Алакет из рода Быка - Роман Николаев

Дунгу склонил голову, выражая этим почтение погибшим воинам. Затем повернул коня и помчался догонять отару.

Между тем юноши, подгоняя овец, с тревогой оглядывались. Кого встретил дядя Дунгу, друзей или врагов?

Но вот Дунгу вынырнул из серой пелены дождя.

— Алакет, скачи в селение. Скажи людям, что возвращается дружина Тайгета.

Братья обратили внимание на хмурый взгляд и опущенные плечи дяди, но промолчали. Ибо младший не должен надоедать старшему вопросами. Старший сам знает, что надо сказать младшему.

И Алакет помчался в селение.

Когда дружина подошла к долине, все сородичи во главе со старейшиной вышли навстречу.

Возгласы приветствия перемежались с горестными воплями женщин, потерявших близких.

Многие погибли в походе. Тела всех их невозможно было вывезти с полей сражений. Но останки нескольких знатных воинов, в том числе самого Тайгета, дружина доставила в селение обернутыми в плотную ткань.

И вот теперь старейшина стоял понурив голову у повозки, где покоился его мертвый брат, а рядом, причитая по умершему, опустились на колени три жены Тайгета.

И снова собралась дружина на площади у священного огня.

Предстоял раздел добычи, захваченной в походе, и платы, полученной от купцов за охрану каравана.

На бревенчатом возвышении, сооруженном по этому случаю, восседали члены совета рода. У помоста стояли воины. Над костром произносила заклинание шаманка.

Захваченный в походе скот пригнали на площадь.

Здесь же находились вскрытые тюки с дорогими тканями, бронзовыми и золотыми украшениями, оружием и драгоценными раковинами каури, попавшими в северные земли с далеких южных морей.

Рабов было немного. Слишком мало динлинов уцелело в походе, чтобы гнать с собою многочисленных пленных. Поэтому многих пленных сразу после боя приносили в жертву духу войны, хотя хорезмийцы и обещали за них Чжигасу большую плату.

Хорезмийцев на площади не было. Рассчитавшись с Чжигасом в присутствии двух пожилых дружинников товарами и раковинами каури, они поспешили на далекий запад. Они торопились попасть в свои теплые земли до того, как на горных перевалах выпадут снега.

— Пусть говорит Чжигас, — торжественно начал старейшина, — он был главою дружины после ухода нашего славного сородича Тайгета в мир духов. Как будет разделено это имущество между воинами?

— Следовало бы сделать это по обычаю, — сказал Чжигас и добавил, обратясь в сторону молодых воинов, которые стояли вместе левее помоста. — По обычаю имущество, добытое в походе, делится между воинами по числу врагов, убитых каждым. А из этого воин выделяет долю князю племени, старейшине, вождю дружины и духам. Но, — Чжигас обратился снова к совету рода, — в тяжелых битвах, где наши воины то наступали, то отступали, они не успели снять скальпы с каждого убитого врага. Трудно сосчитать, кто сколько сразил. Поэтому я предлагаю сделать так: разделить всю добычу поровну между воинами, считая сородичей, ушедших в мир духов. Долю ушедших в мир духов отдадим их семьям.

Чжигас обратил вопросительный взгляд к старикам.

Те согласно кивнули.

Но внезапно раздался скрипучий голос Байгет.

— Так что же, Чжигас! Лишь одну долю добычи отдаешь ты великим духам? Мало, мало жертвуете вы священным покровителям рода! Гневаются они! Недаром владыка неба взял столько жизней у нашего рода в этом походе!

Чжигас недовольно нахмурился. Среди воинов послышался ропот, но тут же смолк под грозным взглядом шаманки.

Угрюмо расходились воины. Львиная доля добычи досталась старейшине, Чжигасу, Байгет.

Даже пир, устроенный тут же на площади после дележа, не вызвал обычного веселья.

Молодой воин Умахет подошел к своему дому, держа в руке хорезмийскую ткань с ярким узором.

Мать Умахета и черноглазая сестренка Мингюль гнали десяток овец. Вот и вся добыча!

В доме большерукий, худощавый, преждевременно поседевший отец Умахета поднялся с кошмы, сокрушенно покачал головой и проговорил:

— Вот и все великое богатство, добытое моим сыном. Впрочем, хвала духам, что ты вернулся. Но жаль, что я, старый глупец, не послушал Хориана и дозволил тебе идти в поход.

Умахет промолчал, положил к ногам отца хорезмийскую ткань.

Отец устало улыбнулся.

— Ну, и кому мы отдадим этот лоскут?

Он обменялся с женой понимающим взглядом и бросил ткань на плечи дочери. Черные глаза Мингюль удивленно раскрылись, она радостно вскрикнула и закружилась на одном месте.

А старик смотрел на дочь, и в глазах его светились нежность и печаль.

Уже много лет род Быка не сооружал новых склепов. Последний из них давно был полон останками покойных сородичей, сожжен по обычаю и засыпан землей. Умерших за последние десять лет хоронили в земляных насыпях над склепами или в одиночных могилах.

Но сейчас предстояло хоронить Тайгета — великого воина, родного брата старейшины. Кроме того, дружинники привезли останки еще нескольких сильных воинов. Им надлежало воздать почет. Собравшиеся сородичи единодушно решили построить весною новый склеп.

Даже старый Хориан сказал:

— Поход был бесславен. Но сородичи наши ушли в мир духов со славою, с оружием в руках, лицом к врагу. Погребем их с честью.

И в селении начались печальные хлопоты. Женщины шили из кожи и тканей мешки, напоминавшие фигуры людей, набивали их сухой травой, одевали в халаты.

Несколько седых стариков занялись останками умерших. Эти старики были настолько древними, что уже не охотились и не ходили в походы. Говорили, что они близки к миру духов, почти так же, как шаманы, ибо сами скоро отправятся в этот мир.

Но глаза их были еще зорки, а пальцы ловки и подвижны.

Наложив на лицо умершего слой белого гипса, старик лепил маску, а затем красной, синей, желтой и черной красками изображал на маске татуировку и боевые цвета воина.

Когда маски всех воинов были готовы, сородичи в торжественном молчании отправились в степь. На носилках несли тела мертвых. В степи уже были приготовлены дрова для больших костров. Несколько человек под руководством шаманки разделывали туши баранов для поминальной трапезы.

Первый снег посеребрил степь, и она, казалось, тоже погрузилась в торжественное безмолвие.

Но вот тела воинов водружены на костры, поднесены факелы. Огонь змейкой пробирается между поленьями, затем бурно вспыхивает, языки его устремляются к хмурому свинцовому небу.

Собравшимся сородичам кажется, что души воинов, освобождаясь от телесной оболочки, танцуют в гребне пламени боевой танец рода Быка.