Записки о Пушкине. Письма - Иван Пущин

Имеются в путевых письмах Пущина отклики на политические события того времени. Так он выражал негодование по поводу «помощи», оказываемой Николаем I австрийскому императору для подавления национально-освободительного движения Венгрии, и возмущался «странной экспедицией» французов в Рим для содействия врагам национально-освободительного движения итальянцев.

Исполняя распоряжение А. Ф. Орлова, генерал-губернатор Восточной Сибири H. Н. Муравьев сообщил в III отделение, что поселенец Пущин отправлен 2 декабря 1849 года в Ялуторовск. Но вернулся он домой только под Новый год.

Прошло несколько лет. В столицах готовились к коронации Александра II, назначенной на август 1856 года. Родные декабристов, петрашевцев и других «преступников» ждали «милости» со стороны нового царя. Еще в начале года князь П. А. Вяземский посоветовал М. И. Пущину подать царю просьбу о разрешении его брагу вернуться в Россию, но царь отказал в этой просьбе, и Пущин получил амнистию вместе со всеми декабристами по манифесту 26 августа 1856 года.

Бывшим «государственным преступникам» позволили жить под надзором полиции всюду, кроме столиц. Но по просьбе сестры Пущина, Е. И. Набоковой, ему разрешили жить в Петербурге. Там он и прожил у сестры на пригородной даче и у брата Николая с 18 ноября 1856 года до мая 1857 года.

Товарищи по Лицею навещали Пущина. Друзья устраивали торжественные приемы в честь возвращенного декабриста, чествовали его. Это поддерживало его дух, но нажитые в Сибири болезни давали себя знать.

Больной, «настрадавшийся досыта», как он писал тогда Н. Д. Фонвизиной, Пущин продолжал заниматься делами Малой артели, собирал для нее деньги и рассылал их нуждающимся декабристам или семьям умерших участников движения, хлопотал при посредстве связей в правящей среде за И. Д. Якушкина и других декабристов, которым не разрешали жить в Москве. «Мы должны плотнее держаться друг друга, хоть и разлучены», – писал он М. И. Муравьеву-Апостолу из Петербурга.

Не забывал Пущин преемников дела декабристов – революционеров позднейших поколений, проявляя заботу о петрашевце Дурове, стараясь облегчить М. А. Бакунину пребывание в Сибири после освобождения его из крепости.

После долгих раздумий и колебаний Пущин решил соединитьсвою судьбу с H Д. Фонвизиной, вдовой декабриста. Свадьба состоялась 22 мая 1857 года в подмосковной деревне одного из его друзей.

Биограф Пущина, профессор К. Я. Грот, писал о браке Пущина с Фонвизиной: «К этому побудили его, главным образом, семейные обстоятельства, а также, без сомнения, и чувства симпатии к той, которую он знал еще в ссылке и которая пожелала теперь, в его трудном и беспомощном положении, стать для него опорой во всех отношениях». Надо добавить, что пятидесятидвухлетняя Наталья Дмитриевна в браке с Пущиным вовсе не жертвовала собой, как пишет в воспоминаниях о ней М. Д. Францева. Подобно тому, как Пущин в Наталии Дмитриевне, так и Фонвизина искала в нем нравственную поддержку для себя. К Пущину ее влекло и чувство многолетней симпатии.

Пущин поселился в Марьине, но дети его, дочь н сын, родившиеся в Сибири, продолжали жить отдельно.

По возвращении в Россию Пущин сочувственно следил за революционно-пропагандистской деятельностью А. И. Герцена и за его «Колоколом».

Жизнь К. И. Пущина подходила к концу. Он по нескольку месяцев бывал прикован к постели. Друзья попрежнему навещали его. Отношение возвращенных из Сибири декабристов к Пущину хорошо выразил Г. С. Батеньков в письме к нему от 22 апреля 1858 года: «Пусть окрепший Иван стоит попрежнему башней на нашей общинной ратуше. И теперь она, хотя одинокая, все же вмещает в себя лучшее наше справочное место и язык среди чужого, незнакомого населения».

Вернувшись в начале 1859 года из очередной поездки по фонвизинским имениям, Наталья Дмитриевна писала Е. П. и M. М. Нарышкиным, что на мужа страшно смотреть. Никогда он не был так худ и слаб. Болезнь осложнилась, и через три месяца московский губернатор сообщил III отделению, что «3 апреля 1859 года дворянин Иван Иванович Пущин умер». В первый раз встречается здесь в жандармских документах имя бывшего «государственного преступника» в сочетании с отчеством.

«Для всех благородно мыслящих потеря Ивана Ивановича Пущина тяжелым свинцом легла на сердце. Я его лично совершенно не знал, но всех отзыв был один, что он был лучший патриот и лучший человек», – писал декабрист Н. Р. Цебриков, отзываясь на кончину И. И. Пущина. Герцен упрекал в «Колоколе» своих русских корреспондентов, что они поздно известили его о смерти Пущина, но подробного очерка о первом друге великого поэта он так и не получил.[17]

Любя литературу, Пущин хранил подлинники революционных произведений Пушкина, Рылеева и других поэтов. Свои «заветные сокровища», как называл Пущин собранные им документы, он не сжег после 14 декабря, как это сделали в ожидании ареста многие участники движения. Пущин сложил все документы в портфель, и они вернулись к нему в 1857 году – после амнистии.

Е. И. Якушкин еще при жизни Пущина начал знакомить русских читателей с его личностью. Публикуя документы из путинского собрания «реликвий», Якушкин сообщал факты из его биографии, а затем напечатал его записки о Пушкине.

В настоящем издании, кроме Записок, помещено 256 писем И. И. Пущина, больше половины которых публикуется впервые. До последнего времени их выявлено около семисот. Однако все они не могут быть включены в книгу. Пущин отправлял в иные дни пять, шесть, а то и восемь писем. А таких дней в его сибирской и послесибирской жизни было очень много. Естественно, что в его письмах много повторений, о которых он часто упоминает и сам. Вот почему некоторые письма приводятся здесь в извлечениях.

Больше двух третей из общего числа печатаемых писем относится к тридцатилетнему пребыванию Пущина в тюрьмах и на поселении. В них имеется разнообразный материал для знакомства с историческими и бытовыми условиями, в которых находились первые борцы за свободу народа.

Особый интерес представляют письма к В. Д. Вольховскому и брату Михаилу, показывающие отношение Пущина к Тайному обществу за все время существования последнего, а также письма к Пушкину, где верно отражено политическое содержание задушевных бесед друзей в Михайловском уединении великого поэта.

Из писем позднейших лет видно, что измученный каторжной обстановкой, одолеваемый тяжелыми болезнями, нажитыми в ссылке, Пущин сохранил силу духа, любовь к людям, стремление помочь нуждающимся и светлый жизнеутверждающий оптимизм.

Говоря о талантливости Пущина, Герцен имел в виду его Записки. Высокую оценку письмам Пущина давали его корреспонденты. «Я всегда восхищаюсь вашим русским языком», – писала ему 25 января 1840 года M. Н. Волконская.