И пришел Разрушитель. Том 1 (СИ) - Веденеева Валерия

Мать девочки протянула ему деревянную кружку, дымящуюся отваром из бодрящих трав и сушеных фруктов. Арон взял кружку из ее рук, сделал глоток. Отвар был приятно сладковатый, с терпкой нотой мяты. Арон прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом, наслаждаясь осознанием того, что никуда не нужно больше идти, что можно наконец расслабиться. И аромат отвара тоже был приятный, успокаивающий.

Убаюкивающий…

* * *

Арону приснилась Мина — впервые после своей смерти. Там, во сне, было лето, солнечное, полное сладких ароматов и теплого ветра. Там, во сне, они были вместе.

— Как же хорошо, — они лежали под раскидистым деревом, и Арон любовался тем, как лучи, проникающие сквозь крону, бросают на лицо и тело девушки солнечные блики, как зажигают огни в ее медовых волосах.

Мина улыбнулась ему, ласково провела ладонью по его щеке.

— Да, здесь хорошо, — согласилась, — но тебе нужно проснуться.

— Что? — он нахмурился.

— Проснуться, — повторила она твердо.

Арон недовольно мотнул головой — нет, он не хотел просыпаться. Не хотел уходить отсюда.

— Арон! — она сердито толкнула его в грудь, заставив опрокинуться на спину, потом выражение ее лица смягчилось. Наклонилась к нему, покрывая легкими поцелуями его грудь, шею, лицо.

— Ты должен проснуться, любимый, — с этими словами она поцеловала его в губы — и укусила.

Ее острые зубы прокусили его нижнюю губу насквозь, вызывав резкий укол боли, и мир вокруг начал бледнеть. Арон сжал плечи Мины — словно якорь.

— Нет!

— Проснись! — ее глаза горели, ее губы, словно помадой, были измазаны его кровью. — Проснись, Арон!

Краски исчезли. Мир посерел и истаял в тумане. Последним, что Арон видел, было лицо Мины, но через мгновение пропало и оно…

* * *

…Когда Арон открыл глаза, вокруг был сиреневый сумрак того самого дома, где он лечил девочку, где ее мать дала ему травяной отвар. Оказалось, он так и заснул, сидя на том кривом стуле, каким-то чудом не упав с него во сне.

Сейчас в доме было пусто — ни ребенка, ни женщины, ни кого иного. Почему они ушли? Почему оставили его спать? И почему он заснул? Это было опасно, он никогда не позволял себе засыпать в чужом месте…

Или это была вина отвара? И целью хозяйки дома было его усыпить? Но Арон помнил, что его чутье молчало. Он никогда бы не взял ничего из чужих рук, если бы ощутил злое намерение.

Нижняя губа все еще болела, и Арон поднес к ней пальцы, почти уверенный, что на них будет кровь. Надеясь, что на них будет кровь — доказательство того, что сон был чем-то большим, чем просто сон. Что он действительно видел настоящую Мину, а не плод своего воображения. Но нет, крови не было.

Он поднялся на ноги — и пошатнулся от неожиданной слабости. Сделал шаг — и услышал хруст под подошвой. На полу, с одним краем, раздавленным в хрустальную крошку, лежал амулет. Арон уже видел подобные — в Йоле, вмурованными в стены самой знаменитой тюрьмы, созданной Светлыми. Эти амулеты выпивали Силу, оставляя магов пустыми.

Арон торопливо потянулся в резерв — и застыл. Там осталось лишь несколько капель Силы — их бы не хватило ни на одно нормальное заклинание.

Но почему он не ощутил опасность…? Хотя нет, это было неверно — он ощущал опасность уже давно, но не мог определить источник…

А ведь так уже было однажды, три года назад, когда Аларик Неркас убил его учителя…

Каким-то образом Светлый научился ослеплять его чутье.

Сиреневый сумрак, сперва показавшийся признаком позднего вечера, имел другую причину — все окна были плотно закрыты ставнями снаружи. Ступая неслышно, Арон подошел к ближайшему окну, прижался ухом, вслушиваясь. Голоса. Голосов было много, мужских, и Арону удалось разобрать отдельные фразы:

«Сюда, выше клади…»

«Мокрый валежник зачем притащил? Дрова неси, да самые сухие! Понял?»

«Может лучше дождаться…»

Потом раздался женский голос, перебивший те голоса всхлипом: «Почему мой дом? Это несправедливо, почему…»

И еще один мужской, грубый, громкий:

«Не ной, Нокша! Получим награду и построим тебе новый дом. Будет не хуже, чем у старосты. Ты это, ты лучше скажи — он точно выпил весь отвар?»

Женский голос вновь всхлипнул:

«Весь, точно весь. Сутки проспит. Не надо жечь дом, пожалуйста! Вас же много, все с оружием, просто зайдите и…»

«Ага, нашла дураков! Мы зайдем, а маг проснется? Нет, огнем — оно понадежней!»

Арон отошел от окна. Проспи он дольше — не проснулся бы уже никогда, задохнувшись в дыму. Или же проснулся бы только для того, чтобы сгореть заживо.

Неужели его действительно разбудила душа Мины?

— Спасибо, любимая, — прошептал Арон. И, как ответ, на мгновение ему почудилось, будто теплая ладонь коснулась его лица. Коснулась и исчезла, оставив холод и пустоту.

Значит, ловушка. Созданная руками тех, кому он помогал, кого лечил… Арон не рассчитывал на благодарность спасенных людей, не ждал ее. Но быть преданным вот так…

Мир будто ощетинился острыми гранями. А еще там, внутри, в самой глубине души, шевельнулись обида, горечь, гнев, но Арон запретил себе ощущать их.

Не сейчас.

Не здесь.

Огляделся, принимая решение.

Он мог бы вышибить окно вместе со ставнями — или дверь, пусть и запертую, — но там, снаружи, его явно ждали. Арон поднял голову к тому, что заметил еще раньше, когда только вошел в дом, но что тогда было неважно — в низком деревянном потолке виднелся чердачный люк.

Когда он забрался наверх и прокрался, согнувшись, к единственному окну, дом все еще не подожгли. Селяне готовились неторопливо, основательно — у них ведь были в запасе сутки его сна.

Почти все мужчины деревни были там, внизу, все вооружены — кто кольями, кто вилами, а кто и старыми ржавыми мечами, явно вытащенными из дедовых сундуков. И только у бывших легионеров, которых Арон насчитал больше двух десятков, было настоящее оружие — и умение им пользоваться. И именно они в несколько рядов стояли напротив двери и окон — но не напротив чердачного окна, выходившего немного в сторону.

Сжав в каждой руке по кинжалу — на коротком расстоянии они были удобнее меча — Арон, разбежавшись, прыгнул в окно, выбив его вместе с деревянной рамой. Приземлился он, как и планировал, на плечи грузного селянина, удачно стоявшего прямо под чердачным окном. Арон помнил его — лечить толстяков было сложнее, их сердца были слабее, на избавление их от заразы требовалось много Силы.

Что ж, сердцу этого человека Сила не потребуется больше никогда!

Одно быстрое движение, булькающий хрип, и толстяк с перерезанным горлом остался лежать на земле. Потом еще один селянин, стоявший чуть дальше, охнул, когда кинжал Арона вошел в его правую глазницу, а его вилы перекочевали в руку Арона, чтобы долю мгновения оказаться в животе третьего селянина.

Они были расслаблены, они не ожидали сопротивления, никто не предупреждал их, что сражаться придется по-настоящему. Они собирались постоять вокруг горящего дома, а потом получить щедрую награду. Сжечь спящего, неспособного сопротивляться человека, — да, именно такое было им по душе…

Арон мог бы просто раскидать их в стороны, не убивая, так было бы даже быстрее, но холод и пустота внутри требовали крови.

Кто-то неподалеку закричал, призывая на помощь. Значит, сейчас сюда кинутся бывшие легионеры. Обычные селяне были рядом с Ароном как овцы рядом с волком — их было много, больших, неуклюжих, но только единицы из них действительно могли драться. А вот легионеры — нет, легионеры овцами точно не были.

Рядом свистнула стрела — и воткнулась в селянина, который за мгновение до того получил от Арона полный живот вил… Кто-то додумался привести стрелка — или стрелков. И они не всегда будут мазать.