Служба такая... - Василий Пропалов

Михайловскому захотелось высказать Сергееву многое. Он закурил, закинул ногу на ногу и продолжал:

— Я был подлец, Андрей Захарович. Но живого человека никогда не обдирал. Ежели делал кому боль, то все равно не такую, как Редькин. Возьмем тот же аккордеон. Когда он прыгнул ко мне в руки, хозяин не видел, большого нервного потрясения не пережил. А ежели бы перед ним выросла где-нибудь в тихом переулке, да еще ночью, наглая рожа Редькина? Каково, а? Хорошо, ежели бы мужик или парень оказался боксером, самбистом, тяжелоатлетом, или просто ловким смельчаком и надавал бы Редькину по всем правилам. Ну, а окажись он смирным? Трусоватым? В одно мгновение мог поседеть.

— Не причинять людям боли — самое лучшее, — серьезно заметил Сергеев. — Для людей живем, им — все самое лучшее.

* * *

А пока:

— Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики… — раздается громкий голос судьи.

Зал замер. Подсудимый Александр Михайловский стоял прямо, вытянув руки по швам. Ему никогда еще не приходилось так сильно волноваться. На лбу выступила испарина. Во рту пересохло. По всему телу разлилась мелкая дрожь. Раньше перед судом он себя так скверно никогда не чувствовал.

Томительно тянулись минуты. Михайловский глядел на судью безнадежным, погасшим взглядом, ожидая самые важные, самые главные для него слова. Наконец, судья отрывисто произнес:

— Суд приговорил Михайловского Александра Васильевича к трем годам лишения свободы… условно, с испытательным сроком в течение пяти лет…

Легкий шумок пролетел по залу. Какой-то бородатый мужчина с укором поглядел на подсудимого.

Михайловский ничего не слышал и не видел.

КОМСОМОЛОМ РЕКОМЕНДОВАННЫЙ

Кадровик с погонами капитана милиции прочитал направление-рекомендацию райкома комсомола, смерил придирчивым взглядом стоявшего перед ним маленького паренька, подумал: «Невзрачные кадры посылают молодые вожаки». Листая паспорт, спросил:

— В милицию идете по желанию?

— Да, — смущенно ответил парень, моргнув серыми застенчивыми глазами.

Открывая первую страницу трудовой книжки, кадровик поинтересовался:

— Специальность есть?

— Плотник, слесарь, шофер.

— О нашей работе представление имеете?

— Немного.

— Для начала можем предложить должность шофера, а там посмотрим. Устраивает?

— Согласен…

Так Владимир Тюрлин оказался в списках милиции Советского района Кургана.

Баранку автомашины с синим кузовом, охваченным красной лентой, крутить пришлось недолго. Вскоре ему доверили постовую службу.

…Летний вечер. Городской сад. Воздух свеж. Играет музыка. Танцплощадка переполнена. Аллеи запружены отдыхающими. Кажется, все спокойно. Но Владимир знает: среди отдыхающих могут быть и такие, у которых с губ срываются грубые слова, кто-то пришел сюда с преступным намерением. Вовремя обезвредить злоумышленника, предупредить правонарушение — главное в хлопотливой работе постового.

Под звуки вальса Тюрлин обходит танцевальную площадку с тыльной стороны. За кустом видит парня, вмиг рванувшегося в сторону, но тут же остановившегося на месте в независимой позе. «Интересно! Хотел бежать… Что его беспокоит?» — подумал Владимир и, поравнявшись с незнакомцем, равнодушно спросил:

— Что вы тут делаете?

— Стою.

— Вижу, что не лежите.

Парень, видимо, думал, что милиционер пройдет мимо, не обратит на него внимания. Но ошибся и, поняв это, скользнул в кусты. Тюрлин рванулся за ним…

Скоро Владимир доставил в комнату, отведенную для милиции, парня и положил на стол самодельный малокалиберный пистолет, патроны. Находившиеся здесь дружинники с удивлением смотрели то на пистолет, то на низкого молодого милиционера, то на тонкого и длинного парня. А в распахнутое окно доносилась веселая музыка. На главной широкой аллее спокойно качалась тихоголосая людская волна.

Происшествий в городском саду в этот вечер не было.

Хлопот прибавлялось, служба усложнялась: присвоили звание младшего сержанта милиции, выдвинули на должность командира отделения, а затем назначили участковым уполномоченным.

…Время близилось к полуночи. Часто дребезжавшие с вечера телефоны на столе молчали. Дежурный разрешил Тюрлину съездить на ужин, предупредил шофера, чтобы он не выключал рацию.

Возвращаясь в отдел, Владимир заметил на улице Пушкина лежащего человека.

«До чего же нализался! — с досадой подумал Тюрлин. — Ни рукой, ни ногой шевельнуть не может. Даже мороз его не пугает. Надо подобрать, пока богу душу не отдал».

Повернувшись к шоферу, бросил:

— Стой!

Взвыли тормоза. Уличные фонари, цепочками бежавшие навстречу, остановились. Тюрлин выпрыгнул из кабины. Пригляделся. Снег красный. Кровь?.. Что же произошло?

Он не успел принять решения, как сзади донеслось:

— Что вы стоите?

Тюрлин обернулся и увидел мужчину.

— Преступники убегают, а вы стоите! Они там еще одного избили! — Он вытянул руку в сторону улицы Зорге. — Да вон они!

Вдали чернели три фигуры.

— Проверь, жив ли человек, свяжись по рации с дежурным, — распорядился Тюрлин и сорвался с места. По снежной глади бежать в сапогах было трудно. Но Владимир думал о другом: «Догнать! Во что бы то ни стало — догнать!»

И он бежал, не отрывая глаз от трех силуэтов.

Расстояние сокращалось. Заметив погоню, преступники свернули в темную улицу. Тюрлин до предела напряг силы, ускорил бег, повернул за угол и, выхватив пистолет, крикнул:

— Стой! Стрелять буду!

Прогремел предупредительный выстрел.

Преступники не остановились, шарахнулись за угол.

Улицу Свердлова они пересекли перед самым носом вдруг затормозившего автобуса. Резкий пучок света ослепил милиционера. От неожиданности он не сумел сбавить бег, налетел на автобус. А когда оказался на противоположной стороне улицы, в глазах стояла темнота.

Преступники исчезли. «Эх ты, черт! — досадовал Владимир. — Надо же было появиться автобусу».

Тюрлин огляделся. Прислушался. Тишина! Не слышно снежного хруста. Из головы не выходит: «Куда успели скрыться? Если перемахнули через забор, то где они?»

По Кустанайской Владимир вышел на Степную и не поверил своим глазам: впереди маячили три фигуры. Шли не спеша. Волнение и сомнения охватили Тюрлина: «Неужели они? А если другие? Те, кажись, были пониже. Эти больно высокие. Задержу невиновных».

И здесь произошло то, чего Владимир не ожидал. Самый здоровый спросил: «В чем дело, старшой?», и в ту же секунду Тюрлина смяли. Один упал ему на ноги, второй навалился на правую руку и стал выкручивать пистолет. Третий прижал левую руку и ухватился за горло.

Тюрлин два раза нажал спусковой крючок.

Выстрелы разорвали тишину. Рука с пистолетом стала свободнее. Изо всей силы он рванул ее на себя. Пистолет оказался на груди. В эти секунды Владимир почувствовал, как чьи-то холодные пальцы ищут спусковой крючок. Еще немного, и пуля прошьет его самого. Он рванулся всем телом с такой силой, что вторая рука освободилась от груза, но горло оказалось перехвачено сильнее. Владимир втянул короткую шею в плечи. Еще усилие — и пистолет у него в обеих руках. Выстрел был глухим, но верным. Один из преступников заорал:

— Бежим!

Двое оторвались от упругого тела Тюрлина, бросились в сторону. Владимир успел ударить сапогом в подбородок третьего. Тот упал, но тут же вскочил и пустился наутек.

Двое уже свернули за угол. Скоро скроется и третий. Тюрлин нажал на спуск пистолета. Выстрела не произошло. Ощупал оружие. Все ясно: обойма с патронами отошла вниз.

Поправив обойму, Тюрлин кинулся преследовать преступников. Сердце бешено колотилось. Дышать становилось труднее.

Владимир открыл рот. Так дышалось легче. В несколько прыжков он оказался за углом: преступники находились здесь.

— Ни с места! Пристрелю!

Только теперь Тюрлин разглядел противников: двое стоят, один — высокий здоровяк, другой — тонкий и длинный. Третий лежит.

И опять в голове Владимира закрутилось: «Как быть? Раненого они не понесут. Кругом — ни души. Послать к телефону некого».

Увидев приближающегося мужчину, облегченно вздохнул.

Прохожий пообещал позвонить в милицию и в «скорую помощь». Шло время, а никто не приезжал. И сотрудник милиции снова заволновался: «А ежели прохожий не позвонил? Раненый может умереть! А ведь он еще молод. Ему жить да жить. Может, настоящим человеком станет».

Тонкий, видимо, разгадал мысли Тюрлина, прохрипел:

— Разреши, я схожу позвоню. Верней дело будет. Не бойся — вернусь.

— Иди, — решительно ответил Владимир.

Тонкий помчался так, будто за ним гнался тот, кто его отпустил.

И опять Тюрлину каждая минута казалась необыкновенно длинной и утомительной. Но вот донесся слабый звук моторов. Он стал нарастать. Уже видно, как короткие кварталы небольших улочек обшаривают фары машин.