Побеждённые (Дочь Лорда) - Ольга Ружникова

Алакл в бешенстве смахнул фигуры на пол.

«Невеста» проследила взглядом за дольше всех катившимся по полу «смертником». Упрямой белоснежной точеной фигуркой.

Видно, очень уж хотел на одиннадцатую линию. Только здесь ее не оказалось. Не быть тебе «кардиналом», «ратник». Никем уже не быть.

Девушка усмехнулась. Потом подняла холодный взгляд на Стивена:

— Дома вы себя ведете так же?

Алакл не нашелся с ответом. И упорно избегает ее взгляда. Вместо этого разглядывает платье.

Ну и дурак. Всё равно через балахон ничего не разберешь. Хотя в любом случае — дурак.

Ситуацию разрядил постучавший в дверь Леон.

— Эй, что тут у вас?.. — И осекся, глядя на рассыпавшихся по полу «ратников».

— Ваша сестра ужасно играет! — бросил ему Стивен. — Кто ее учил?

— Папа… — успел растерянно пробормотать брат. Прежде чем Ирия пояснила:

— Ужасно — это значит «ужасно хорошо».

Алакл бросил на победительницу уничтожающий взгляд.

Ну и пусть. Она — не одна из его крестьянок (о чём он наверняка сейчас жалеет!), и не его жена. И не будет ею — это уж точно! У нас для таких случаев еще Западная Башня есть. Как самый крайний вариант.

Стивен вышел, чуть не отодвинув Леона с дороги. И никаких «с вашего позволения». Просто хлопнул дверью.

Будем надеяться — навсегда.

2

Нет, это голубое платье Полины пора куда-нибудь девать. Срочно! А то Ирия скоро возненавидит цвет полуденного неба.

А какое оно сегодня за окном ясное — ни облачка! Еще бы мачеху из комнаты убрать — чтобы солнечный свет не затеняла. Дневное светило бывает здесь редко, а Полина — каждый день. Вот бы — наоборот!

Нежный цветочек осторожно присел на Эйдину кровать. На самый крайчик. То ли, чтобы платье не помять, то ли забыла, что мужчин здесь нет. А наглой, бессердечной падчерице совершенно наплевать, насколько беззащитной и ранимой кажется мачеха…

— Ирия, ты никогда не думала, почему многие умные женщины делают вид, что глупее мужчин? — весьма многообещающе проронило неземное создание.

— То есть — лицемерят? — холодно уточнила девушка. По своему обыкновению примостившись на кровать с ногами. — Не умею и учиться пока не планирую. В любом случае — казаться глупее Стивена затруднительно даже для тебя. Куда уж мне!

— Не груби! — взвилась Полина. Вмиг выйдя из роли «доброй учительницы и старшей сестры». — Твой отец может выдать тебя за Алакла и против воли. И тебе это прекрасно известно.

— Вряд ли! — нагло ухмыльнулась Ирия. — Я жениху явно не понравилась. Как говорят крестьяне: «У нашей Бет — ни лица, ни тела нет». Кстати, спасибо за платьице. Прелесть, а не фасон. Я его теперь всегда буду надевать на знакомство с новыми женихами.

Бесшабашное веселье несет вперед на шальной волне. Пытаясь избавиться от падчерицы, мачеха проиграла. Проиграет и вновь.

Теперь-то Ирия ее раскусила! И станет бороться с лицемеркой всеми возможными способами. В том числе — любимым Полининым!

При случае очень даже получится горько заплакать. Стоит вспомнить кое-что из собственной жизни — вмиг заревешь! Теребить веер и при этом грустно улыбаться — это нетрудно, это мы тоже сможем. В общем — держись, голубоглазая стерва. Здесь — дом Ирии, а не твой!

— Возможно, и нет, — мачеха гаденько улыбнулась. — Молодому Алаклу не нравится только твой характер. Как же ты наивна, Ири! Платье Эйды надела, а стянуть волосы узлом на затылке — не догадалась. Или хоть лицо вымазать? Что ж ты так? Стивен считает, ты вполне годишься в жёны. Если тебя (как он выразился?) «обломать». И он с удовольствием этим займется.

— А вот это — вряд ли! — Глаза наверняка опять сверкнули ненавистным отцу и брату бешеным зеленым огнем. Но обоих мужчин здесь нет. А если б и были — не тот случай, чтобы тихоню разыгрывать. Оглянуться не успеешь — с Алаклом окрутят! — Стоит ему попробовать это сделать — и я его убью!

За дверью — шорох.

Плевать. Пусть слышат! Ирия еще и голос повысила:

— Убью, слышала? Горло перережу!

— Тебя можно связать… — еще более гаденько пропела Полина.

— И сколько держать связанной? Я ведь жена буду — не рабыня квиринская. Едва развяжет — сразу и умрет.

— А мне-то что? Убивай. Окажешься в Ауэнте. Или в монастыре — вместо Эйды.

— А я не только тебе — я Алаклу скажу. Ему-то не всё равно — он ведь жить хочет. И представляешь — он же мне, наверное, поверит…

— Ты за это ответишь! — мачеха вылетела пулей.

Судя по шуму — едва не сбила с ног кого-то из задверных шпионов. Но остановиться и пролить жалостливую слезу — не соизволила. Помчалась куда-то по замку. Прямо в тяжелом платье, сшитом для прельщения нежных мужских сердец. Не для бега.

Ирия громко, язвительно и свободно рассмеялась вслед.

— Осада. Триумф. Смерть, — пробуя слова на вкус, с торжеством произнесла она.

Ошибается Ирия или нет? Время покажет. Но кто боится поражения — уже наполовину проиграл.

А значит — нечего бояться.

3

В эту ночь Леон никак не мог уснуть. Ворочался с боку на бок. Успел в подробностях обдумать долгожданную поездку в Лютену. А заодно — будущую службу в гвардии. И пирушки со столичными приятелями. Ими он обзаведется немедленно по зачислении в полк.

Под свист ветра в ставнях юноша добрался в мечтах до чина полковника. И спать расхотелось окончательно.

А отдохнуть — надо. Если он, конечно, не хочет завтра раззеваться. Прямо на глазах у Полины. И как раз теперь — когда она увидела в нем защитника!

В качестве последнего средства Леон вспомнил недавно прочитанную балладу. На редкость занудную. О некой скучной деве — столь набожной, что сбежала из отцовского дома в монастырь.

Увы. Творение свихнувшегося на религии трагика может вогнать в раздражение, но отнюдь не в сон.

Да еще ветер вновь заколотил в ставни. Взвыл дурным волком. И дела ему нет, что нормальные люди должны по ночам отдыхать!

Смирившись, что всё равно не уснет, Леон открыл глаза. И задумался о единственной настоящей причине бессонницы. Мучающей уже не первый месяц…

Проклятье! Юноша саданул кулаком по безвинной постели. Полина полюбит его — в этом он уверен!

Возможно — уже любит. Просто не отдает себе отчета…

Конечно, раньше ей искренне нравился отец. Возможно, она даже считала, что влюблена в него.

Но Эдвард Таррент разочаровал и любимую женщину, и собственных детей!

В детстве Леон искренне считал отца героем. И только в последние полтора года понял, как ошибался. Ирия ведь тоже поняла. Откроются глаза и у Полины — при всей ее доброте и жалости.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});