Книга для чтения вне помещений и в помещениях - Таня Скарынкина

Сыпался рисом весенний град

Старого зайца травилидольше чем молодогомариновалинекоторые просили избавиться                и освободить их от этого мученьяа иныередкие любили зайца во всех проявленьях

.более менее теплыми и съедаланапоминая Толстого простотой выраженьякоторое повторить однажды

.егобудто подсвеченного изнутрибила лихорадка

.старый поэтмы ложимся с ним к животу животпоэтова сорочка — неодолимая заслонкамежду полувзрослой                и полумальчиком-полумертвецомБорхесомночным петухомбешеным любовником

.ужин не более чем ранее подгорелбольшеротые негодовалисердце домохозяйки поднималось на дыбыно сама промолчала поверх едыповерх горшочковгорлышек и дыма

.иногданачинали мечтать о себекак о наиболее отдельном существеа тут как нагрянут соседизакашляются в салфеткипотребуются термометрызажигалкии такое страданье такое страданьеотдаваться чужакам на поруганье

.не видели тебя в минуту слабостикогда близоруко протирая очкиза тонкие дужки удерживаешьбольшого кузнечика или саранчу.

Собрание

Собрание солдатна общей площади столаотличный яблочный закат скользнул по краю

пересечение луча и вилкина острие ножана площади открытого стола

солдатыславные сухие это семечкиладонь их собирает и разбрасывает

собрание солдатна площади монастырясиротского приюта

пересечение на солнечном участкестолового ножа обертки сливочного масла                                                   и лимонадавот фейерверк.

Полдник в землемерной конторе

Полдник в конторе у землемероввремени у землемеров в обрезневзирая на ветер и строгий запретземлемеры выглядывают в окно

землемеры как детии видят что детикатаются вниз к обмелевшей реке

.землемеры свой мир принимают как естьраспорядок работы землемерной конторымелькание спиц вдалеке у рекиводомерки на поверхности воды

землемеры и сами когда-то давнобыли вольные велосипедисты-стрижив тренировочной форме начальной школы.

Стенограмма монолога деревенской незнакомки

Она остановилась у заборагде мы собираем чернильными руками                                         ягоды с кустаи раскачивает калитку не заходя во двордвижения ее непредсказуемы резкиколючки слов слетают с языка:

— Альдона! Альдона!Нашто ты з’ела собственнага сына?Да-да!В под’езде собственнага дома!Ты ж матка ты жанчына!Ты памрэш!Людзі!Скажыце што я нармальная!Я нармальная?Да?

— Да!! — отвечаем зачарованныелопотанием человекообразной сорокивсей тяжестью налегшей на калиткумы дождливо-угодливопрогнулись под тяжестью монолога ее

— Яны сказалі што я — ненармальная!Што з’ела розы..А яна з’ела свайго собственнага сына!Я ім кажу — яна памрэ!А яна не памірае.

Так уходящий

Памяти Ростислава Лапицкого

Он странно посмотрелчто мама собираетсяи душно и темнов раскрытом чемоданебелеет кипятильниказмеиное кольцопородистые свинкипохожие на гильзылегли давным-давно

.так странно иностранному шпионукогда его толкают под ребропоскрипывают двери гардеробастановится и душно и темнов раскрытом чемодане кипятильникхолодным завивается кольцомпослушные тропические свинкиоттенка стен районной поликлиникилегли и спят давно

.он странно посмотрел когда прикладомего как иностранного шпионатолкали и болело под ребромразбрасывая гибельные мыслиприпрятал самых беззащитных свинокв широкие закладки шаровар

.и она странно посмотрела на негокогда его мгновенного шпионавыталкивали силой под ребропродлился вечер без негошевелилась крупная живность в сарае без негораспространяя запахи физкультуры и страстимы волновались чтобы боги сохранили нам егодля безопасной старости без росчерков похотис непроглядным туманом мудрости.

Порция поэта

И мы как дураки как звериувлекаемые крохотной дудочкойпротиснулись сквозь выходные двериснопы и ворохи гербариев что еле ноги унеслисгрузили под покровом темноты

.кто ее видалтвою ручную живность плосконосую?доставляющую новые и новые мешкивеликого шуршания поэтав содружестве с молчанием земли.

Константин ремонтирует велосипед

Константин ремонтирует велосипедвысокие мальвы скрывают велосипедно мы знаем что Константин       ремонтирует взрослый велосипеддополнительным знаниемраннего вечерадревнего летаи постукиваньем по хребту велосипедазвонким гаечным ключом

звон от гаечного ключадо последнего этажаулетает за мальвызаборы сараидворовоесолнцес легкостью волейбольного мяча.

О том как пляжная обезьянка для фотоснимков не вернулась из кадра ухватившись за синий отпечаток Маруськиной косы осталась навсегда внутри фотографир

Мыслила же о себечто не может быть навечно прикованной                                   к запястью фотографьяторавсе дни на побережье                            сделались для нее одинаковымиона не различала новизны и прелести

.фотографьятор он ей пива брагино обезьяна — не но нет!отказывала в первый и последнийраз в жизни с неприязнью закодированного

.в ней не осталось ни участкаот многожертвенной надежды как бывало преждеоборвалась цепочка                       на крючке человека с фотокамеройв последний для него рабочий день

.по ночам она наблюдает сквозь фотокарточкукак луна полощется в море пожухлой тряпочкойно по мокрой веревочной лестницене спускается никогда из рамочки.

Дети у сумрачного огорода

Дети у сумрачного огороданеподалеку от грядок лесхвойные иглы среди укропабелка злится природной злобойогрызается и задирает хвост

с краю темнеет просторный сарайнабитый молчаньем свиньи до отказалежалым навозомруку протянешь вслепую налевов ящике теплится птичье яйцона колючей соломе

дети отпускают белкуследят за насекомой мелочьюза беззвучными прыжками кузнечиковс недоумением инопланетянкопошатся в птичьем ящике.

100 раз ты

Старались-плавилисьно и ручьями оставались товарищамивербой вербовалинапрашивались в почести вшиватьтраву и веточкирепейные колючкиспускались в Сукневичи —                суховатую равнинную деревнюнад рамкой озера скучное чистое небо(много книгно по всей видимости их никто не читаетнаписано для бессвязности текстапредыдущий абзац утрачен):сто раз ты Гамлетом нескладнымподмостки мира осквернялдо заморозков кутался                       в накидку с полумесяцамибудто астрономглупилбрехалалё-алёи письменное открывал бюроздесь все моездесь поджимаетнедописанное письмо:«..моя милкаблудливая скотинкасентиментальная эмигрантка Ремаркадома не ночеваланапудрилась и рыдала:— Плутая лабиринтом сложнымночного птичьего селая почти не тревожилась о том чтобурьяном страсти порослаплутая лабиринтом сложнымя почти не тревожилась о скорости»

.она обмякла мокрой выдройименно продемонстрировалачто в придорожном кафес нее не берут за кофето есть вроде и не вретно сторонится битвы за правду.

Игрушки за меня