Психология воли - Евгений Ильин

Е. О. Смирнова [1990] критикует концепцию В. А. Иванникова с других позиций. Она отмечает, что если понимать волю только как овладение своим побуждением, то о начале формирования воли в детском возрасте можно будет говорить только тогда, когда ребенок станет способным управлять своими мотивами и создавать новые личностные смыслы (т. е. переосмысливать основание своих действий и поступков). Однако известно, подчеркивает Е. О. Смирнова, что дети до 7–8 лет не в состоянии адекватно осознавать свои мотивы (и тем более самостоятельно изменять смысл своих действий). Еще Л. С. Выготский вслед за К. Левиным отмечал, что дети, в отличие от взрослых, не способны к образованию «любых» намерений и могут действовать только в направлении наиболее сильных непосредственных побуждений и что дошкольник делает только то, что он хочет. Да и сам В. А. Иванников показал, что у детей до 6 лет введение дополнительных мотивов не дает значимого увеличения волевого компонента действий. Отсюда должно следовать, что до этого возраста говорить о наличии воли у детей трудно.

В действительности же и жизненные наблюдения, и научные исследования показывают, что уже у 3-летних детей проявляется упорство, упрямство. Ряд авторов именно дошкольный возраст считает интенсивным периодом развития воли (В. К. Котырло [1971; 1974]; А. Н. Леонтьев [1981]; Н. И. Непомнящая [1965]; Д. Б. Эльконин [1965]).

Таким образом, многие данные говорят в пользу того, что сводить волю к произвольной мотивации нет оснований.

Для другой группы исследователей мотивация является одной из сторон волевого поведения , волевого побуждения (К. Н. Корнилов [1957]; Л. С. Выготский [1983]; В. Н. Мясищев [1930]; П. А. Рудик [1967]).

В соответствии с таким пониманием мотивация всегда произвольна и противопоставлять ее можно не непроизвольной мотивации , а непроизвольной (безусловно– и условно-рефлекторной) детерминации поведения. Отсюда вытекает, что детерминация и мотивация – это хотя и взаимно зависимые (в том смысле, что вторая – разновидность первой), но не тождественные понятия. Внешний или внутренний стимул (например, резкая боль) может вызвать у человека и непроизвольную реакцию, но произвольные действия возникают только вследствие наличия мотива.

Из понимания мотива как начала, отвечающего за произвольную активность человека, вытекает, по мнению сторонников данной точки зрения, одна из структурных особенностей этой активности: прогнозирование результата и последствий его достижения. Произвольная активность всегда имеет место на фоне более или менее отчетливых ожиданий предполагаемого результата деятельности или возможных ее последствий. Другое дело, что получаемый результат не всегда соответствует ожиданиям.

Наконец, третье направление вообще ставит под сомнение связь воли с мотивацией.

1.4. Воля как долженствование

Понимание воли как долженствование противопоставляется отождествлению воли с потребностным побуждением, т. е. с мотивом (поскольку для многих психологов потребность и есть мотив).

Спецификой этого подхода к пониманию воли, присущего грузинским психологам, является то, что волю они рассматривают как один из побудительных механизмов наряду с актуально переживаемой потребностью.

По мнению Д. Н. Узнадзе [1966], механизмы воли таковы, что источником деятельности или поведения служит не импульс актуальной потребности, а нечто совершенно иное, иногда даже противоречащее потребности. Побуждение к любому действию грузинский ученый связывал с наличием установки на действие (намерение). Эта установка, возникающая в момент принятия решения и лежащая в основе волевого поведения, создается благодаря присутствию в сознании воображаемой или мыслимой ситуации. За волевыми установками скрываются потребности человека, которые, хотя и не переживаются непосредственно в данный момент, но лежат в основе принятия решения о действии, причем в выработке такого решения участвуют также процессы воображения и мышления.

Ш. Н. Чхартишвили [1958а] разделял мнение Д. Н. Узнадзе о том, что волевое поведение не связано с удовлетворением актуально переживаемой потребности. Выступая против игнорирования воли и обусловленности поведения человека только потребностями, Ш. Н. Чхартишвили писал: «Если бы со стороны человека как субъекта поведения последнее побуждалось и направлялось одними лишь потребностями, как это полагает большинство психологов, то поступок, считающийся злодеянием и квалифицируемый как преступление, следовало бы объявить несчастным случаем и вообще снять вопрос об ответственности, ибо от самого человека совершенно не зависит, какая потребность возникает у него в данный момент и активизируется в наибольшей степени. Повседневное наблюдение говорит о том, что человек обладает способностью стать выше настоящего моментального состояния, сдержать импульсы активизированных потребностей (даже если эти импульсы очень сильны), прислушаться к запросам общества и, сообразуясь с ними, наметить и осуществить такие цели, которые ни в коей мере не соответствуют его теперешним (находящимся в актуализированном состоянии) потребностям. Эту способность, в силу ее специфической природы, нельзя назвать потребностью. Даже человек, неискушенный в науке, говорит о слабоволии того лица, которое лишено способности к указанной выше активности» [1967, с. 72].

Более того, Чхартишвили не считал признаком воли и сознательный характер поведения. Он полагал, что осознание цели и средств ее достижения (которые являются, с моей точки зрения, непременными компонентами мотива) – дело интеллекта, мышления. «По одной лишь причине, что цель поведения и связанные с нею явления осознаются, – писал Ш. Н. Чхартишвили, – поведение не приобретает никакого особенного свойства, для характеристики которого понадобилось бы вводить некое новое понятие, отличное от понятий сознания, интеллекта, мышления. Поведение осознанно, осмысленно, и поэтому его природу адекватно выражают термины “сознательное поведение” или “интеллектуальное поведение”. Таким образом, термин “воля” оказывается излишним» [там же, с. 73]. Воля призвана служить, с точки зрения этого автора, побудительным механизмом поведения, удовлетворяющего внешним общественным требованиям, которые приняты субъектом («я должен»). Вследствие этого Ш. Н. Чхартишвили не считал волю частью единого мотивационного процесса, а рассматривал ее как особое психическое образование или способность личности. Посредством воли, полагал этот автор, человек освобождается из плена актуальной потребности. Благодаря этому, писал Ш. Н. Чхартишвили, человек, будучи вначале существом, живущим лишь настоящим моментом, поднимается до уровня социальной, общественной личности и становится субъектом волевого поведения.

Надо сказать, что в своих взглядах Ш. Н. Чхартишвили оказывается не совсем последовательным. Отделив волевое поведение от поведения, совершающегося по потребности (последнее он называл импульсивным, потому что оно вызывается импульсом потребности), автор все же вынужден был признать, что «человеку редко приходится осуществлять чисто волевое поведение. Гораздо чаще он претворяет в жизнь поведение, имеющее двойственную природу , т. е. одновременно реализуя как импульсивное, так и волевое поведение. С такой активностью мы имеем дело в тех случаях, когда единая деятельность возникает из двух различных по своей природе источников, мотивов и целей». И далее: «В поведении двойственной природы переживания “я хочу” и “я должен” не противостоят друг другу, и “я должен”, которое всегда акцентируется, переживается в то же время, как “я хочу”» [там же, с. 80].

Выступая за отделение воли от мотивации (потребностного побуждения), Чхартишвили в то же время писал, что «мотив волевого поведения всегда появляется в форме оценочного суждения» [там же, с. 79], утверждая тем самым, что без мотива волевого поведения не бывает. Да и его утверждение, будто «я хочу» вызывает неволевое (импульсивное) поведение, явно противоречит тому, что мы наблюдаем в жизни. Разве «я хочу стать чемпионом» не побуждает спортсмена прилагать максимум волевых усилий для достижения цели?

Поэтому можно сказать, что и поведение, обусловленное потребностью личности, является волевым в такой же степени, как и поведение, обусловленное долженствованием. Ошибка Ш. Н. Чхартишвили состоит в том, что волю он рассматривает только как механизм преодоления трудностей, а долженствование – как только нравственную позицию личности, противопоставляемую им биологическим потребностям, которые человек должен часто тормозить, чтобы проявить моральный компонент воли и свою общественную сущность. Но это слишком узкий подход к пониманию как долженствования – оно может и не быть связанным с нравственностью: я должен (мне необходимо) купить спички, – так и волевого (произвольного) поведения. Те же замечания в отношении узкого толкования воли можно отнести и к пониманию воли Б. Н. Смирновым [2004], которая рассматривается им как один из механизмов психической саморегуляции. [3] По сути речь идет о преодолении трудностей с использованием принудительной функции психической саморегуляции.