Нидерланды. Страна мельниц, тюльпанов и сыра - Виктория Хогланд

мать двух маленьких детей одевается на прогулку с ними в белое. Или она собралась умирать, или сошла с ума и ее надо усыпить уколом, чтобы она уже не мучила никого… Итак, мы приехали гулять и мы не можем гулять, потому что один из нас все время падает. И я сама — парад олигофренов. Я им дирижирую в одиночку и марширую себе в такт.»(C).

Наконец до меня доходит, что я пакую прошлогодние летние вещи и хорошо бы соотнести габариты собственного младшего ребенка с размерами одежды. Судорожно нахлобучиваю панамку дочери на голову и оцениваю масштаб трагедии. Лера уже начинает догадываться, что с такими сомнительными родственниками легкой жизни ей не видать, и презрительно смотрит на меня, наморщив нос. В слишком маленькой, сдвинутой на затылок белой тиаре она похожа на сердитого папу римского ростом восемьдесят один сантиметр. Пытаюсь донести до нее, что матерей не выбирают и альтернативы не предвидится, надо брать что есть. Ребенок, судя по лицу, в шоке.

Появляется Адри и строго допрашивает меня, упакован ли подаренный им купальник. То самое чувство, когда у твоей дочери есть бикини Tommy Hilfiger, а себе ты торопливо стираешь и сушишь на батарее прошлогоднюю беременную футболку. Потом идешь в магазин и небрежно роняешь через плечо: «Нам верх мал, дайте нам лифчик на пятнадцать месяцев».

«Шхат, — Адри снова материализуется из ниоткуда, — веет яй мишхин ваар зяйн май витте спяйкебрюк?» В переводе с тарабарского: «Дорогая, а где мои летние джинсы?»

Я молчу и загадочно улыбаюсь. Мама всегда говорила мне, что в женщине должна быть некая недосказанность. Никогда не звони первой. Не демонстрируй любимому маску из голубой глины на лице. Не сознавайся мужу, что его любимые белые брюки уже два часа как яростно вращаются в стирке вместе с цветными обкаканными ползунками. За час до отъезда.

Я стараюсь сменить тему. «Адри, — говорю восхищенно, — ты так похудел». И элегантно пячусь назад, как краб, чтобы заслонить собой стиральную машинку. Пять лет назад прокатило бы. Сейчас нет. Но муж спокоен. Это уже давно не свойство характера, а инстинкт самосохранения. Он предлагает вытащить остатки брюк из машинки, нанизать на шомпол для барбекю и закрепить как флаг на крыше машины. По его расчетам, где-то в районе Люксембурга белые с разводами лохмотья приобретут необходимую сухость и даже разгладятся на ветру.

Выезжать нам через час, а мне ещё нужно успеть принять душ, нарисовать на своем унылом лице новое, собрать свои вещи, уложить девочек спать. Покормить через зонд Джино, который, как всегда, перед нашим отъездом устроил сухую голодовку. Разбудить дочек, поменять памперс, еще раз поменять, потом плюнуть на все и украдкой помыть ребенка целиком в кухонной раковине. Затем убедиться, что муж ещё не сбежал от меня к флегматичной бездетной Бернадетт из массажного салона.

Пока я мечусь по дому, в сад забредает… курица. Породы «соседний каркающий урод». Это такой универсальный подвид, среди людей тоже встречается. Разведчик из стана врага! Куриного Штирлица надо поймать и выкинуть к чертям собачьим. Если Джино неожиданно выйдет из депрессии и увидит ее, то вполне может куру поймать и сожрать, прецеденты бывали.

Тогда мы точно не уедем, потому что, во-первых, мстительная соседка отсудит у нас за павшего в бою урода дом или почку, не меньше. Во-вторых, нежная пищеварительная система Джино такую подставу никому не простит. Однажды я накормила его остатками цыпленка с приправами, и о том, что случилось потом, в приличном обществе лучше не рассказывать.

Поэтому я зубами хватаю сдержанно рыдающего Джино и руками кричу мужу, чтобы пришел и спас нас всех. Тот уже бегает по саду и почему-то шепотом орет на курицу «Сидеть!». Лера же, вмонтированная в свое автокресло, яростно стаскивает с головы тиару, швыряет оземь и автоматически запускает функцию «разогрев». Она занимает около трех минут и предваряет основную программу «сопли, вой и ор». Коринн комментирует происходящее в лучших традициях Андрея Малахова.

До аэропорта мы добирались в состоянии аффекта и личной неприязни, поэтому в памяти остались какие-то обрывки.

К концу полета девочки устали и творили хаос уже на автомате, без вдохновения и исключительно в районе наших кресел. Коринн умудрилась смешать на своем новом платьице дерзкий коктейль из красного вина, колы лайт, яблочного сока и шоколада. Лера разложила себе пару дорожек сахара из самолетного набора. Но дозы не хватило, и вот одним движением пухлой ручки воздушная принцесса превращается в замызганного орущего и сопливого Самуэля Джексона из фильма «Криминальное чтиво». А я говорила: «Ах, бедная лапочка, ну, иди к папе. Папа с тобой поиграет» — и тайком включала шумоподавляющую функцию в наушниках.

В общем, долетели нормально, без происшествий.

Мир Делано

«Я только переехала в Нидерланды. Как-то муж пригласил на обед Делано. Сперва я очень стеснялась, так как я толком не разговаривала на нидерландском языке. Но слово за слово и Делано оттаял и теперь постоянно спрашивает мужа, как у меня дела. Он пробовал и мои пирожки, и окрошку, и картофельные оладушки с сыром, и, конечно же, хачапури. Он их называет „хачи-вачи“. Теперь Делано — фанат русской кухни. Всегда напоминает моему мужу, а не надо ли ему купить продукты домой, и намекает про очередной обед у нас. Это так мило! Он знает, что я увлекаюсь фотографией, и с удовольствием рассматривает снимки и даже иногда сам позирует», — пишет мне моя читательница Олеся.

Делано двадцать три года. Развитие его остановилось примерно на уровне шестилетнего ребенка, а эмоциональный фон его соответствует и ситуации двухлетнего малыша. Муж Оксаны работает в соответствующем заведении, где живут «клиенты» — люди разных возрастов с различными психическими отклонениями в развитии. И с удовольствием угощает русским обедом одного из своих подопечных.

«Мой муж — сверхчеловек. Он любит людей, понимаете? Разных. Всех. Он работает с людьми с синдромом Дауна, с разной степенью инвалидности. Они люди, как и мы с вами. Просто у них другие потребности и желания. Каждый раз, когда он мне рассказывает истории и случаи, связанные с его работой, у него всегда горят глаза. Как же надо так любить то, что ты делаешь! Я восхищаюсь им. У меня даже есть уже свои любимчики среди его „клиентов“», —