Охотничьи угодья (ЛП) - Бриггз Патриция

Анна посмотрела на Чарльза. Его внимание было приковано к фейри, но он не встревожился. Неужели он этого не почувствовал? Или он так уверен, что может справиться с Даной? Но его спокойствие помогло Анне вернуть самообладание. Она ждала, пытаясь понять, что вызвало такую бурную реакцию.

Еще до того, как Дана открыла упаковку, было очевидно, что внутри картина. Небольшая. Десять дюймов на двенадцать, в дубовой рамке, на пару оттенков темнее, чем стол. На картине изображен морской пейзаж.

— Папа просил передать тебе, что это то, что он помнит, — пояснил Чарльз. — Хотя возможно, он немного перепутал некоторые детали.

— Я не знала, что маррок рисует. — Голос Даны прозвучал… глубже, хриплым от возраста. Ее руки дрожали, когда она прикоснулась к картине. Сила фейри, которую Анна так сильно ощущала всего несколько мгновений назад, исчезла, словно ее никогда и не было.

— Он не рисует. — Чарльз покачал головой. — Но у нас в стае есть художник, и у него дар рисовать по описанию других людей. А мой отец очень хорошо может обращаться со словами.

— Я не знала, что твой отец когда-либо был там. — Голос фейри звучал потерянно.

Чарльз пожал плечами.

— Ты же знаешь, какой он. Никто не замечает его, если он сам этого не хочет. И он бард. Он везде бывает.

Дана подняла голову, ее глаза были опухшими, нос красным, хотя по щекам не текло ни слезинки. Она выглядела очень по-человечески.

— Как он узнал?

Чарльз поднял обе руки.

— Кто знает, как мой отец во всем разбирается. Он думал, это тебе понравится.

Дана снова посмотрела на них, и по ее виду невозможно определить, довольна она или нет, хотя точно была подавлена и потрясена.

— Мой дом. Его давно нет. Разрушенный магией, источник пересох столетия назад. На его месте сейчас городская улица, которая носит название сотни других улиц в сотне других городов. Я думала, что все воспоминания об этом утрачены. — Она прикасалась к картине так, как Анна — к Чарльзу: легонько, опасаясь боли, но не в силах сопротивляться ее притягательности.

Она наклонила картину, чтобы им обоим было лучше видно. Берег глубокого озера, синий цвет неба почти переходил в черный. Это произведение искусства было более простым, чем картина, над которой работала Дана, а холст намного меньше. Но простыми мазками кисти художник уловил неземную красоту, которая превратила маленькую картину в окно в фантастическое место. Место, в котором Анне не были рады, но каким-то образом оно соответствовало хищному взгляду, который она мельком заметила в глазах Даны.

— Передай своему отцу, — сказала Дана, возвращая свое внимание к картине, — что я постараюсь вернуть ему подарок равной ценности. И приношу свои извинения, если этого не сделаю.

***

— Ну что ж, — произнесла Анна, когда они благополучно отправились в путь. — Это было… тревожно.

— Она тебе не понравилась?

Анна посмотрела на Чарльза, затем снова обратила внимание на дорогу. Когда заклинание фейри коснулось ее, Анна хотела понравиться ей, заискивать у ее ног и ждать крох доброты. Все остальное время желала убить фейри за флирт с Чарльзом, за то, что та спала с ним.

Анне хотелось заползти в темную нору, чтобы больше никогда не беспокоить братца волка своим присутствием, и это глупо. Он не отвергал ее. Совсем нет. Но в его предостережении чувствовалось такое пренебрежение. Его внимание было приковано к Дане.

Дана — фейри, Серый лорд, уверенная в себе и могущественная. Не двадцатитрехлетняя женщина с неполным образованием, которая после трех лет в стае не знала даже четверти того, что ей следовало, о том, как быть оборотнем. Она не подходящая пара для Чарльза.

Но она не стала говорить все это Чарльзу, не желая показаться глупой дурочкой, которая требовала к себе внимания.

К счастью, она смогла ответить на его вопрос, не выдавая того, что действительно беспокоило ее в фейри.

— В Чикаго, в Брукфилдском зоопарке есть домик для рептилий. Однажды в детстве я ходила туда на школьную экскурсию. Там жила зеленая мамба. Это была самая красивая змея, которую я когда-либо видела, не броская, просто такого неописуемого оттенка зеленого и настолько ядовитая, что если она кого-то укусит, обычно не хватает времени, чтобы ввести противоядие.

— Ты думаешь, Дана красива? — задумчиво спросил Чарльз. — Я бы сказал, у нее интересная внешность, но не красавица. Немногие из фейри красивы со своим гламуром. Красота не очень хорошо сочетается с чарами. И фейри, как и мы, потратили много времени, чтобы научиться прятаться у всех на виду.

Анна смотрела перед собой.

— Она красивая. Самодостаточная. В зале, полном кинозвезд, каждый бы посмотрел на нее в первую очередь.

Анна чувствовала на себе его пристальный взгляд, хотя сама смотрела на дорогу.

— Это доминирование, — сказал он. — Не красота.

— Нет? — Она обогнала парней на «Феррари». Обидевшись, они с ревом подъехали к ним сзади так близко, что Анна видела, что одному из них следовало бы побриться.

— Красота не всегда дается легко. Возьмем, к примеру, Паганини.

— Это музыка.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Чарльз не вел легкую, приятную беседу, и ей понравилось, как он обдумал то, что она сказала, вместо того, чтобы просто позволить ей продолжать в том же духе.

— Я видел ее без магии, — сказал он ей, наконец. — Возможно, благодаря этому могу замечать более тонкие вещи. Мы стали любовниками, потому что я нашел ее интересной. — Он наблюдал за ее реакцией.

В то утро Анна бы точно объяснила бы ему свои чувства по поводу того, что он описывает бывшую любовницу. Но с тех пор она мельком видела его всего на пирсе, хотя изо всех сил старалась не смотреть. Никто не должен стоять полностью обнаженным перед другим человеком.

Но она заметила кое-что неожиданное. Она знала, кто она такая, и знала, кто он. Дело не в том, что она не ценила себя, но Чарльз был силой природы.

И он беспокоился, что она никогда не сможет увидеть, кто он есть, и полюбить его, потому что смотрел в зеркало и видел только убийцу. Только поэтому он прятал связь между ними. Он любил ее без всякой причины и не ожидал, что она полюбит его в ответ.

Он просто ждал, когда она поумнеет и уйдет.

Анна была в ужасе, как будто ей подарили изящное и ценное стеклянное украшение и любое неверное движение могло его разбить. Она чувствовала, что это украшение следовало отдать в более сильные и умелые руки, которые не причинят ему вреда. Но все же быстро застолбила свои права перед Даной.

Когда Анна промолчала, Чарльз продолжил:

— Дана взяла меня в качестве своего любовника, потому что, как только поняла, что ее способности вызывать у окружающих вожделение, на меня не действуют, ей стало любопытно, на что будет похож секс с не одурманенным магией партнером.

Анна фыркнула:

— Уверена, что внешняя упаковка ее тоже привлекла.

Чарльз вздохнул.

— Я сказал все неправильно, да? Я должен перед тобой извиниться.

Она взглянула на него.

— Я не хотел обсуждать эту древнюю историю, но и не помешал ей. И я не очень хорошо умею объясняться словами. Позволь мне внести ясность: между нами не было ничего, кроме взаимной признательности. И это случилось сто лет назад или больше.

— Все в порядке, — сказала Анна. — Я понимаю. — Благодаря сухому юмору можно выйти из ситуации. — Ты живешь уже давно, и у тебя было много любовниц, я не могу тебя в этом винить.

Чарльз положил теплую руку на ее колено и произнес:

— Мне понравилось сегодня, когда ты заявила права на меня перед ней. — Он поколебался. — Полагаю, мои чувства были бы задеты, если бы ты смогла говорить о ней без ревности.

Анна убрала правую руку с руля и провела ладонью по его пальцам.

— Тебе нужно проверить свой нюх, Кемо Сабе. Мне не нравится, что ты говоришь о ней. Я хотела разорвать ей лицо, когда она поцеловала тебя. И когда братец волк оттолкнул меня…