Чтоб не распалось время - Пенелопа Лайвли

— Привет.

Мать перестала писать, и Мария настороженно стрельнула на нее глазами.

— Да, здорово нас накололи с этими лодками, — пожаловался Мартин. — За пятьдесят пенсов дали десять минут поболтаться в гавани. Да они просто боятся настоящего моря.

Его семья села поодаль, в нескольких ярдах, и предалась спору — на какой пляж пойти.

— Неужели? — выдавила миссис Фостер, чувствуя себя явно не в своей тарелке.

Мария давно заметила: ее родители часто смущаются в присутствии незнакомых детей, особенно мальчиков.

— Ты еще не каталась? — спросил он Марию. — Лично я больше не собираюсь.

Тут до миссис Фостер дошло, что Мария и Мартин уже знакомы.

— Ты живешь рядом с нами, в гостинице? — спросила она.

Наступило молчание, неловкое только для миссис Фостер — больше она уже решительно ничего не могла придумать, а Мария, жаждущая поговорить, как всегда замерла, сдавленная нахлынувшими чувствами. Мартин сосредоточенно вертел в руках ракушку, оставшуюся на песке после отлива.

— Можно сегодня вечером зайти посмотреть твою книгу? — спросил он вдруг.

Но тут всех троих поглотила семья Мартина — младшие дети, старшие дети и две женщины, одна из которых, как выяснилось после сумятицы объяснений и возгласов, оказалась его матерью, другая — теткой. Дети делились строго поровну на две двоюродные семьи. Марии показалось, она вдруг очутилась в самой гуще скворчиной стаи. Она увидела, как мама украдкой сгребает разложенные вокруг пожитки — еще наступит кто или отодвинет. Мама Мартина, заливаясь смехом, сразу же принялась с жаром описывать вчерашний визит в Уэймут. Просто поразительно, как эта женщина умудрялась беспрерывно говорить и одновременно смотреть за малышом, который норовил свалиться в воду, и переодевать другого. Миссис Фостер слушала с натянутой улыбкой. Мария видела, какие они разные.

— Поэтому мы решили остаться на нашем классном курорте, — заключила мама Мартина. — И впредь тоже будем останавливаться только здесь.

Застегивая кому-то штанишки, она вдруг обратилась к Марии:

— Ты здесь одна? Приходи к нам, поиграешь с девочками.

— Это было бы чудесно, — с сомнением выдавила миссис Фостер.

— Ну что, пошли? Мартин!

— Я еще немного здесь побуду.

— Ладно. Только к обеду не опаздывай. И не докучай миссис… э…

— Фостер, — подсказала миссис Фостер.

— А мы Люкасы. Обе команды. Ну ладно, счастливо.

Они побрели прочь от «Чайки», и их еще долго было слышно после того, как они завернули за угол дома и скрылись из вида.

Миссис Фостер с опаской поглядела на Мартина. Она не очень жаловала мальчиков. Мария всегда знала, что не ошиблась, родившись девочкой, — хоть в этом угадала.

— Я хотел сходить в музей, — начал Мартин.

Миссис Фостер просияла. Она явно ждала чего-то более энергичного и разрушительного.

— Прекрасно. Мария тоже там не была.

Они медленно двинулись назад в город. Мартин спокойно и пространно объяснял миссис Фостер принцип работы подвесного двигателя. Время от времени миссис Фостер произносила «да» и «понятно». Счастливая Мария семенила на два шага позади них. Она молчала, но это вроде никого не тяготило. У входа в музей Мартин сказал ей:

— Вообще-то твоя мама не слушала.

— Да, наверное, — мудро согласилась Мария.

— Боюсь, здесь будет скучновато, — предположила миссис Фостер, зайдя в музей.

Исполненная сознанием долга, она начала переходить от стенда к стенду, ненадолго задерживаясь у каждого. Мария заметила, что точно так же она ведет себя и на выставках картин.

За стеклами стендов лежали сотни окаменелостей — совершенные, разнообразные. Нечего и мечтать самим найти такие. Аммониты размером с дверные кольца, каменюки, сквозь которые проплывал скелет целой рыбины, позвоночники динозавров, отпечатки лап рептилий на куске глины… Подписи к каждому экспонату сражали безмерностью времени — сорок миллионов лет назад, сто восемьдесят миллионов, четыреста миллионов. Одни существа были моложе других на сотни миллионов лет. На диаграммах указывалось, кто сколько просуществовал, и изображались грозные динозавры, рыбы самой причудливой и непрактичной конструкции, мелочь — ракушки, морские звезды и всякие ползающие и пресмыкающиеся. Оказывается, аммониты появились сравнительно недавно — они заселили моря, оставив тропические болота диплодокам и птеродактилям.

И все эти существа, поняла Мария, изучая таблицы и картинки, вышли из голубых утесов у оконечности Англии, из которых и состоял костяк местности.

— Голубой лейас, — узнала Мария.

— Что?

— Голубой лейас, из него наши скалы сделаны.

Она снова повторила это название про себя — ей нравилось, как оно звучит. Голубой лейас… А коричневая порода на нем — глауканитовый песок, и у каждой породы свой возраст, как и у окаменелостей — древняя, еще древнее, совсем древняя. Вот они лежат под полями и городами, как будто спят, полные ракушек и костей животных, которые здесь некогда обитали.

— Здорово, да? — сказал Мартин.

Сдвинув от напряжения брови, он сосредоточенно изучал стенд. Все меняется. Поверхность земли вздувается и бурлит, моря становятся сушей, континенты поглощает вода, и ввысь взмывают горы. И через века идет бесконечная процессия форм жизни — от скоромных ракушек из этого стенда до неуклюжих тяжелых динозавров на той картинке. (И какое имеет значение, что его мозг не больше, чем у котенка, подумала Мария. Котята тоже живут не тужат). Одно уступает место другому, и в итоге заканчивается, как с неприкрытым торжеством показано на схеме, обнаженным, однако бородатым мужчиной, который, подбоченясь, стоит (как вы думаете на чем?) на Дуврском утесе.

— Так значит, Ноев ковчег — просто выдумка! — воскликнула неожиданно озаренная Мария.

— Ясное дело, чушь, — фыркнул Мартин.

— Тогда так и надо сказать, — рассердилась Мария.

Она вдруг почувствовала себя обманутой. Всю жизнь ты блаженно веришь в одно, а потом тебе преподносят нечто совсем иное, правда, гораздо более интересное. Над этим стоит поразмыслить.

Теперь они двигались вместе — от стенда к стенду. Мартин то и дело толкал Марию в бок.

— Смотри… Эй, иди сюда…

— Как будто кто-то возился со всем этим, хотел понять, что годится, а лишнее отбрасывал, — сказала Мария.

— Не, это не так. Это эволюция. Мы ее в школе проходили. Организмы меняются — частично или полностью, чтобы приспособиться к среде обитания. Отращивают длинные ноги, теряют хвосты или выучиваются есть другую пищу. А те, у которых не получается, просто вымирают.

— Понятно, — задумчиво произнесла Мария.

Миссис Фостер уже закончила осмотр и стояла у выхода. С верхней галереи они увидели, как она села их ждать и развернула газету.

На большой диаграмме под названием «ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА» эволюция изображалась в виде дерева — его ветки выбрасывали вверх одно существо за другим — кудрявая фантазия в духе «Алисы в Стране Чудес», ошибочность которой становилась особенно очевидной, когда какая-нибудь ветка резко обрывалась на причудливом вымершем животном. И на вершине дерева, победоносно вскарабкавшись по млекопитающим и обезьянам, снова стоял голый волосатый человек.

— Это как в «Змеях и лестницах»[1], — сказала Мария. — Выпадет шестерка, и ты уже стоишь на двух ногах.

Мартин посмотрел на нее, сдерживая одобрение.

— Только они не понимали, что с ними творится. И каждой мелочи понадобились миллионы лет.

— Наверное, мы тоже меняемся.

— У меня вырастут еще две руки. Чтоб лучше лазать по деревьям. И хвост.

— Ну, это уже возврат к прошлому. А я хочу глаза — сзади и спереди.

— Два рта, чтобы есть сразу первое и второе.

— Складные ноги, как у пюпитра. Чтоб быстрее бегать.

Они захихикали. Сидящая внизу миссис Фостер с удивлением подняла глаза.

— Нет, серьезно. Мы все время меняемся. Растем. Становимся выше, у нас вырастают зубы.

— Это не то.

— Так ведь еще страннее, — не унималась Мария, — ты же понимаешь, что с тобой происходит.

Но Мартин потерял интерес. Он уже изучал открытки на выходе. Оба купили по невыразительной открытке с окаменелостями («Может, лучше взять симпатичный вид? Или пляж?» — недоумевала миссис Фостер) и начали подниматься через весь город к дому. На этот раз путь показался гораздо короче, чем обычно. Обескураженные, они уже очень скоро стояли у ворот, и Мартин прощался:

— Ну ладно, пока. — И вежливо добавил: — Спасибо, что взяли меня с собой.

Лежа в постели в ожидании сна, Мария медленно поплыла назад, к вчерашнему вечеру. Та же кровать, то же окно, те же занавески. Но между ними — двадцать четыре часа, и сколько всего произошло. Ничего особенного (просто мы с Мартином приятно провели время в музее), но все-таки это было время, меняющее все. Даже меня, подумала она. Я уже не такая, как вчера вечером. Не совсем такая. Выгляжу-то я так же, — правда, я, наверное, стала немножечко больше, не могла же я не вырасти, — и все же я не такая, не совсем такая, ведь я что-то увидела, что-то сделала, о чем-то подумала, а вчера в это же время я еще ничего такого не знала.