Рассказы - Марина Голубицкая

Мне захотелось через годы понять, таким ли уж страшным было чудище. Рос ли в саду его цветочек аленький….

— Покажи мне, волшебное зеркальце… — я нажимаю команду «Поиск».

«Узел найден… Идет загрузка рисунка…» В колонки, как судьба, стучит Бетховен. Льется музыка. Загружается черно–белая фотография «Памяти Печёнкина…» Снимок сделан на дачной веранде: дощатые стены, легкие рамы, стопка книг на столе — всё в пятнах яркого света, пробивающего листву. Вполоборота сидит Печёнкин, — он задумался и не видит фотографа. Я пытаюсь «объективно» оценить некрасивость — и глаз не могу оторвать: чело мудреца, седая копна, артистически тонкая кисть, сигарета в кончиках длинных пальцев. Впрочем, черты далеки от канона: морщины на лбу проекциями извилин и слишком плотно, по–черепашьи, сжатый рот. Может, в будущем и родится подобное племя, — так рисуют пришельцев…

Он умер семь лет назад.

Да ведь я помню: Печёнкин был некрасив! «Пвофешшор Пещёнкин»…

В Интернете нахожу биографию: дворянский род, домашние учителя, в МГУ не приняли как сына врага народа. Позже он все же там учился… увлекся проблемой… решил… защитился… Организовал в провинции академический институт… директорствовал… Но я там тоже была! Мед–пиво пила — во дворце беломраморном. Много позже работала я в том институте, да о Печёнкине не слыхивала.

Опрашиваю свидетелей. Было чудище добрым или свирепым?

— Заговоренным. Как–то ехали за город после защиты, шофер не справился, все погибли, он выжил…

— Десять лет каждую неделю летал в Москву — читать лекции… И здесь планку задрал выше некуда… Прилетит из Москвы, соберет семинар и гоняет всех у доски часов по восемь. Сам сидит, дымит… Статью принесешь — он в сейф запрет, заставит заново писать, да не раз. Больше года уйдет, пока одобрит. Тогда уж сейф отопрет, старый текст достанет, мол, сравнивай…

— Друг мой у Печёнкина учился, — так недоволен им был.

…И залучал я в мой дворец заколдованный одиннадцать девиц красных, а ты была двенадцатая…

В списке его учеников лишь одно имя женское.

Есть серия фотографий, фиксирующих каждый шаг профессора и комментарий: «Летом 19.. г. А. И. Печёнкину сделали операцию. Говорить на аудиторию он не мог, и если что–то хотел сказать, вскакивал, писал на доске, а затем мимикой показывал чувства. Доклад Андрея Ивановича озвучивала его жена…»

Медицинская

Жила девочка–любимица у мамы с папой. Выросла, стала своенравной красавицей. Провожают ее из мединститута три юноши:

— Наташа, ну что нам сделать для тебя?

— Встаньте на голову.

Они и встали. Прямо в городе, на автобусной остановке. Подошел автобус, Наташа рукой махнула:

— Я поехала, — а юноши остались вверх ногами стоять.

Вот уж кто хотел цветочек аленький! Краше которого во всем свете нет…

Долго ездит честной купец по сторонам заморским, по королевствам невиданным: продает он свои товары втридорога, покупает чужие втридешева… Находил он во садах царских, королевских и султановых много аленьких цветочков такой красоты, что ни в сказке сказать, ни пером написать; да никто ему поруки не дает, что краше того цветка нет на белом свете; да и сам он так не думает.

Много добрых молодцев Наташу обхаживало. И в институте, где училась, и в больнице, где работала. Отыскался наконец достойный жених: тоже врач, постарше других лет на восемь. После свадьбы увез ее к себе на родину, на Украину, в село к старой матери.

Мы встретились на десятилетии школьного выпуска.

— И скучно, и трудно мне в этом селе, — жаловалась красавица, — среди чужой родни …

— С одним ребенком и трудно? — пыталась поддеть ее медалистка.

— Зато какой у меня муж… Миша, скажи! — И Миша рассказывал всем отвергнутым одноклассникам, что муж у Наташки действительно классный: красивый, умный, веселый и очень хороший врач.

Вскоре она вернулась в родной город — молодой вдовой, с маленькой дочкой. Муж потянулся за чайником и умер. В тридцать семь лет. «Мы могли спасти тело, — признался хирург, — но не мозг. Спасать тело не стали, тебя пожалели». Наташа год горевала, растила дочку, потом пошла на работу… потом в гости… на концерт… и вокруг нее снова закружились поклонники. Когда мы встретились, у нее был второй муж и вторая дочка.

— Пришла на обследование, — объясняла Наташа, — а гастроэнтэролог влюбился. Видно, я не только снаружи хороша.

Мне не понравился этот муж. Он был нас старше — лет на десять, имел в анамнезе инсульт без последствий и чудовищную самоуверенность. Хвастал, как выгнал из дому подругу жены — за то, что курила при детях. Когда падчерица, пачкая пальчики, разломила шоколадку, объяснил: «Эту девочку неправильно воспитывали».

Наташа мужа после инсульта берегла и на скорой помощи подрабатывать не давала. Она сама сочетала врачебное дело с купеческим. Ездила в страны заморские, покупала товары втридешева, продавала их дома втридорога. Дочерям своим любимым, пригожим привозила гостинцы невиданные.

Не похожа на сказку история, и слова в ней будут не сказочные. Таская тюки с товарами, надорвала красавица свой спинной хребет. Лежа дома после операции, сказала мужу слова обидные: не одобрила его хмельные выходки. Муж прогневался и припомнил красавице, как кричал ей незнакомец на улице: «Браво! Браво! Вот это женщина!» Муж прогневался и покинул красавицу.

За лежачей больной ухаживали две дочери. И женатый поклонник — из тех давних юношей — единственный, за море не уехавший.

— Наташа, что мне сделать для тебя? Встать на голову?

— Нет, это опасно, — она окинула взглядом комнату. — Перевесь–ка карниз. И еще: там, на столике, стоит «Шанель № 5». Возьми, жене отнеси. Олег из Берна прислал, а мне запах не нравится.

Фирменная

Это была корпоративная вечеринка. Гуляла фирма, на которой я проработала всего полгода. Коллеги ухаживали за начальницей и молодыми девчонками. За дамами среднего звена на корпоративных вечеринках не ухаживают. В лучшем случае им подкладывают селедочку. В зависимости от темперамента, дамы или весь вечер охраняют эту селедочку, или встают в хороводы, шаловливо подергивая бедрами. В конце концов, праздник себя изживает. Начальнице подают автомобиль. О молоденьких девочках кто–то заботится. Дамы, сделав вид, что было весело, бегут за трамваем или ловят такси, проклиная себя, что надели шубу.

Однако без шубы уже неприлично, неважно, что это: новенький полушубок, старый мамин каракуль или манто из обрезков хвоста сурка. Впрочем, возможна и полноценная норка — у дам бывают богатые мужья.

На той вечеринке я обнаружила пару хороших знакомых. Настоящую пару: сентиментальный второй брак, в котором детей уже не заводят и совместной работой не тяготятся. Я попыталась отвлечь седого Санька от элегантной Сашули, чтоб он поймал мне такси. Они обрадовались:

— Поедем с нами! Дмитрий Геннадьевич зовет в гости, а потом мы тебя проводим.

Дмитрий Геннадьевич оказался пожилым заведующим кафедрой какой–то особенной экономики — он сотрудничал с нашей фирмой. Я не смогла его разглядеть. Из–за вздыбленного шарфа и взлохмаченной шапки виднелись только одутловатые щеки, но размер дубленки вызывал уважение. В троллейбусе Дмитрий Геннадьевич шумно всех пересчитал, купил билеты, и, оплатив проезд, развеселился:

— Сейчас увидите! Квартира новая, жена новая, жене всего двадцать шесть! Была у меня секретаршей. Теперь дома сидит, вот увидите: длинноногая фотомодель! Ноги — фирменные. Я ей шубу купил классную, машину купил классную, звук в машину самый навороченный. А что, не жалко, пусть катается…

Всякий день ей готовы наряды богатые… всякий день угощенья и веселья отменные: катанье, гулянье с музыкою на колесницах без коней и упряжи…

Дмитрий Геннадьевич обнимал за гибкую талию Елену Юрьевну из отдела развития. Елена Юрьевна поддергивала норковый подол. Каблуки с хрустом давили куски штукатурки. Электрический свет в подъезде не зажигался, через окна проникал слабый лунный. Едва различимые девочка с мальчиком подпирали стену. Мы с Сашулей, поддергивая меховые подолы, важно шествовали мимо неприкаянной молодежи. Дмитрий Геннадьевич искал ключ, жал на кнопку звонка, когда девочка окликнула:

— Дима, ты?

Celle confuse! Жена с другим. Юноша отделился от стены:

— Папа…

Юная жена и взрослый сын говорили одинаково усталыми голосами. Они ждут его в темноте. Он — полчаса, она больше. Мать послала в гараж. Зачем уносить с собой все ключи, у нее нет ключей. Хоть бы уж свет в подъезде сделали, что ли.

В прихожей всем хватило места. Молодая хозяйка легко выскользнула из курточки. В блеске зеркал она не выглядела фотомоделью. Смуглая, большеносая. Длинная талия и низкие бедра (это не называется длинноногая!)