Трое из Леса. Вторая трилогия - Никитин Юрий

Олег поднял Таргитая, вытащил наружу и держал обеими руками – дударь все еще не мог проснуться, Мрак вывел коней. У седла одного висели в широких ремнях огромная дубина и секира на длинной рукояти. Мрак на вопросительный взгляд волхва пожал плечами: мол, сторговал задешево, а секиру не бросать же, такой прелестью можно разбить не одну голову.

– А ножи? – спросил Олег шепотом.

– И ножи пригодятся, – огрызнулся Мрак. – Лучше тебя выброшу, чем оружие.

– Мрак…

– А че?.. Мужчина при оружии – вдвойне мужчина. А если еще и не шибко грамотный, так и вовсе герой.

Сонный Таргитай клевал носом, но истинный борец за справедливость не может смолчать, когда обижают человека:

– Грамотные тоже люди.

– Люди все разные, – ответил Мрак. – Есть воины, ими движим мир, есть волхвы, эти похуже, но тоже люди, есть совсем лодыри… но их тоже зачем-то создал Род, если их в самом деле создал он, а не… гм… ну а есть и вовсе… тьфу, боги, которые на трех свиней корма не разделят…

Он швырнул ему, как Таргитаю почудилось, свежесодранную волчью шкуру:

– На. Рубаха у тебя, конечно, с петухами, но в лесу останешься голым.

Таргитай с готовностью, хоть и с жалостью, сбросил порванную одежку – больно красивая, но в волчовке, понятно, любой сучок скорее обломится, чем порвет волчачью кожу.

Мрак вспрыгнул на коня, Олег уже трусливо вертелся возле ворот. Таргитай взобрался на своего коника, и прохладный утренний воздух сразу превратился в холодный встречный ветер. В ушах засвистело, захлопало, волосы трепало, а кожа на лице от холода сразу огрубела и растеряла ночную мягкость.

Копыта дробно стучали по утоптанной дороге. По обе стороны тянулась распаханная земля, потом пошла степь. Утренний воздух был колючим, наполненным сыростью, но зверье уже носилось в густой траве, а насекомая мелочь жадно слизывала росу, пока та не исчезла под лучами солнца.

Конь Олега скакал в сторонке, волосы трепетали, как жаркое пламя, но лицо волхва было мертвенно-бледным, нос заострился, скулы торчали остро, натягивая сухую кожу. Зеленые глаза неотрывно смотрели вдаль, друзей не замечал.

Мрак пустил коня вскачь рядом, бросил с преувеличенной беспечностью:

– Не грусти! Я говорил с ними. Кора найдет себе хорошего человека, она просто создана для семьи. А Лиска уже душой там, в чаще. Она бы с нами тосковала по лесу, по своему племени.

– Ты прав, – ответил Олег нехотя, но глаза все так же смотрели только вперед.

– Разве ты хотел бы сделать их несчастными?

Олег наконец оглянулся на село, где остались Кора и Лиска, вздохнул:

– Ты прав. Друзья приходят и уходят, а враги остаются. А то и плодятся, как тараканы.

Сзади донесся довольный вопль певца:

– Тараканы? Тараканы – к деньгам! Это хорошо, что тараканы. А то скоро есть будет не на что.

При каждом конском скоке в его неплотно привязанной суме звякало и постукивало. Так, пустячки: золотишко из дворца Перуна, камешки… Но дурень прав, при их простодырости все это уйдет, как вода сквозь пальцы.

И все же Олег чувствовал, что без стыда может смотреть только перед собой, там цель, там великая цель, там обязанности для мужчин. На Мрака не оглядывался, да не увидит тот в его глазах стыд, что сбежал все же трусливо, не решившись на разговор, схоронившись за спиной бесцеремонного оборотня.

Не замедляя галопа, пронеслись через лесок. Дорогу перегородила река, широкая и страшноватая, но волчье чутье вывело на мель, а затем и на брод. Правда, в одном месте все же пришлось плыть рядом с конями, но на берег выбрались, хоть и мокрые с головы до ног. Солнышко уже выглянуло над лесом, от одежды пошел пар.

Еще когда мчались через первую деревню, несчастный Таргитай взвыл:

– Мрак!.. Мы ж еще не ели!

– А вчера? – удивился Мрак. Ветер срывал его слова и уносил, отчего они показались Таргитаю совсем уж злыми и равнодушными.

– Олег! – воззвал он. – Скажи ему, что лучше каждый день есть!

Олег молчал, взглядом подгонял деревья, что неслись навстречу, зелеными тенями проскакивали по бокам и смыкались сзади, отгораживая от двух женщин, о которых надо заботиться, потому что женщины, потому что слабее, потому что долг всякого мужчины заботиться о женщинах, своих или чужих. Мужчины для того и существуют, чтобы беречь и защищать женщин, через которых великий Род осуществляет свой замысел!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Похоже, и Мраку трудно оставить их вот так, хотя он успел шепнуть, что обе будут больше счастливы без них, чем с ними, но все же оглядывается, нюхает воздух, спешит убраться подальше, отгородиться лесом и рекой… Понимает, что, несмотря на доводы рассудка, кто-нибудь из них, а то и как раз вопреки этим доводам…

В небе заливался жаворонок, потом озадаченно умолк посреди витиеватой трели. Мрак и Олег не заметили, но Таргитай, чуткий к песням, сразу вскинул голову.

По синему-синему небу медленно тянулся оранжевый след, словно ползла крохотная золотая гусеница, роняя шерстинки. Эту шерсть раздувало ветром, ибо след вначале был тонкий, как острие сосновой иглы, а потом ширился все больше и больше, теряя блеск, пока шерсть не рассеивалась без остатка.

Таргитай сказал встревоженно:

– Только бы жаворонка не заклевала…

Олег очнулся от дум, посмотрел дико:

– Какого… жаворонка?

Таргитай ткнул пальцем в небо:

– Жар-птица пролетела… А там жаворонок пел. Как думаешь, не клюнула?

– В небе места много, – проворчал Олег рассерженно, – разойдутся.

Мрак тоже на скаку задрал голову:

– Ого! Да это Огненный Змей!

Олег покачал головой:

– Точно видишь? Я бы сказал, что просто падающая звезда.

– А почему не вниз, а через все небо к западу?

Олег долго думал, а Мрак ехидно посоветовал:

– А ты ответь, как все волхвы: мол, неисповедимы пути богов!

Олег буркнул:

– Все исповедимо. Рано или поздно, но исповедимо.

Он покачивался в седле в такт скачке, нахмуренный, злой, словно эта падающая звезда, двигаясь не так, как представлялось верным, задела его лично, оскорбила, наплевала с высоты, вытерла свои звездные ноги. Мрак сочувствующе покачал головой, но смолчал. Трудную дорогу уготовил себе молодой волхв. Молодой, но из-за того, что постоянно морщит лоб, хмурится, о чем-то напряженно размышляет, даже ему, Мраку, чудится, что волхв старше его по меньшей мере вдвое.

Ехали до обеда, уже шагом, потом скакали вдоль реки, наконец Мрак проворчал:

– Вон там дороги сходятся… Убей меня бог… тьфу!.. если там не корчма.

Только с его волчьим зрением можно было разглядеть перекресток, когда Олег с Таргитаем и эту дорогу видели не дальше чем на версту, дальше все расплывалось в жарком мареве. А когда ветерок поднимал и гнал пыль навстречу, то и уши своих коней видели не всегда.

Следом за Мраком корчму учуяли кони. Подбодрились, начали потряхивать гривами, жеребец под Мраком даже слабо ржанул, призывая других идти шибче.

Дорога, что шла вдоль реки, связывая деревни, села и веси, пересекалась с дорогой из леса. В этой не было видно ни выбитой колеи, ни утоптанной до твердости камня земли, эта дорога не вилюжилась, а тянулась прямая, как копье кочевника, и Олег некстати вспомнил старую поговорку, что тот, кто ездит прямо, дома не ночует.

Слева от перекрестка на синем небе темнела неопрятная соломенная крыша постоялого двора, доносилось ржание, вкусно пахло конскими каштанами. Дом обнесен высоким забором, без щелей, но ворота распахнуты.

Мрак сразу заметил коновязь, ухоженный колодец с воротом, немалый сарай, где разглядел коней, жующих овес. Двери постоялого двора распахнуты, а судя по веселой песне, на первом поверхе корчма.

Они въехали на середину двора, огромные и настороженные, руки на рукоятях ножей, глаза придирчиво пробежали по открытым окнам, откуда доносился стук посуды, пьяные голоса, песни, веселые выкрики.

Мрак соскочил на землю, распорядился:

– Тарх, тебя кони любят! Позаботься.