Досье генерала Готтберга - Виктория Дьякова

— Но, — Лиза растерялась, не зная, что ответить. В это время генерал Шумилов встал из-за стола и предложил тост:

— За победу Красной армии!

— Но это лишнее, — тихо проговорила Белозерцева, — для чего тогда было затевать обед!

— Нет, генерал, — Паулюс тоже поднялся, — я пью за победу немецкого оружия.

Получив отпор, Шумилов покраснел и поставил бокал.

— Я предлагаю выпить за здоровье, — в напряженной тишине произнесла Белозерцева. — За здоровье, Миша, — она многозначительно посмотрела на Шумилова, — оно нам всем пригодится, — и тут же повторила то же по-немецки, разрядив ситуацию.

После обеда Катерина Алексеевна повела Лизу с собой — осмотреть пленных. Кому оказать медицинскую помощь, как накормить всех, куда поместить офицеров, где пока содержать солдат. С ней шел Хрущев, мрачный, осунувшийся — он узнал накануне, что его сын, считавшийся пропавшим без вести, погиб при обороне Сталинградского вокзала. Кроме него Катерину сопровождал довольно большой штат подчиненных.

Едва начали проверку, подскочил сухощавый энкэвэдэшник из Москвы, с инструкцией устроить показательный расстрел, в целях устрашения. Да и своих приструнить, дабы не очень-то радовались, напомнить о неусыпном оке НКВД. Он уже объявил о своей затее в штабе Шумилова, там отнеслись к ней неодобрительно: и так пролито столько крови, куда еще? К тому же расстреливать безоружных, без суда и следствия?…

— Кто этим будет заниматься? — негодовал Шумилов.

— Найдем, — язвительно успокоил его особист. — Всегда находили, и сейчас найдем.

— Солдат не дам, ни одного человека, — грозно отрезал генерал.

— А мне и не надо, — с ехидной улыбочкой парировал тот. — Среди пленных найдем, и палачи, и жертвы сыщутся.

— Нет, я доложу Рокоссовскому, это просто вакханалия какая-то! — Шумилов взялся за телефон.

— Мне надо пленных, человек с тридцать, — объявил особист Белозерцевой. — Быстренько организуйте. Желательно офицеров.

— А как фамилия, простите? — Катерина Алексеевна насмешливо взглянула на него.

— Чья? — не понял он.

— Ваша, товарищ. Вы откуда, вообще, свалились?

— Майор Суэтин, — сухо ответил энкэвэдэшник. — Прибыл по особому указанию. Имею полномочия.

— Да вы что, опупели, что ли? — не выдержал Хрущев. — Больше заняться нечем?! Какие еще, к черту, полномочия? На бойню?

— Подожди, Никита, — остановила его Белозерцева, — не похоже, что товарищ Суэтин все сам придумал. Надо доложить командующему и уточнить в Москве.

— Но мне приказано, — попробовал возмутиться Суэтин, — мне приказано, не теряя времени…

— Придется потерять, — оборвала его Белозерцева. — Командующий фронтом разберется, а пока отдыхайте, товарищ Суэтин. Я уверена, что здесь вашим способностям найдется лучшее применение.

Вскоре выяснилось, что Суэтин действительно получил вполне определенные указания, и они исходили с самого верха.

— Да, крепкий орешек, — сокрушался Хрущев, — нашими щипцами его не расколоть. Звони на Лубянку, Катя, — подтолкнул он Белозерцеву по-свойски, под бок. — Если ты там не договоришься, — кто договорится? Лаврентий-то тебя послушает? — он как-то двусмысленно усмехнулся.

— Оставь эти пошлости, Никита, — поморщилась Катерина Алексеевна. — У Лаврентия и помоложе меня найдутся, за кем увиваться. Целый Большой театр под боком. Да еще консерватория.

— А я вовсе не то имел в виду, — запротестовал Хрущев. — Я говорю о твоих прошлых заслугах. НКВД должно о них помнить. Насколько я знаю, лично «хозяин»…

— Вот именно, — Белозерцева оборвала его жестом, — «хозяин» только и может воздействовать на них. А мои заслуги, Никита, все равно что салфетка в ресторане, вытерлись да выбросили — и весь сказ. Я еду к Рокоссовскому, — она встала. — У него прямая связь…

Ожидание было долгим и тяжелым. Допросы отменили. Как допрашивать, если вот-вот чуть не весь немецкий генералитет поставят к стенке? Шумилов напряженно мерил шагами пространство кабинета. Наконец ближе к вечеру из штаба фронта сообщили — расстрел отменяется.

Узнав об этом, Хрущев не выдержал:

— Как тебе это удалось, Катя? — кинулся он к Белозерцевой, едва она появилась. — Неужели все-таки через Лаврентия? Или… — он как-то нелепо, желая, чтобы никто не заметил, указал пальцем, — хотел вверх, а получилось — в окно. Но Катерина Алексеевна хорошо поняла его.

— Вот именно, «или», — усмехнулась она. — Что и каким образом — тебе, Никита, знать незачем. Ты должен знать ровно столько, сколько положено. И ничего больше. А Лаврентий, — она безнадежно махнула рукой, — это хитрый лис, умеет подладиться, словно ничего подобного и не приказывал.

Белозерцева вышла на крыльцо. Присев на ступени, закурила папиросу.

— Катерина Алексеевна, вы простудитесь, холодает уже, — заметила Лиза озабоченно. Выйдя следом, она набросила Белозерцевой на плечи полушубок.

— Ничего, я крепкая, — ответила та как-то сдавленно, обернувшись. Лиза с удивлением увидела, что в глазах у нее стояли слезы.

— У вас будут неприятности в Москве? — высказала она предположение.

— Чепуха, — Белозерцева пожала плечами и сбросила с папиросы пепел на снег. — Просто такое ощущение, что искупалась в дерьме. Но иначе никак нельзя. Особенно с такими, как Суэтин. Сами скоты, — проговорила она со столь неожиданной прямотой, что Лиза вздрогнула. — Они только по-скотски и понимают. Спасибо тебе, девочка, — она с благодарностью сжала руку Лизы. — Иди, отдыхай. Завтра будешь переводить Рокоссовскому, — подернутые красноватой сеточкой от усталости фиалковые глаза Белозерцевой взглянули прямо Лизе в лицо, — и словно снова зашелестели над головой старинные вязы у пруда под Лугой, послышался щебет птиц в листве, готовившихся ко сну.

— Простите, — дрогнувшим голосом произнесла Лиза, извиняясь, сама не зная за что, потом, повернувшись, чтобы скрыть нахлынувшее волнение, поспешно вошла в избу. Спрятавшись за большую русскую печь, где штабисты отвели ей самое уютное, теплое местечко, она долго не могла заснуть. Усталость, такую, что казалось, только преклони голову — и заснешь, как мертвая, точно рукой сняло, — воспоминания детства взбудоражили душу, и Лиза никак не могла успокоиться. Неожиданно появилась мысль — может быть, набраться смелости и попросить Катерину Алексеевну, когда она вернется в Москву, разузнать о судьбе сестры Наташи? Вдруг она тоже арестована или того хуже, — Лиза вздрогнула, — ее, как и отца, давно нет в живых? Ей почему-то казалось, что Белозерцева не откажет, согласится помочь, тем более у нее имеются все необходимые связи, вплоть до приемной Сталина. Но откуда у знакомой ее отца, бывшей аристократки, они появились, — столь трудного вопроса Лиза не задавала себе. Она понимала, что ответ, который, конечно, существует, ей не найти никогда.

Накинув полушубок, Лиза спустилась с печки, перешагнув через спящих прямо на полу связистов, сдавших смену, она тихонько вышла во двор и направилась в соседнюю избу, занятую высшими начальниками. Зеленин, дежуривший у Петровского, куда-то вышел. На удивление, в приемной, где вечно яблоку негде было упасть, на этот раз было пустынно. Дверь в кабинет была приоткрыта. Войдя в приемную, Лиза сразу увидела Белозерцеву. Она сидела за дощатым столом, заваленным картами, напротив Петровского. Длинные волосы, собранные прежде на затылке, распустились. Катерина Алексеевна наклонилась, и они, упав вперед, почти закрыли лицо. Лиза услышала, как она тихо сказала: «Признаюсь, когда мне приходится иметь дело с "суэтиными", я порой жалею, что меня не расстреляли в двадцатом, слишком хорошо помню, как убивали в тридцать седьмом».

Понимая, что она — лишняя и может помешать, возможно, важному разговору, Лиза повернулась, чтобы уйти. Но скрипнула половица, и это выдало ее присутствие.

Белозерцева обернулась.

— Не спится, Елизавета Григорьевна? — спросила она.

— Я, простите, — Лиза смутилась, не зная, что ответить.

— А что Зеленин? Уже убежал куда-то? На кухню лясы точить? — накинув полушубок, Катерина Алексеевна встала и подошла к девушке. — Если не спится, — она понизила голос, — приглашаю посмотреть со мной кино. Я всегда его смотрю, когда сон не идет или просто плохое настроение. Согласны, Елизавета Григорьевна? — она внимательно посмотрела на Лизу, и той показалось, что кино — лишь предлог, Белозерцева желала сообщить ей нечто гораздо более важное.

— Да, Катерина Алексеевна, я готова, — согласилась она без обиняков.

— Вот и славно, — комиссар явно обрадовалась, — тогда пойдем ко мне. — Алексей Александрович, — повернулась она к Петровскому, — думаю, я вам больше не нужна пока. Никита обещал, как только листовки будут готовы, их в первую очередь привезут сюда. Я сама выступлю перед солдатами.

— Да, вы вправе распоряжаться собой, Катерина Алексеевна, — полковник согласно кивнул, и во взгляде, устремленном на Белозерцеву, Лиза прочла нескрываемую печаль.