Охотник за нечистью и Похититель Душ (СИ) - Видана Анастасия

— А? — поднял голову Венельд и принялся озираться. — Ты гляди-ка, вечереет…

— О чём думаешь, друг? Поделился бы.

— Так, — отмахнулся парень. — История эта из головы не идёт… Вон вроде подходящее местечко! — указал он рукой. Тур приподнялся на стременах, глянул. — Там остановимся.

Место действительно было неплохое. Несколько валунов — некоторые выше Тура! — надёжно защищали от ветра маленькую полянку. Неподалёку звенел ручей, а за ним, приминая высокую траву, лежало дерево, очевидно, упавшее уже довольно давно. Тут тебе и дрова, и вода — даже ходить никуда не надо!

Венельд и Тур спешились, расседлали коней, вычистили их и обтëрли. Согнанный с плеча Дарвел, недовольно крича, покружил над поляной, и устроился на одном из валунов, зорко поглядывая вокруг. Позаботившись о лошадях, путники принялись обустраиваться сами: развели костёр, растянули над головой непромокаемый полог. Вооружившись топориком, Тур нарубил с упавшего дерева веток про запас. Венельд ободрал и выпотрошил пойманного по пути зайца, пристроил над огнём тушку. Вскоре над поляной разнëсся аромат жарящегося на костре мяса.

— Я тут всё думаю, — обронил Венельд, когда они, наконец, уселись у костра и принялись за еду, — как, Герта сказала, мужа её звали?

— Гелерт, — тут же припомнил Тур. — У деда моего такое же имя, вот и запомнилось.

— Точно! Я ещё тогда внимание обратил…

Тур нахмурился. И что за привычка вот так недоговаривать! Скажет полслова и сидит довольный, вопросов ждёт. Эх!

Молчание затягивалось. Венельд сосредоточенно обгладывал косточку, словно и не было никакого разговора. Кони мирно щипали траву, сокол на камне раздирал мощным клювом добычу — какого-то мелкого грызуна, только что пойманного в лесу. Тур вздохнул, сдаваясь:

— Имя как имя, ничего особенного!

— Думаешь? — усмехнулся Венельд. Бывшему наëмнику немедленно захотелось запустить в него чем-нибудь тяжёлым, хотя вспыльчивостью он, в общем-то, не отличался. "Не стану спрашивать!" — твëрдо решил Тур, но парень продолжил сам:

— Ты ведь из Норавии, так? Вооот. И деда твоего, говоришь, Гелертом звали? А ещё была среди порабощенных одна девчонка, Вельда. Тоже ведь норавийское имечко, а, Тур?

А ведь и впрямь! Да и парнишку-работника, которого они всё-таки вычислили, тоже по-норавийски звали — Морх. Был он из всех, нанятых мужем Герты, самым молоденьким и неприметным: это подай, то принеси, однако подскакивал с утра раньше всех и ложился, когда весь дом затихал. Герта сказала — будто вообще не спит. Ну, Тур и решил на него поглядеть, а лицо-то как раз оказалось знакомое… Как его от чужой воли избавить, они не придумали, но и так оставлять было нельзя: кто его знает, какое приказание отдаст ему проклятый колдун? В общем, Гурт его покамест к себе забрал — запер в подсобке, куда отправлял порой буйных постояльцев, перебравших медовухи. Тоже не жизнь, взаперти-то сидеть, но хоть, по крайней мере, не навредит ни себе, ни другим. А было парнишке от силы пятнадцать лет…

— Стало быть, в Норавию ехать нужно, — задумчиво протянул Тур и поскрëб короткую светлую бороду. Венельд кивнул — нужно. Тайное имя узнать — это тебе не на базаре познакомиться! Жить рядом надо, наблюдать за человеком, подслушивать, подглядывать, выяснять, с кем дружен, а с кем нет, кому доверяет да чего боится… Дядьям да теткам родным подчас имя это неведомо, а тут — чужой человек прознал, да не одно, не два… Дела!

Лес понемногу наполнялся ночными звуками. Взошедшая луна облила причудливые силуэты деревьев зловещим призрачным светом, тени сгустились за каждым кустом. Крохотный костерок на поляне потрескивал, не в силах разогнать тьму.

— Ты в наших краях бывал когда-нибудь, Венельд?

— Доводилось.

— Тоже — заказ выполнял или своей волей?

— Я везде своей волей езжу. Не люб заказ — не беру.

Тур помолчал, однако любопытство возобладало:

— А что за дело-то было?

— Так, — покрутил головой Венельд и потянулся. — Ох, как же спать хочется… — он поднялся, сходил за одеялом. Тур проводил его глазами:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Стало быть, не расскажешь?

— Да нечего там рассказывать. Подменыш завёлся. Насилу родителей убедил.

Тур вскинул брови:

— Да ну? А я всегда думал, что сказки это…

— Я про тайное имя тоже думал, — буркнул Венельд, укладываясь.

Где-то в лесу заухал филин. Дарвел встрепенулся, обвел взглядом поляну. С таким охранником можно и стражу не выставлять! Тур вытащил из седельной сумки своё одеяло, тоже улëгся, притих. Ему нравились звуки леса: перешëптывание листьев, загадочное потрескивание веток, тревожно-настойчивый шелест ветра в верхушках деревьев, уханье филина, стрекот цикад… Вихорëк негромко пофыркивал время от времени, венельдов Вороной ему отвечал. И отчего это некоторым не живётся мирно? Вот ведь, казалось бы, всё рядом есть, что для счастья потребно — только заметь, протяни руку, ан нет! Всё на чужое зарятся, за тридевять земель новой жизни уходят искать… Тур нахмурился. За всё время пути колдун ни разу не проникал в его сон — помогала, видимо, травка, данная Гертой! — однако просыпаться после нее было тяжело, и голова потом соображала туго. Венельд говорил, так не у всех бывает. Тур носил сон-траву в мешочке на шее, прятал под одеждой, а к вечеру доставал, отрывал несколько листочков, разминал между пальцами, вдыхал аромат. Венельд пристально следил, чтобы немного их было, выкапывал ямку, присыпал использованную травку землёй, приносил воды — руки помыть.

Однако сегодня Тур решил без нее спать. Они с Венельдом ещё днëм об этом договорились — Охотник не слишком и возражал, ему вся эта затея с сон-травой не больно-то нравилась. Меч Тура он на всякий случай подле себя положил — и топор тоже. Норавиец вообще предлагал себя на ночь связать, но Венельд не стал. Мало ли, что среди ночи приключиться может! Колдун то ли явится, то ли нет, а вот ежели зверь нападёт, тварь какая или люди лихие — что тогда? То ли за оружие хвататься, то ли беспомощному товарищу руки-ноги от пут освобождать. Ещё не хватало!

Венельду не спалось. Вроде и слипались глаза после сытного ужина, но что-то тревожило, не позволяло уснуть. Он поглядел на Дарвела — сокол казался спокойным. Кони тоже не волновались. Ну, стало быть, нечисти тут не водится, иначе животные первыми всполошились бы… Что же на душе так тревожно? Вон ведь как всё удачно складывается! Погода им благоприятствовала — ну, поморосил дождик сегодня, так то ж ерунда, а в основном дни стояли тёплые, ветерок обдувал, солнце светило, не жарко, не холодно — красота! И к поляне этой, опять же, не иначе как добрый дух лесной вывел. Всё наготове, и дрова, и вода, и от ветра защита… Венельд насторожился — уж не ловушка ли это? Он по опыту знал: слишком хорошо тоже нехорошо, жди беды. Окликнуть Тура, предупредить? А ежели ошибается он? Простодушный норавиец долго потом припоминать ему будет — смеха ради. Нет, подождать надобно.

Лес жил обычной ночной жизнью — Венельд прислушивался до звона в ушах, но никаких подозрительных звуков не было — только туман становился всё гуще, подползал к самому костерку. Парень и не заметил, как скрылись в нём валуны, на одном из которых сидел Дарвел, как исчезли силуэты обоих коней. Костёр зашипел, плюясь искрами, когда косматые призрачные лохмотья коснулись пламени. Тревожно заржал конь, за ним другой, захлопал крыльями сокол — проклятущий туман скрадывал звуки, делая их невнятными и далёкими. Венельд вдруг осознал, что почти спит. Он попытался стряхнуть оцепенение, но не тут-то было. Непонятная истома прижимала к земле, наполняла тяжестью тело, путала мысли. Кони уже не просто ржали — они визжали и били копытами, рвались с привязи, и Дарвел с отчаянным криком метался в тумане, но всё это воспринималось Венельдом как-то вскользь, будто надоедливый комариный писк. Что-то неприятное было связано с комаром, какое-то воспоминание — но какое, Венельд припомнить не мог.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Тур, — попытался позвать он. — Тур! — однако голоса не было.

Впрочем, могучий норавиец как будто услышал: с трудом разлепляя веки, парень увидел, как тот поднялся, раздвигая клочья тумана широкими плечами, и стоял теперь на одном месте, слегка покачиваясь. Нехорошо так стоял, жутко — это Охотнику даже в его одурманенном состоянии ясно было. Не стоило всё же от сон-травы отказываться, ох, не стоило!..