ДУРА - Александръ Дунаенко

– Ну, как, Саня, привык к деревенской жизни?

– А то!

Водку нельзя, жирного нельзя, острого нельзя. Когда остались наедине, я Валеру спросил: – Ну, а баб тебе можно?

Вопрос, видимо, застал его врасплох. Ко всему он был готов, собираясь в Россию, а про баб даже и не подумал.

А я решил сделать Валере сюрприз. В молодости мы с ним часто, бывало, ездили на совместные блядки. Вот я и придумал организовать ему здесь что-то подобное, вспомнить огневые годы. Ничто так не помогает идущему на поправку больному, как полноценный половой акт.

Хорошо законспирированные блядки укрепляют семейные отношения, их цементируют. Существует парадоксальная зависимость между блядками и гармонией в супружеской жизни. Для того чтобы вас любили дома, необходимо, чтобы кто-то любил вас на стороне. Если у вас не получается – заставьте себя. Да, во имя укрепления любви в семье, иногда бывает нужно поступиться принципами, пойти на какие-то жертвы. Закройте глаза и отдайте себя какой-нибудь ветреной девчонке, и вы увидите, как обострится к вам интерес вашей законной супруги.

Блядки, как предохранительный клапан, который сбрасывает лишний пар, спасая тем самым котёл от неминуемого взрыва. Они так же необходимы в супружестве, как мелкие ссоры, как недостатки, которые великодушно прощаешь только любимому человеку. Ну, например – не так держит вилку, храпит, потеет, не ласкает после, или – неправильно выдавливает пасту из тюбика. Если любишь, то простишь. И полюбишь ещё больше.

Кроме того, блядки – это ЗОЖ – Здоровый Образ Жизни. Они выводят из организма вредные шлаки, способствуют растворению солевых отложений во всех суставах и позвонках. Известны случаи, когда, именно во время внебрачных свиданий, из почек мужчин в момент оргазма выходили песок и камни размером с куриное яйцо. (В книге рекордов Гиннеса зарегистрирован случай, когда женщина извлекла из себя яйцо партнёра. Фамилия партнёра в книгу Гиннеса не была занесена, ввиду того, что он сослался на сугубую конфиденциальность встречи).

Целлюлиту не зацепиться на теле женщины, которая периодически уступает бессовестным домогательствам посторонних мужчин. Предательский подкожный жир сгорает от её радостного страха, стыда, от страсти, от счастья.

От мыслей, что уж это, точно – в последний раз и больше – НИ! – КОГ! – ДА!

По степени сложности оздоровительных процедур, если сравнить с отвлечёнными, целомудренными понятиями, блядки дают психофизические нагрузки в диапазоне от бега трусцой, до слалома по отвесной скале.

Блядки общедоступны. У вас нет средств поехать на горнолыжный курорт? – идите на блядки и вам гарантирован бесплатный выброс адреналина в ударных дозах.

В отдельных случаях блядки по ощущениям эквивалентны охоте на крокодилов, или даже крокодилов – на вас.

В общем, куда ни кинь, блядки полезны.

Особенно для здоровья.

– Ну, так как, баб тебе можно? – Снова спросил я Валеру. И по всему его виду понял, что действует, уже целительно действует на него воздух Родины. Валера заулыбался, порозовел, заматерился. Нет, не зря он сюда приехал. Будет он еще сына кверху подбрасывать. Тоже Валеру, первенца своего. В университете сейчас преподаёт, в Зигене.

Ну, естественно, не сразу мы с другом на это дело сорвались. Походили пару дней по посёлку, по окрестностям. Я в Слюдяном недавно, всего шесть лет. Приютила меня Россия. Раньше моих родителей из России сослали в Казахстан, и Казахстан их приютил. А потом Казахстану свалился на голову суверенитет, и все, кого он приютил под присмотром партии и КГБ, почувствовали необходимость искать другого приюта. Нам с женой удалось поселиться в России до того, как плохой Ельцин помазал на своё место хорошего Путина, и потому гражданство получили бескровно. Сейчас это стоит больших денег. Каждому придётся чем-нибудь заплатить за удовольствие иметь молодого и красивого президента.

Марии мы сказали, что едем с ночёвкой на рыбалку. Уложили в мою старенькую «Ниву» палатку, одеяла, удочки. Накопали червей. Всё, как в семидесятые. Ну и – смылись.

Речка небольшая, с исконно русским названием Джуса. Посреди голой степи, извилистая, почти без течения, с глубокими родниковыми ямами и чистой водой, в поросли чахлых кустиков.

Приехали под вечер. Комаров почти не было. Установили палатку, развели костёр. Даже закинули удочки. Я на маленьком коврике разложил закуску, достал пузырь. Налил в две стопочки. Смотрю – Валера как будто чего-то ещё ждёт. Помнит, стервец! Вот ведь память! Три дня назад ему про баб только намекнул, а он до сих пор помнит!

– Будут бабы, будут, – успокоил я Валеру. – Чуть попозже. Давай вначале выпьем.

– Ты же знаешь – мне нельзя.

– Мне тоже. А это и не водка. Простая вода из местного родника. За ней из самого Оренбурга приезжает с флягами шофёр губернатора. Мы с тобой этой водички в рюмочки нальём, выпьем и закусим. Ты мне скажи: какие блядки без выпивки?

Валера согласился, что такого не бывает. Мы выпили и закусили. Полагалось поговорить, но разговор не клеился. Валера всё чего-то ждал. Нетерпеливый какой-то. Зацикленный. Словно из тюрьмы только вышел.

Я пошёл к машине, достал два свёртка, принёс. Один Валере, другой – мне. Смотрю – Валера не двигается, не понимает, что ему нужно делать. Я взялся помогать: развернул ему свёрток. Потом свой. Две резиновые шкуры. Если надуть – две бабы. Одна блондинка, другая – брюнетка. Блондинку Валере – ему всегда светленькие нравились. Тут же рядом и миникомпрессор. Если хорошо накачать – будет пухленькая.

Толстушки – Валерина слабость. Когда-то, ещё в Союзе, влюбил он в себя почтенную замужнюю женщину весом килограммов на сто пятьдесят. Ходил счастливый, как будто в лотерею чёрную «Волгу» выиграл. А начинающая молодая грешница совсем от него голову потеряла. Никто никогда не видел, не признавал в ней богини, включая, конечно, рогатого мужа, а Валера… Восторг его был искренним. Однажды я сидел с Валерой в машине, когда он поджидал свою ненаглядную. Я до сих пор помню этот его взгляд, каким он её встречал, едва завидев, узнав её ещё метров за 500, что, впрочем, было не трудно. Танк, глыба, матёрый человечище, его Миля, ёщё там, на горизонте, чувствовала, что уже попала в прицел восхищённого взгляда Валеры. Она шла навстречу ему и на глазах расцветала.

Мне пришлось пойти пешком, но я не обиделся: Валера убрал, спрятал в багажник переднее сиденье, чтобы его Миле не было тесно. Третий в машине был не просто лишний: ему не было места.

Можно ли обвинять Милю в том, что она, когда любовники оставались наедине, исполняла все его незамысловатые фантазии, до которых, впрочем, никогда не мог додуматься её туповатый муж.

Однажды, когда Миля ещё только-только потеряла свою супружескую невинность, Валера вывез её за город и прямо в чистом поле стал снова склонять к незаконному сожительству. – Здесь же всё видно, – нерешительно возражала Миля, указывая на проходящую почти рядом автостраду. – А ты возьми монтировку, наклонись и стучи по колесу, будто неисправность ищешь, а я тебя сзади, – со смехом сказал ей Валера. Миля покраснела и наклонилась. И, насколько ей позволяла особенная, непоправимая стать, даже слегка прогнулась…

Впрочем, со стороны автострады, маленькая, копошащаяся возле Мили Валерина фигурка, практически не была заметна.

Мои интересы были, чуть ли не прямо противоположными. Я любил худеньких. И, конечно, находясь в постоянном режиме поиска своего идеала, однажды я его нашёл. Наверное, худее в России бывают только мумии на первом этаже Эрмитажа, да дедушка Ленин. Как моя девушка достигла такой формы, как её поддерживала – загадка природы. Кушала она со мной наравне, иногда мне казалось, что даже больше, и всё, без разбору. И здесь тоже вспоминается один случай.

Я учился в Москве. Накануне экзамена ко мне приехала из Ораниенбурга она, моя идеально худенькая Зоенька. Я пошутил, когда мы с ней разговаривали по телефону, сказал: – Приезжай. А она взяла и приехала. Можно представить, как я провёл ночь перед экзаменом.

И вот я сижу перед молоденькой преподавательницей, стараюсь вспомнить, кто такой Дирихле, и что у него там были за принципы. Напрягаю, пытаюсь собрать в одно русло расползающиеся мысли, но постоянно отвлекаюсь на тихую ноющую боль в низу живота. Дирихле… Дирихле… Что-то с ящичками, шариками… Да… он как-то пробовал разложить в девять ящичков десять шариков. Когда увидел, что по одному не помещаются, был потрясён. Рассказал друзьям-ученым – те чуть с ума не сошли: что? – правда не помещаются? – А Дирихле им: – Чтоб мне забыть таблицу умножения!

И прославился из-за такой ерунды.

Я пересказал эту историю, до слёз рассмешил преподавательницу и получил за это тройку, чему обрадовался, как чуду. Ну, не мог я сосредоточиться. Шарики, ящички… А у меня болит неизвестно что…