Миллион запретных наслаждений - К.Л. Паркер

— Идем ложиться, — сказал он, тоже вытерев лицо.

Я бросила на него убийственный взгляд, но вышла вместе с ним из ванной.

— Прошу прощения, — остановилась я у края кровати. — Я все еще голая. Где мои вещи?

— Я сплю без одежды. Ты теперь тоже.

Он откинул одеяло и лег. Я запыхтела недовольно, но делать было нечего, поэтому я забралась под одеяло с другой стороны как можно дальше от него, на самый краешек, стараясь пристроиться так, чтобы не свалиться на пол.

— Иди сюда, Дилейн.

Он, наверное, шутит, решила я. Ему мало того, что я сплю голая? Мало того, что он спит голый? Мало того, что мы только сейчас совершенно голые почистили зубы после того, как он отымел меня, голую, в рот и заставил думать, будто он, голый, устраивал дикие оргии в ванной? Теперь ему еще захотелось голышом пообниматься?

— Я сказал, иди сюда. — Он протянул руку через разделявшее нас расстояние, обвил мою талию и притянул к себе. — Ну вот, так лучше, — сказал, уткнувшись носом мне в шею. — Поспи немного. Тебе это не помешает.

Как, спрашивается, я могла заснуть, когда мне в зад упиралось его огромное достоинство?

3

ТРАМ-ТАМ-ТАМ

Ной

На следующее утро я проснулся с ощущением тяжести в расслабленном после сна теле, но дружок мой, твердый как камень, чувствовал что-то теплое и мягкое. Рука обнимала нечто аппетитное, женственное, и я сжал это нечто, пытаясь убедиться, что не сплю. Я ненавижу искусственные сиськи. Хоть я и разглядел грудь Дилейн сквозь ткань бикини, в котором она была в клубе, да и вчера вечером, когда заставил ее раздеться, тоже налюбовался… Но пока не попробуешь их на ощупь — ни черта не понятно. Пластическая хирургия идет вперед семимильными шагами, но вся эта искусственная ерунда никогда не сравнится с настоящей нежной женской грудью, которая так уютно лежит в руках.

Можете не сомневаться, эта грудь была самая что ни на есть настоящая, просто идеальная.

Я провел большим пальцем по соску, наслаждаясь тем, как он возбуждается от моего прикосновения. Дилейн, конечно, умела раскрывать рот — а рот у нее был что надо, — но я подозревал: почувствовав мои прикосновения, она научится его открывать, чтобы молить меня не останавливаться, а не чтобы действовать мне на нервы.

Отрываться от нее не хотелось, но я встал с кровати и с удовольствием услышал, что Дилейн протестующе застонала. Она еще крепко спала и, скорее всего, не понимала, что делает. Если бы проснулась, думаю, была бы только рада.

Вообще-то от этого я должен был почувствовать себя последним козлом. В конце концов, я, совершенно незнакомый ей человек, заставлял ее делать вещи, которые ей делать явно не хотелось. Но ведь она сама на это подписалась — никто ее не заставлял. Кроме того, мне показалось, что Дилейн и сама рада, что ее заставляют выпускать на волю сексуального зверя, которого она сдерживала в себе всю жизнь. Кое-что говорило об этом вполне отчетливо. Вчера вечером я отлично разглядел выражение ее глаз. Ей нравилось, нравилось все, что я с ней делал. И отлично — я собирался проделать с ней это еще не раз.

Проковыляв в ванную, я набрал в джакузи горячей воды. Мне хотелось искупаться в нем впервые с тех пор, как застал здесь их.

Я был основным держателем акций «Алого лотоса», компании моего отца. Мать, Элизабет, была буддисткой, и это она придумала такое название. Лотос, рождаясь из зерна в грязи под толщей воды, постепенно растет, пока не распустится цветком на поверхности. Красный цвет символизирует любовь, страсть, сострадание и прочие сердечные материи. Отец, Ной старший, решил, что такое название идеально подходит для компании. В «Алый лотос» могли со своими идеями и мечтами приходить люди, у которых не было денег на их осуществление. За определенную часть доходов «Алый лотос» помогал этим людям. Мать всегда настаивала на том, что компания должна не только брать, но и отдавать, поэтому благотворительность стала неотъемлемой частью нашего представления о развитии.

Родители мои погибли в автомобильной катастрофе почти шесть лет назад, оставив все мне: деньги, дом, отцовские акции. Все вместе даже на мгновение не могло заменить их, а я ни в коей мере этого не заслуживал.

Три года назад Харрисон Стоун, партнер отца, отошел от дел и передал принадлежавшую ему долю акций своему сыну Дэвиду. В детстве мы с Дэвидом были лучшими друзьями — не разлей вода. При успешности наших родителей почти невозможно было определить, кто хочет подружиться с тобой, потому что ты ему просто нравишься, а кто хочет присосаться к тебе из-за денег. Нам с Дэвидом пришлось понять, что положиться мы можем только друг на друга. Он постоянно подначивал меня (а я его) на самые немыслимые выходки, из-за чего мы нередко попадали в неприятности. Родителям, само собой, потом приходилось их разгребать. Они не могли допустить, чтобы похождения наследников владельцев «Алого лотоса» попали в желтую прессу, — это не лучшим образом отразилось бы на бизнесе. К тому же со временем нам предстояло вести дела, и никто в здравом уме не стал бы доверять ценные идеи паре панков с репутацией неудачников.

Я даже не предполагал, что мой день придет, когда я буду двадцатидвухлетним выпускником колледжа. К тому времени Дэвид уже помогал отцу и учился вести дела. Вместе мы были непобедимы, и скоро о нас заговорил весь мир большого бизнеса. Когда мы стали партнерами, как наши отцы, уже знали: из нас получится хорошая команда.

Вернее, я так думал.

Оказалось, Дэвид никогда не одобрял того, что компания «выбрасывает» столько денег на благотворительность. Этот жадный ублюдок был уверен: набивать собственные карманы гораздо важнее, чем помогать тем, кому в этой жизни повезло меньше. Но благотворительность была делом жизни моей матери, а следовательно, и отца, поэтому я отказывался что-либо менять. К тому же душа моя радовалась, когда я чем-то делился с обществом.

Примерно год назад мне нужно было слетать в Нью-Йорк, чтобы встретиться с людьми из агентства, оказывающего помощь неблагополучным подросткам. Вернувшись, я застал Дэвида в этой самой джакузи с Джули, моей тогдашней подругой, с которой я встречался два года.

Точнее говоря, он трахал ее, а она кричала: «У тебя даже больше, чем у Ноя!»

Это было вранье. Я подошел к ним и смог все разглядеть… Но не важно. В ту минуту меня беспокоило не это. Я любил Джули, и Дэвид знал об этом. Вернее, я думал, что люблю.

Еще он знал, что я собирался, вернувшись, сделать ей предложение. А он, Дэвид, всячески пытался отговорить меня от этого: он был настоящей свиньей. И на полном серьезе верил, что женщины нужны только для удовлетворения его сексуальных желаний.