Западня (сборник) - Юрий Петухов

— жалобно протянула она, одеваясь, — хоть затяжечку, ну-у?!

— Банга, ты же знаешь, мы тебе ничего не дадим, хоть ты лопни! Одно могу пообещать, я тебе сделаю инъекцию снотворного, и ты на сутки отключишься, лады?! Больше — ни-че-го!

Предложение было заманчивым. Пак сдалась.

— Лады! — прохрипела она. — Смотри не обмани только, душегуб чертов! Не верю я всем вам!

— Как знаешь, Банга, как знаешь, — врачеватель повернул голову к Грумсу. Приступайте, комиссар, она будет послушной девочкой.

Грумс огляделся растерянно — сесть было не на что. Врачеватель понимающе развел руками, дескать, тут не положено. И отступил к двери, которая так же была обита мягким пластиком.

— Расскажите мне, что произошло в тот день. С самого утра и до… до того, как вас увезли.

Пак вздохнула. Она не могла сосредоточить взгляда на чем-то одном, пусть это была даже фигура следователя, глаза ее блуждали по всей камере. Но память-то не отшибло. И она начала:

— В тот день я подыхала без ширева! Хромой мне дал немного.

— Оружие тоже он дал?

— Ты у него спрашивай, легавый! Я за себя говорить буду, понял?! Пак Банга еще не ссучивалась ни разу! Так что ты меня не зли, легаш!

Грумс поморгал белесыми ресницами. Успокаивающе помахал рукой.

— Ладно, Банта, ладно. Толкуй по делу. Меня не интересуют ваши делишки. Меня интересует этот тип, ты понимаешь, о ком я?!

— Этот хмырь не наш, комиссар! Я за него отвечать не собираюсь! — Пак задумалась. — Вы меня не ввязывайте в эти дела, откуда мне знать, на кого он работает?! Может, это политика?! А мне не хрена шить скользкие делишки! Я, легавый, не той масти!

Грумс снова успокоил ее. Он знал, как себя вести с этими наркотами и шмаровозами, он с ними третий десяток возился, знал все их нравы, привычки. Народец был шебутной, конечно, но не такой уж и страшный, как его описывали в романах.

— Расскажи, что он из себя представлял, и не бойся, я тебе слово даю, что толковища среди ваших из-за этого парня не будет, тебя никто, Банта, не тронет. А политику оставим политикам, какое нам дело до них, верно, Банга? Нам ведь с тобой наплевать на этих яйцеголовых умников!

Пак скривилась, почесала ухо обмотанной рукой.

— Не-е, вы лучше колите Хромого, он вам все расскажет. Он за стопку монет мать продаст.

Грумс снисходительно, по-отечески уставился на Пак.

— Твой подельник, Банга, сидит в соседней палате и пускает пузыри из носа. Он уже обгадил там все, прислуга не успевает выносить. Вон, доктора, — он кивнул на жирного врачевателя в халате, — хотят его привязать к параше, чтоб так на ней и сидел! Чего говорить с безумцем, Пак?!

То, что Хромой трехнулся, Пак видала еще на «тропе». Но она думала, что старый жадный боров оклемается. Но, видно, комиссар не врал!

— Ну, хорошо. Слушай! Эта харя бежала по тропе, когда мы с Хромым вылезали из щели. Она бежала прямо на нас. Но я не стреляла в него, комиссар, — соврала Пак. — Это все он, Хромой, он перепугался до смерти. Он палил в эту тварь! Так можно палить в целый батальон солдатни. Он расстрелял все боезапасы. Но он ее не укокошил, комиссар. Я сама видала! Все вышли целыми, так что мокрого здесь нету, комиссар! Или он сдох потом?

— Кто? — поинтересовался Грумс.

— Ну, этот… эта тварь, она сдохла?

— Я ее или его не видел, Пак, потому тебя и спрашиваю, — проговорил Грумс совсем ласково, по-приятельски. — Пак, не надо трясти коленками, я вовсе не собираюсь лепить из тебя с Хромым мокрушников. Мне вообще до тебя дела нету, пускай тобой доктора занимаются, поняла? Меня интересует лишь тот парень. Рост, вес, внешний вид. Что за маска на нем была?

Пак наконец заставила себя сосредоточить взгляд на следователе, на его пухлом белом лице. Это ей стоило огромных усилий.

— Чего ты хреновину порешь, легавый! Какая маска?! У нее была рожа, как в фильмах ужасов, еще хуже — какая-то… знаешь, как у большой круглоголовой ящерицы, понял! Она была выше любого человека на голову, руки, ноги — все с когтями! Не просто же так у старого жирного борова, у этого гада Хромого, крьппа поехала! Он чокнулся со страху! А Хромого маской не напугаешь! Я бы тоже, может, чокнулась, но я уже торчала, легаш, видно, это и спасло меня.

— А это не могло быть галлюцинацией?

— Вы осматривали место?

— Да.

— Ну и что?

— Ты, наверное, права! После галлюцинаций таких следов не остается. Там все выжжено!

— То-то! Соображаешь, легавый! Не-е, ты не обижайся на меня, комиссар, но раз эта тварь не сдохла и не свалилась с неба, то вы ее навряд ли поймаете! Скорей, она вам всем задаст шороху!

Грумс переминался с ноги на ногу. Опять ничего путного ему не удавалось выбить. Все вокруг да около, а уцепиться не за что! Прямо бесовская возня какая-то, заколдованный круг — рожа, когти, небеса.

— Я скажу тебе точно, не лезь ему поперек дороги, хуже будет! Вон, Хромой, он набил эту тварь свинцом, как рождественского гуся набивают яблоками, он напрочь перебил ей обе руки, вышиб глаз — он же долбил ее из ручного пулемета, почти в упор!

— И что?!

— А то! Она на одних ногах, вся изодранная в клочья, обливаясь кровью, влезла по гладкому стволу… и пропала. Там еще стемнело перед этим, наверное, ее забрал вертолет, я так понимаю! Но ты бы видал, комиссар, как она лезла. Это была нечеловеческая сила и ловкость.

Грумс обернулся к доктору.

— Я вас попрошу, пожалуйста, выйдите на минутку.

Тот удивленно приподнял брови. Но вышел.

Тогда Грумс подошел к совершенно гладкой мягкой стене.

— Поглядите, может, это будет похоже, — сказал он.

И утопив ладони в пластике, подтянул вверх свое грузное, совершенно неподъемное на вид тело, тут же переставил ладони выше — одну за другой, и оказался под самым потолком, на высоте четырех метров. Затем он, не оборачиваясь, спрыгнул на пол, мягко, бесшумно.

— Ну что, похоже?

Когда Грумс повернулся, Пак Банта валялась на полу без чувств. Он бросился к ней. Ударил по щеке, потом по другой.

Банта открыла глаза.

— Сгинь! Сгинь, чертово отродье!!! — заорала она во всю глотку неожиданно вернувшимся голосом.

Врачеватель ворвался внутрь камеры с двумя санитарами. Эти бравые ребята тут же прижали бьющуюся в истерике женщину к полу. Поглядели на врача. Тот в свою очередь поглядел на комиссара.

— Будете еще беседовать?

Грумс откашлялся, оправил помявшиеся брюки, качнул головой.

— Да нет! Пожалуй, и так все ясно!

Коротковолосый крепкий парень вперся в кабинет Грумса словно в собственную квартиру. Из-за плеча его выглядывало настороженное личико мулатки. У нее были испуганные глаза и пухлые губы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});