Проходимец (сборник) - Автор Бабука

Брайан Гринлиф ухмыляется:

– Вы много времени провели в восточной Азии, Брайан?

– Можно сказать, что много. И это было хорошее время, – в блеклых слезящихся глазах Гринлифа на мгновение мерцает некая искра.

– Что вас поразило там больше всего? Простите мое любопытство, мне действительно интересно.

Вопрос, разумеется, праздный, и я это понимаю. Приставать с обывательскими расспросами к одному из руководителей компании в рабочее время – шаг, представляющий умеренный риск для карьеры. С одной стороны, если босс окажется в ностальгическом настроении, благодушие, вызванное притоком воспоминаний, может пролиться и на вас. С другой стороны, если вы задаете слишком много посторонних вопросов в неподходящий момент, начальник может усомниться в вашей эффективности, со всеми вытекающими. Однако в случае с Брайаном Гринлифом риск этот минимален. Уже ни для кого не секрет, что Гринлиф официально объявил Лэрри Логану о своем намерении уйти на пенсию и что этот уход должен произойти в ближайшее время.

Из слабой искры в глазах Гринлифа возгорелось небольшое пламя.

– Вы были когда-нибудь в тех краях? – спрашивает он.

– Нет, к сожалению пока не доводилось.

– Ну вот, когда доведется, тогда и поговорим, – улыбается Гринлиф.

Я его понимаю. Если бы меня кто-нибудь попросил рассказать о северном сиянии, я бы тоже не стал – посоветовал бы съездить посмотреть.

– Это произойдет в самое ближайшее время. По поручению Жана Ранбера отдел аудита начинает проверку различных аспектов работы наших представительств в странах азиатско-тихоокеанского бассейна.

Гринлиф, начавший было шелестеть бумагами на столе, снова поднимает на меня глаза:

– Вот как! Я не знал об этом… И кто же поедет проводить проверку? – интересуется он.

– Скорее всего, Энтони Мак-Фаррелл и я.

Интерес Гринлифа возрастает.

– Вы говорите по-китайски, Павел? – спрашивает он меня.

– Нет, сэр, не говорю.

– Кантонский диалект, используемый в Гонконге, вам, наверное, тоже незнаком?

– К сожалению, нет. Я немного говорю и читаю по-японски, но пока только на примитивно-бытовом уровне.

– Так… И как же вы собираетесь осуществлять всестороннюю проверку?

К иронии в голосе Гринлифа добавляются сочувственные интонации. У меня вдруг мелькает мысль, что, может быть, Брайан Гринлиф всю жизнь только маскировался под эффективного человека, а на самом деле он – неизвестно кто, вернее, он может быть кем угодно – проходимцем, авантюристом, искателем удовольствий, растлителем малолетних, да черт его знает, кем он может быть. Если это так, то я снимаю перед стариком шляпу: доиграть роль, доносить маску до самой пенсии – это надо суметь. В конце концов, положение корпоративного чиновника означает неплохие деньги, возможность путешествовать за чужой счет, обеспеченную старость и разные прочие блага. Но в обмен на это ты должен не только день за днем, год за годом, наблюдать мышиную возню эффективных людей, но и участвовать в ней, а потом и руководить ею, делая вид, что ты на самом деле поглощен этой мерзостью. Моя собственная маска представляется мне в виде знаменитой венецианской маски «Доттор Песте» – с длинным, загнутым как гигантский птичий клюв носом. Я читал, что во время чумы в Венеции доктора, носившие такие маски, заполняли клювы благовониями, чтобы защититься от царившего вокруг запаха смерти и разложения. Что-то в последнее время запас ароматических солей в моей маске стал оскудевать необыкновенно быстро, и в маске становится тяжелее дышать, чем без нее. Сколько времени еще я продержусь? Не думаю, что много. Счет идет уже не на годы, это точно. И даже не на месяцы.

– Откровенно говоря, мы пока сами не знаем, – я поддаюсь внезапному порыву симпатии и доверия к старику Гринлифу, который, как я почему-то решил, всю жизнь провел в тылу врага, как Штирлиц, и обыграл систему. – Именно поэтому я решил посоветоваться с вами, так сказать, почерпнуть немного вашего огромного опыта, знания региона и методов ведения бизнеса там.

Гринлиф приглаживает редкие, абсолютно белые волосы, зачесанные поперек розовой веснушчатой лысины, и усмехается.

– Да, опыт у меня имеется. Я бы не возражал, чтобы его было поменьше. Вы знаете, Павел, сколько мне лет?

– Шестьдесят два? – мне удается не покраснеть.

В горле Брайана Гринлифа лопаются три-четыре пузырька смеха.

– Бросьте, Павел. Мне семьдесят четыре года. Рэймонду Чену – столько же. Мы с ним давно знаем друг друга. Вот, взгляните сюда.

Он показывает на полосу желтого шелка, висящую на стене в резной раме. По ткани причудливым узором сверху вниз сбегают алые уверенные штрихи иероглифов.

– Это подарок Чена. Мое имя, написанное его рукой в китайских иероглифах. Чен, представьте себе, – признанный каллиграф, это один из его талантов. У сукина сына до сих пор не дрожат руки – не то что мои. Еще он знаток и коллекционер древних текстов. Он показывал мне свитки стихов, которым, по его словам, больше тысячи лет. К тому же он приличный лингвист: помимо двух китайских диалектов и английского, он свободно говорит по-японски и неплохо по-корейски.

– Какой разносторонний человек, – восхищаюсь я.

Помолчав секунд тридцать, Гринлиф продолжает:

– Вы знаете, какое у Чена прозвище?

– Знаю – Чингисхан, – отвечаю я. – Хотя в свете того, что вы только что мне рассказали, вряд ли имя дикого вождя кочевников ему подходит.

– Напротив, очень даже подходит, – возражает Гринлиф с улыбкой. – Потому что настоящая любовь Реймонда Чена – не каллиграфия и не поэзия, а власть, полная и безоговорочная. Именно такой и была его власть все последние двадцать с лишним лет, после того как Логан поставил его во главе азиатских операций. Тогда, двадцать лет назад, у него было полтора сотрудника и подержанный факс, а сейчас его империя простирается от Шанхая до Сингапура, от Токио до Джакарты. Для наших клиентов, дистрибьюторов, агентов и, разумеется, всех без исключения сотрудников в Корее, Китае, Тайване, Японии, Гонконге «Логан Майкротек Корпорэйшн» – это не Лэрри Логан, и уж конечно не мы с вами. «Логан Майкротек» для них полностью и безраздельно олицетворяется Реймондом Ченом. Он, и только он, – царь и бог, отец, сын и святой дух в одном лице. Все контакты завязаны на него. Все решения принимаются только им.

– В общем, – резюмирую я, – господин Чен придерживается достаточно авторитарного стиля в руководстве.

В горле Брайана Гринлифа лопаются еще несколько пузырьков.

– Вроде того. Я вам говорю это, чтобы вы поняли, что получить информацию там – от кого бы то ни было! – будет чрезвычайно трудно. Я имею в виду достоверную информацию, отражающую действительное положение вещей.

– Вы хотите сказать, Брайан, что действительное положение вещей отличается оттого, каким оно представляется снаружи? – спрашиваю я.

Брайан почти весело смотрит на меня. За время нашего разговора он если не помолодел, то как-то посвежел и оживился, словно умыться сходил. Интересно, вызван ли такой чудесный эффект обсуждаемой темой или воздействием моего могучего биополя? Может, мне попробовать свои силы в психотерапии? Деньги эти мозгоклепы получают большие. Ах да, я забыл, для этого нужен диплом и лицензия. Ну, нет уж, хватит учебы и экзаменов. Кто увеличивает знание, тот увеличивает скорбь.

– Павел, умение задавать хорошие вопросы – отличительный признак хорошего сыщика, – говорит Гринлиф. Признак великого, – знание кому и когда их задавать.

Гринлиф нравится мне больше и больше. Интересно, почему он мне все это говорит? Как-никак Гринлиф с Ченом ровесники, старые коллеги, долгие годы проработавшие в одной компании, вместе стоявшие у ее, так сказать, истоков. Что это? Ревность к более удачливому, энергичному, талантливому товарищу? Бессильная горечь старика, которого выжили с насиженной должности? Или, может быть, хоть и слабая, но надежда всю жизнь скрывавшегося за маской респектабельности проходимца напоследок посмеяться над падением эффективного человека во всей его тяжеловесной, удушающей помпезности.

– Как вы думаете, господин Гринлиф, кому нам следовало бы задать такие вопросы?

Гринлиф отвечает почти сразу, будто он ждал этого вопроса.

– На вашем месте я бы начал с бывших сотрудников компании, с тех, кто работал под руководством Реймонда Чена, но по каким-то причинам ушел. Вы знаете, например, что недавно в Корее произошла смена главы нашего представительства?

Я вспоминаю свой разговор с Витторио Бертуччелли. Не иначе итальянец что-то напутал.

– Вы думаете, я смогу встретиться с бывшим генеральным менеджером по Корее?

– Нет, что вы. Я очень надеюсь, что этого не произойдет, по крайней мере в ближайшее время. Видите ли, господин Ким скончался, упав с крыши собственного дома.

Нет, Бертуччелли был прав. Что ж, как говорится, никто не застрахован.