Американец - Лесли Уоллер

Палмер повернулся к официанту, терпеливо ожидавшему у их столика.

— Наверное, в мое первое утро в Париже имеет смысл заказать типичный французский завтрак. Как вы считаете?

— Совершенно верно, сэр. — Официант довольно улыбнулся, повернулся к Грегорис. — А дама?

— Нет-нет, ничего. Только кофе.

— Как скажете, сэр. — Вежливо кивнув головой, он удалился.

— Ну и что, по-вашему, мне принесут? — с усмешкой поинтересовался Палмер.

— Все то, что не нужно мне. Сдобные булочки, французские рогалики, нормандское масло, фруктовое желе, ну и, само собой разумеется, апельсиновый джем.

— Вообще-то все это мне тоже вроде бы совсем ни к чему.

Она, чуть нахмурившись, бросила на него оценивающий взгляд.

— Вы ведь худощавый. Лично вам такой завтрак ничем не грозит. А вот мне… — Грегорис снова провела руками по своему, из тонкого крепа, облегающему платью, как бы разглаживая его. Хотя никакой необходимости в этом не было. Жест, конечно же, был непроизвольный, однако Палмер все-таки обратил внимание на ее тонкую талию и довольно большие груди, особенно для ее комплекции. Четвертый номер, не меньше.

— Послушайте, наверное, вы поздно вчера легли, так ведь? — спросил он, меняя тему разговора. — Ну и зачем, скажите на милость, вставать в такую рань? В выходной-то день. Чтобы позавтракать с важным гостем в отеле? А потом повозить его по городу…

— Да никаких проблем. — Она слегка ухмыльнулась. — Я жаворонок, мне много сна не надо.

— Скажите, а в какое время закрываются заведения в квартале Сен-Жермен, — неожиданно спросил он.

Ее спокойные карие глаза внезапно расширились, и она в упор посмотрела на Палмера. Явно и откровенно испугана!

— Что… как… То есть, я… я…

Он сделал успокаивающий жест правой рукой.

— Ничего страшного. Полагаю, банальное совпадение. Просто вчера поздно вечером я шел по бульвару в «Липп» и вдруг увидел вас. Правда, издалека.

— Вы… — Она снова осеклась.

Бесшумно подошедший с дымящимся кофе и подогретыми сливками официант избавил ее от необходимости оправданий.

— Вот, пожалуйста, мадемуазель. Надеюсь, вам это очень понравится.

Интересно, что заставило ее так занервничать? Может, все дело в мужчине, с которым она шла? Палмер намеренно не стал о нем упоминать и теперь был этому рад — ведь ее спутник мог быть женат.

— Значит, вы считаете, что это совпадение? Совершенно случайное совпадение? — уже совершенно спокойно заметила она, когда официант, разлив им в чашки кофе и сливки, удалился.

Палмер недовольно поморщился. Он всегда пил черный кофе без сахара. Впрочем, на что жаловаться — ведь это ему пришло в голову заказать себе типичный французский завтрак. В его, после стольких-то лет, первое утро в Париже.

— Думаю, да, — пожав плечами, ответил он. — Просто из-за разницы во времени я поздно вечером вышел пройтись по городу, погулять, вспомнить былое… Кстати, вы в курсе, какое расписание приготовил мне на сегодня ваш Добер?

— Простите, но, во-первых, Добер не мой, а во-вторых, конечно же, в курсе. Поэтому я и здесь. Вообще-то все как обычно: Эйфелева башня, Нотр-Дам, дворец Тюильри, ну и тому подобные мировые знаменитости.

По ее голосу было более чем понятно, что ей до смерти не хотелось в стотысячный раз выступать в качестве экскурсовода по этим «мировым местам», но… Кому нужны лишние проблемы?

— Послушайте, а давайте сделаем это завтра. Ведь по воскресеньям в Париже должно быть намного меньше народу, разве нет? — чуть подумав, предложил Палмер.

— В общем-то, да.

Он согласно кивнул.

— Да, то же самое и в Нью-Йорке. Значит, займемся осмотром достопримечательностей завтра, вы не против?

— Нет, совершенно не против. Если вас интересует мое мнение, это вполне мудрое решение.

Они замолчали, ожидая, пока снова бесшумно подошедший официант расставит на столе вазочки с бесподобно пахнущими сдобными булочками, масленки с нормандским маслом, тарелочки с французскими рогаликами, фруктовым желе, ну и, конечно же, знаменитый апельсиновый джем.

— А знаете, давайте-ка сегодня съездим в Компьень, — неожиданно предложил он.

Ее лицо внезапно снова напряглось, стало не столько привлекательным, сколько суровым.

— Почему в Компьень?

— Видите ли, воспоминания, воспоминания. — Палмер отломил кончик рогалика, густо намазал его нормандским маслом, сунул в рот. — Кстати, вы хорошо знаете Компьень? Случайно, не приходилось там бывать?

Ее глаза вдруг снова расширились, как будто от внезапного испуга.

— Бывала, но редко. А что там такого?

— Там дворец императора Наполеона и, само собой разумеется, лес, тот самый Королевский лес.

На ее лице промелькнула недовольная гримаса.

— Значит, это что-то вроде военного городка, n’est-ce pas?[5]

Палмер пожал плечами.

— Ну и что? Там множество памятников и наверняка надежная военная охрана. Кроме того, Clairière de l’Armistice, место славы в честь перемирия. Там в свое время было подписано соглашение о перемирии. Причем не где-нибудь, а в железнодорожном вагоне.

— Какое перемирие?

— В Первую мировую, — чуть подумав, ответил он. Интересно, а какое иное перемирие она могла иметь в виду?!

— Ах, в эту…

Палмер молча доел рогалик, взял из вазы сдобную булочку, до сих пор теплую, — от которых только толстеют, как совершенно справедливо Грегорис заметила в самом начале их первого совместного завтрака, — понюхал ее и положил обратно.

— Во Вторую ведь никакого перемирия не было. Только капитуляция. Одной страны за другой.

— Ах да, конечно же.

«Откуда ей знать об этих войнах? И той и другой. Как и почему они начинались, как заканчивались? Что было потом? — подумал Палмер. — Да и, собственно, с чего? Ничего не поделаешь — другое время, другое поколение…»

— Скажите, а вы хоть что-нибудь помните о Второй мировой? — сам не зная почему вдруг спросил он.

— Не очень. — Она отхлебнула кофе из своей чашки. — Я была слишком маленькой.

— Да, тогда в Голландии было нелегко, это точно. Репрессий хватало выше крыши.

Последовала короткая пауза. Она внимательно его оглядела. Затем произнесла:

— Я не голландка.

— Да, простите. Похоже, вчера я несколько ошибся.

— Ничего страшного. В данном случае и да, и нет. Меня можно считать и голландкой, и кем хочешь еще. Я жила практически во всех странах Европы. Благодаря папе. Ему приходилось тут везде работать.

— Этим и объясняется ваше знание стольких языков?

Она усмехнулась.

— Возможно. Но… но почему Компьень? Какие такие воспоминания, если, конечно, можно спросить, вас туда тянут?

Палмер молча доел свой рогалик.

— Кое-что, оставшееся после последней войны. На самом деле ничего особенного. — Не рассказывать же постороннему человеку о нескольких днях чудовищной неопределенности, о том, как с риском для жизни ему удалось сбежать оттуда, о женщине… — Это случилось во время войны, — как бы в забытье пробормотал он.

— Значит, вы тогда были во Франции, так ведь?

Он молча кивнул.

— Через день после освобождения Парижа. — Тогда ему приходилось думать, много думать, как выбраться из всей этой каши. Живым. — Впрочем, это далеко не самая интересная история. В общем, ее лучше увидеть, чем самому себе пересказывать.

Грегорис слегка нахмурилась.

— Простите, а можно чуть пояснее?

— У нас в Штатах есть очень популярная школьная игра для детей, называется «покажи и расскажи». — Он остановился, почему-то печально вздохнул. — Они приносят в школу самые разные вещи, собственно говоря, любые, и рассказывают о них реальные или придуманные истории. А потом их все вместе обсуждают.

На ее лице показалась добрая улыбка. Наконец-то!

— Да, для детей это, наверное, просто здо́рово.

— Возможно. Хотя, я, похоже, уже слишком стар для этого. Для меня важнее показать что-то, и пусть это само объяснит, что оно такое.

У Палмера вдруг появилось странное ощущение, что ей трудно говорить на личные темы. Почему? Из-за его профессиональной сдержанности?

И все-таки ее прорвало.

— Скажите, а у вас есть дети? — неуверенно спросила она.

— Да, трое.

— Можете показать их фотографии?

— У вас такой большой опыт общения с американцами? — широко улыбнувшись, поинтересовался он. — По-вашему, мы все моментально достаем бумажник с фотографиями своих детей?

— А у вас что, нет? Ни одной?

Палмер покачал головой.

— Они уже совсем большие. Самому младшему уже четырнадцать.

— А старшему? Тоже мальчик?

— Да. Ему сейчас восемнадцать.

— Мальчик. Восемнадцать. — Ее лицо помрачнело. — Но тогда ему грозит армия! Вы что-нибудь делаете, чтобы избежать этого?

Прежде чем отвечать, Палмер аккуратно разрезал булочку на две части, намазал их маслом.