва делает. А многие актеры и ведущие, между прочим, тоже живут за МКАДом. Это не стыдно.

Нола их разговор не слушала. Она устало положила голову на стекло и рассматривала спальные районы Москвы, бурный поток машин, светящиеся рекламные щиты и яркие торговые центры.

Насколько знакомой и понятной для нее выглядела человеческая цивилизация?

Украдкой поглядывая на Нолу, Клим отмечал совершенно спокойную реакцию. Мегаполис ее не удивлял. Нола проявляла удивительное спокойствие. Умное, сдержанное любопытство. Всё, что она видела, она предавала анализу и выводам. Ни разу она не попросила объяснить ей что-либо из увиденного. Возможно, наша цивилизация казалась ей слишком простой, очевидной и понятной. Как если бы современный житель Москвы приехал к островным аборигенам и сходу понял бы предназначение всех их приспособлений из палок и камней.

И, как показалось Климу, Нола смотрела на окружающую реальность с такой же толикой сочувствия к неразвитости землян, как если бы мы были для нее лишь аборигенами.

К девяти часам утра они, наконец, остановились на парковке перед ЖК.

Клим жил в небольших лофтовых апартаментах в жилом комплексе, переделанном из бывшей фабрики середины прошлого века в одном из новых кварталов микрорайона ЗИЛ. Повсюду здесь возвышались красивые жилые многоэтажки на западный манер. Неподалеку протянулся парк Тюфелева роща от голландского архитектора и ландшафтного дизайнера Джерри Ван Эйка, создавшего Норт-парк в Сингапуре, Театральную площадь в Роттердаме и Джубили-гарденс в Лондоне. А весь микрорайон был большим полуостровом, вокруг которого бежали воды Москвы реки. Не будет преувеличением сказать, что Клим всю жизнь зарабатывал и собирал на жилье в таком месте.

Собрав съемочное оборудование и сумки, Клим двинулся от машины к пятиэтажному кирпичному зданию с панорамными окнами-арками. Матвей и Нола поспевали следом.

Их встретил просторный вестибюль с зоной ожидания, обустроенной диванами. Стильный лифт с мягким ходом и музыкальным сопровождением отвез на предпоследний четвертый этаж. За черной металлической входной дверью простерлась квартирка Клима с открытой планировкой, где гостиная совмещена с кухней, кабинет был отдельным помещением, а спальня оказалась комнаткой на втором уровне над кухней. Окна казались огромными, доходили почти до пола. И все стены выложены из кирпича.

— Мой дом, — объявил Клим Ноле.

— Мажорская халабуда, копирующая обстановку мебельного каталога десятилетней давности, — с тенью зависти фыркнул Матвей на потеху Климу.

Нола осмотрелась, прохаживаясь по квартире Клима, будто по музею. Иногда она аккуратно трогала пальчиком интересные ей предметы. Выглядывала в окна, изучая вид на уходящую вдаль оживленную дорогу и серебрящиеся далеко воды Москвы реки. Разглядывала корешки книг на полках, особенно надолго задержавшись возле «Продажных Журналистов» Удо Фольфкотте[1] и «Конец Вечности» Айзека Азимова[2]. В то же время, в кабинете-студии, где Клим снимал видео, заставленном осветительным оборудованием, камерами и микрофонами, Нола почему-то надолго не задержалась и к приборам особого любопытства не проявила. Возможно, они казались ей слишком скучными и очевидными.