Ловец орлов - Шульц Джеймс Уиллард

О, как мне было страшно! Я весь дрожал и обливался потом. О бегстве нечего было и думать. Я знал, что в два прыжка он меня догонит. Оставалось одно: когда он поднимется к моей пещере, направить на него дуло ружья и спустить курок. Если я не убью его наповал, то быть может, вспышка огня и громкий выстрел его испугают, и, раненый, он обратится в бегство.

Лежи я неподвижно, он, пожалуй, не заметил бы меня и свернул бы в сторону. Но, прислушиваясь к его шагам, я почувствовал, что он направляется прямо к моей пещере. Я должен был повернуться, сесть и взять в руки ружье. Хотя я и старался не шуметь, но, должно быть, он услышал шорох. Громко захрапев, он побежал быстрее, и я понял, что он меня увидел. В несколько прыжков он поднялся по крутому склону. Было очень темно, но все-таки я разглядел огромное черное тело у входа в пещеру. Я наклонился, погрузил дуло ружья в длинную мягкую шерсть и выстрелил. Ослепительная вспышка — и я увидел перед собой гигантского гризли. Раненый, он громко заревел, и я почувствовал на своем лице его горячее зловонное дыхание. Он лез дальше в пещеру, и нос его коснулся моей груди.

Прижавшись к каменной стене, я ждал смерти. Снова раздался страшный рев, и вдруг огромная черная масса медленно начала скользить назад и вниз. Тщетно пытался он удержаться, вонзить когти передних лап в каменный пол пещеры: силы ему изменили. Он пыхтел, сопел и, наконец, сорвался и покатился вниз по склону. Затем все стихло.

Я его убил! Одним выстрелом я убил самого большого медведя, какого мне когда-либо приходилось видеть. Я совершил великий подвиг! Величайшим подвигом считалось у нас убить врага — сиу, кроу, ассинибуана, — ко и убившему серого медведя было чем похвалиться. Мысленно я представил себе, как я стою перед вигвамом, посвященным Солнцу, который хотели выстроить наши женщины, и говорю во всеуслышание:

— В месяц Новой Травы я постился в маленькой пещере на склоне Красной горы, к западу от верхнего озера Два Священных Вигвама. Во мраке ночи на меня напал большой серый медведь. Я приставил к груди его ружье, выстрелил и убил наповал. Вот мой трофей: ожерелье из когтей гризли!

А когда я умолкну, воины будут восхвалять меня!

Размышляя об этом, я насыпал на ладонь немного пороху, взял пулю и зарядил ружье. Теперь я готов был померяться силами с любым противником.

Я потерял надежду увидеть в эту ночь вещий сон. Лежа на боку, я смотрел на Семерых[6], медленно скользивших на север. Из-за гор заструился бледный свет: всходила луна, и в полумраке я разглядел внизу огромную тушу медведя. Он лежал у подножия скалы на пути к источнику. Когда луна высоко поднялась над горами, и спустился к медведю. Он был еще больше, чем я думал, величиной со старого бизона. Я заглянул в разинутую пасть и увидел четыре желтоватых клыка длиной с мой большой палец. Всю зиму он пролежал в берлоге, и шкура его еще не облезла и не полиняла. Волос был длинный темно-серый.

Несколько раз обошел я вокруг него, и чем дольше я на него смотрел, тем веселее становилось у меня на сердце. Я так был счастлив, что мне хотелось запеть победную песню. Я поставил ногу на его мохнатый бок и чуть слышно запел; потом положил на землю ружье, достал нож и отрезал когти передних лап.

Теперь, когда пикуни одержимы желанием иметь красивые одеяла, одежду, бусы и лакомства белых людей, многие наши охотники сдирают шкуры с убитых ими медведей и обменивают их на товары. Не так было в дни моей молодости. Мы относились к ним как к любому из наших врагов — кроу, кри или ассинибуану. Вместо скальпа мы брали их когти, а мясо и шкуру приносили в жертву Солнцу. Срезав когти и спрятав их в мешок, я встал.

Затем я спустился к источнику, вымыл руки и нож, напился и побрел назад в пещеру. Около туши медведя я приостановился, полюбовался им и, наконец, медленно стал карабкаться по склону, с которого скатился медведь. На камнях темнели пятна крови.

Не прошел я и трех шагов, как что-то засвистело над моей головой и большая каменная глыба слетела по откосу слева от меня и упала в ложбину. Я побежал к пещере; задыхаясь и весь дрожа, я добрался до нее как раз в ту минуту, когда за моей спиной загрохотала вторая глыба. Я спасся чудом.

Мне пришло в голову, что эти две глыбы не оторвались от скалы, так как никакого треска я не слышал, а были кем-то сброшены с вершины. Кто-то хотел меня убить!

Мысль о новом враге привела меня в ужас. От голода я ослабел; встреча с медведем придала мне сил, но когда возбуждение прошло, я снова почувствовал слабость и головокружение. И вдруг в тишине раздался протяжный крик, тот самый крик, который испугал меня в первую ночь. Повторился он трижды, и я похолодел от ужаса. Он доносился с вершины горы, и последние мои сомнения рассеялись: каменные глыбы не сорвались, а были сброшены! Там, на горе, скрывался враг.

Я решил, что Красные Крылья сделал ошибку, послав меня поститься на эту гору. Здесь мне со всех сторон угрожает опасность. Не успел я убить медведя, как появился новый и еще более страшный враг. Должно быть, это был воин из какого-нибудь западного племени, а все западные племена враждовали с нами. «Здесь я не увижу вещего сна, — думал я. — Я даже заснуть не могу от страха. Когда рассветет, я покину это место и вернусь домой».

Несомненно, враг мой знал, по какой тропе я пришел сюда, и, пожалуй, устроит засаду. Придется поискать другую тропу. А если я доберусь живым до лагеря, как стыдно будет признаться, что ничего во сне я не увидел и бежал с горы!

ГЛАВА ПЯТАЯ

статок ночи я просидел, прислонившись спиной к каменной стене и поджидая моего врага. Он так и не появился, и голоса его я больше не слышал. Наконец рассвело и я окинул взглядом склон горы, посмотрел на неподвижную тушу медведя и почувствовал, что при дневном свете страх покинул меня. Повсюду пели птицы. Белые тетерева прилетели к источнику. О, как не хотелось мне уходить отсюда! Я решил подождать еще несколько часов. К полудню мой враг, утомленный ночным бдением, подумает, что я не намерен отсюда уходить, и, быть может, заснет; вот тогда-то я и убегу. У меня слипались глаза, никогда еще не чувствовал я себя таким измученным и слабым, но я знал, что жизнь моя висит на волоске, и поклялся не смыкать глаз.

Солнце выплыло из-за гор и согрело мою пещеру. Я заметил, что горные бараны и белые козы не приходили на водопой; из этого я вывел заключение, что враг мой находится где-то поблизости. Наконец, с востока пришло стадо баранов. Приблизившись к ручью, животные увидели убитого медведя или почуяли его запах и тотчас же повернули назад. Рысцой прибежал волк — тоже с востока; высоко задрав морду и навострив уши, он втягивал носом воздух. Увидев медведя, он остановился как вкопанный и долго смотрел на него, не зная, что делать. Должно быть, его мучила жажда; косясь на медведя, он быстро спустился к ручью, напился и убежал на запад.

И горные бараны и волк пришли с востока по тропе, которая вела к водопадам Бегущего Орла. Теперь я был почти уверен в том, что мой враг скрывается не на этой тропе. Я решил покинуть пещеру, спуститься на тропу и бежать на восток. И все-таки я мешкал. Был я так слаб, что мне казалось, будто враг тотчас же меня догонит.

Над головой моей раздалось громкое карканье. Я посмотрел на небо и увидел большого орла, кружившего над скалой; за орлом летал ворон и, казалось, пытался клюнуть своего врага. Но тот не обращал на него внимания и поднимался все выше и выше. Наконец, ворон отказался от погони и полетел к горе. Я потерял его из виду, но вскоре он промелькнул мимо моей пещеры, опустился прямо на голову медведя и выклевал ему глаз. Затем ворон зашагал по огромной туше и острым клювом стал долбить шкуру в том месте, где кончаются ребра. Продолбив ее, он добрался до печени и жадно стал есть.