О людях и нелюдях - С. Алесько

И они осторожно двинулись по тропинке.

Когда до избушки оставалось рукой подать, Винка услышала карканье. Орали несколько ворон. Девушке захотелось остановиться, а еще лучше повернуть назад, но она заставила себя идти дальше. Если с Осинницей что-то случилось, то только по ее, Винки, вине. Значит, она обязана увидеть все сама. Почему? Наверное, потому, что ворожея помогла беглянке, не выставила за дверь… Боясь смотреть вперед, различая лишь тропку под ногами, Винка со всего ходу натолкнулась на спину внезапно остановившегося Дрозда. Парень застыл, как вековой дуб. Девушка собралась с духом и встала рядом.

От жилища Осинницы остались одни головешки. Избушка сгорела полностью, с пепелища поднималась лишь почерневшая труба. Обмазанные глиной стены хлева уцелели, крыша провалилась. Дверь была подперта снаружи.

— Бурушка, — всхлипнула Винка.

Словно в ответ на звук ее голоса из развалин с карканьем вылетели несколько ворон. Вьюн поспешно зажал девушке рот.

— Уходим, — прошипел он. — Ты-то что встал и пялишься, как глупая людина?

— Осинка… — пробормотал Дрозд.

— Ее, может, там и не было, когда горело. Она ж колдовать умеет, — кошак пятился в лес, таща обмякшую Винку. — А ежели была… Мы ей уже не поможем.

Ни девушка, ни пес не возразили.

Они углубились в лес, рыжий впереди, выбирая дорогу, Винка и Дрозд покорно брели следом, не заботясь о направлении, все еще переживая потрясение от увиденного.

Девушка совершенно потеряла счет времени. Просто шла вперед, ноги двигались сами, а руки отводили ветви от лица. Винка, наверное, могла бы идти так, пока оставались силы, а потом упала б лицом в мох и выплакалась за добрую Осинницу, послушную Бурушку, бестолковых кур и красавца-петуха… Но Вьюн остановился прежде, чем кончились силы.

Кошак бросил котомку на землю. Его спутники осмотрелись. Рыжий вывел их не к месту ночевки, а куда-то на берег ручья, видно, того самого, соединяющего знакомое озеро с Ивяной.

— Что будем делать? — Дрозд спустил котомку с плеча, но на землю не опустил, и она сиротливо болталась у ноги.

— Жрать! — отрезал Вьюн, развязывая свой мешок и доставая оттуда краюху хлеба и пару вареных яиц. — Вы можете заниматься, чем хотите. Хоть трахайтесь. А я буду жрать.

Дрозд засопел, уронил котомку на землю, сел. Винка переминалась с ноги на ногу, думая, что надо бы ей потихоньку уйти.

— Не топчись ты! — тихо и зло проговорил кошак. — На пол-леса шумишь.

Девушка поспешно села на землю, из глаз покатились слезы. Вьюн продолжал сосредоточенно жевать, и только покончив с извлеченными из мешка припасами, встал, подошел к ручью напиться да заодно наполнить флягу.

— Вот теперь можно подумать о будущем, — сказал он, усаживаясь напротив Дрозда. — Ежели у тебя башка варит при пустом брюхе.

— Воды дай, — попросил пес.

Вьюн скорчил недовольную мину, мол, вон ручей, встань и напейся, но все же протянул другу только что наполненную тыкву-горлянку. Дрозд пил долго, запрокинув голову. Винка видела, как дергается кадык на заросшей черной щетиной шее.

— Надо уходить. Как можно скорее и как можно дальше, — выговорил пес, переводя дух и возвращая пустую тыкву.

— Ценный план, — кивнул Вьюн. — Сам бы я до такого нипочем не допер.

Дрозд ничего не ответил.

— Что с людиной? — спросил кошак. — Тут оставим или все же доведем до ближайшей деревни?

Винку трясло от волнения, пока чернявый задумчиво вертел в пальцах подобранную с земли сухую веточку. После случившегося девушка очень боялась остаться одна и в то же время мучилась от сознания, что подвергнет парней смертельной опасности, как Осинницу.

— Пойдет с нами какое-то время. Окрестные деревни наверняка ходят под этим господином из замка.

— Спятил, приятель? Знаешь ведь, что в первом же селении сделают с двумя мужиками-оборотнями, таскающими с собой смазливенькую людину. И на тракте можно на стражу нарваться. У них тоже будут к тебе вопросы.

Дрозд дернул углом рта. Винка затравленно переводила взгляд с одного парня на другого. Она не понимала опасений Вьюна. В их деревеньке оборотни не жили, и говорили о них селяне мало, рассказывали больше похабные истории, не предназначенные для девичьих ушей. Какое кому дело, с кем путешествует молоденькая селянка? Если по своей воле идет с нелюдями, значит, доверяет им. Может, кошак опять взялся за свои сальности? Нет, не похоже. Уж очень серьезная у него физиономия.

Девушка почувствовала, как липкий страх обволакивает тело. Путь домой заказан, а скитаться одной по дорогам сейчас, когда за ней стали охотиться, страшно. Неужели пес и кот откажутся проводить ее до ближайшего селения? Там она наймется в работницы, узнает новости о родной деревушке… Если дома все спокойно, попробует осесть на новом месте, если нет… Об этом пока не нужно.

— Вьюн, Дрозд, — начала девушка дрожащим голосом. — С Осинницей случилось все… из-за меня. Молю Всеблагую, чтоб хозяйка жива осталась, — горло перехватило, и Винка замолчала, парни тоже ничего не говорили. Крылатая на их молитвы не ответила б, а Клыкастого о таком не просят. — Вижу, что вам обуза. Но ведь никто, кроме наших деревенских не знает, что я нужна господину. Ни в других селениях, ни стража на тракте… Вам ничего не сделают, я молчать буду, могу даже немой прикинуться… Помогите, пожалуйста. Боюсь я одна идти…

— В том, что случилось с Осинкой, ты не виновата, — проговорил Дрозд. — Они могли искать… нас.

— Да и мы им на кой? — принялся размышлять вслух Вьюн. — Подумаешь, два оборотня на заставах не отмечались, забрели в глушь. Добро бы волки. Мы же мирные, никого крупней кроликов и куриц не жрем. Скорее, у них были счеты с самой ворожеей. Я никогда не слыхал, чтоб такой шум подымался из-за глупой селяночки. А Осинка… Она — чародейка сильная, может, в вашей глухомани просто отсиживалась. А сама кому-то на хвост наступила.

— Так вы мне поможете? — девушка слегка воспряла духом.

— Не понимаешь ничего, — кошак взглянул на Винку едва ли не со злостью. — Думаешь, почему ваш староста запретил семье оборотней в селении обосноваться? Это ведь не волки были?

— Нет, псы. Не знаю, почему.

— Оборотни — ночные твари, дети Клыкастого, от животных отличные лишь своим обликом, и то отчасти, — начал вещать Вьюн, и его тон напомнил Винке проповеди служителей Крылатой. — Разносчики болезней, растлители невинных, воры, убийцы, пожирающие живую плоть… Кстати, знаешь, — кошак перешел на свой обычный небрежный говорок, — я однажды видал, как ваши мужики, люди, молоденькую кошечку впятером насиловали. Она, конечно, в людском обличье была. Сначала ей серебряный ошейник перекинуться не давал, а потом у нее уже сил не осталось. Так и подохла в подворотне, кровью истекла. И ведь, заметь, поделом. Скольких юношей могла бы совратить, дурной болезнью наградить, когда б в возраст вошла, тварь похотливая. А так пресекли в зародыше. И смотреть было не на что, костлявая, будто пацан, даже сиськи еще не выросли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});