Акынская песня с прологом и эпилогом - Виктор Шнейдер

- Ну-ну, - и Альбина прошла туда же, в комнату.

Володя вытащил из куртки сигарету, но сухих спичек не осталось. Сид поплелся в сарай за напильником и еще чем-нибудь, из чего можно высечь огонь.

Лида сидела на кровати и плакала. Подняв голову и увидев вошедшую Альбину, она зарыдала в голос, и Альбина, неожиданно для себя самой, кинулась ее успокаивать:

- Ну, что такое, что такое? Ну, не надо, ну, будет, ну, хватит, ну, что случилось?

В ответ Лида сквозь слезы попыталась что-то сказать, но, выдавив из себя: "бумага", "Володю", "наркотики", "милиция", еще раз "наркотики" и "пришла", - разревелась еще пуще.

Сид вернулся еще через минуту и остолбенел: Альбина заботливо суетилась вокруг бьющейся в истерике Лиды, а прислонясь к холодной печке, вертя в руках Бродягин ксивник, за всем этим с ушмешкой на обветренных губах невозмутимо наблюдала веселая Марина.

- Здравствуй, Вовочка. Что же ты девушек обижаешь? Вишь, как убивается-то... Что, одну удовлетворил, а на вторую силенок не хватило? Ай-яй-яй. Не узнаю тебя, стареешь. Знаешь, это, видимо, наркота сказывается. Вот что, бросай ширяться и немедленно удовлетворяй вторую. Слышишь, немедленно! Да, и меня заодно. А то я тоже расплачусь. Придется этой вобле и меня успокаивать...

Право же, Маринины приколы были более злы и грубы, нежели остроумны, и приступы Володиного смеха скорей можно отнести к нервным. Слегка отдышавшись, он обнял Марину и сказал:

- Детка, смотри в корень: смешно не это. Смешно то, что моя герла та, которая вокруг бегает. А та, что плачет, - это так, староста. На меня в институт бумага из ментуры пришла, вот она Альбине и плачется.

- Как это трогательно! - театрально воскликнула Марина. Альбина ошарашенно посмотрела на Лиду, потом на Володю:

- Врешь ведь.

- Нет ведь.

А начавшая было успокаиваться Лида, подумав, что и действительно - не врет, возобновила истерику с новой силой.

- Что стоишь как столб?! У тебя валерьянка есть?

На слово "валерьянка" из кухни вышел кот и просяще потянулся к Альбине.

- Барсик! - простонал с хохотом Сид, плавно сползая по стенке. - Я про этих трех уже не спрашиваю, но ты-то здесь откуда? Я ж тебя дома, на Мойке, запер. Ладно, покажи ей, где аптечка, раз пришел, тварь пушистая.

Кот запрыгнул на полку и принялся скрести когтями по картонной коробке. Альбина, уже с Барсиком знакомая, стала тут же рыться в аптечке, Марина же схватила кота, начала его тискать, гладить и чесать за ухом.

- Ну, мур-р, - раздался флегматичный голос, и не разобрать было в этом гаме - чей именно.

Тем временем Альбина, открыв очередную коробку без этикетки, увидела там с десяток поблескивающих ампул. Наркотики! Она швырнула коробку на пол и с силой ударила по ней каблуком. Брызги разлетелись во все стороны, кот рванулся в окно.

Нестерпимая аммиачная вонь распространилась по комнате.

- А ты уж думала - наркотики? - поинтересовался Сид сквозь кашель, пытаясь устроить максимальный сквозняк.

- А чай еще не вскипел? - спросила вдруг Лида.

- Лидочка, золотце, а кого я просил следить за чайничком?

- 19

Знать, что будет завтра,

Много ль в том толку?

М. Щербаков.

Ситуация у Володи сложилась не из приятных, и в одиночку из нее выпутаться было бы, пожалуй, непросто. Но, сколько Саня знал Сида, тот обращался когда-либо за советом от силы к троим людям.

Первый - некий Фима, личность известная в кругах хипующей, а также богемной молодежи и, несмотря на это, действительно незаурядная. Саня, одинаково далекий от обоих этих слоев общества, лично виделся с ним всего один раз - и то не смог толком пообщаться. Фиму он встретил у той, которую был бы более рад застать одну. И хотя ему сразу понравился этот странный паренек, да и он Фиму, видимо, заинтересовал, но сама ситуация не давала им возможности познакомиться поближе: не распознав, очевидно, в Сане его дружеского настроя, он ретировался почти сразу под каком-то благовидным предлогом.

Больше они не сходились, хотя Сид достаточно плотно общался с Фимочкой некоторое время. Потом тот "расстригся" из хиппи, увлекся иудаизмом, а теперь и вообще умотал, как это ни смешно, в ФРГ, где, судя по письмам, не работал ни единого дня, проживая за счет помощи различных тамошних благотворительных фондов. Ради этого он прикидывался то турецким безработным, то армянским беженцем, три раза принимал иудаизм в разных землях Германии, получал деньги и смывался, а то доказывал, что пострадал от фашистов в Польше. Теперь, говорят, купил подержанный автомобиль BMW и укатил в Штаты...

Второй - пожилой часовщик из мастерской Павла Бурэ, что на Невском, с которым Володя познакомился в своем обществе парапсихологов, хотя к ним старик на самом деле не имел никакого отношения. Это был просто умудренный судьбой коренной ленинградец, проживший здесь всю свою жизнь, исключая четыре года войны, и любивший поговорить о том, что за странный окружает нас город. Сам при этом он уже не удивлялся, потому хотя бы, что после шестидесяти удивляться уже стыдно и неудобно. Он и впрямь привык уже, что живет в девятой квартире (вместе с тремя соседними семьями), а рядом на той же лестничной площадке - квартира шестьдесят пятая. Внизу - квартиры 8 и 64, вверху - 18 и 19. Он привык, что в цветочном магазине продают керамику, а в остальных вообще ничего не продают. Он привык, что газеты приходят не те, которые он выписал, а когда какие, и всегда за два-три дня до срока. Последнее совсем не было для него странным: если всем почта приходит на несколько дней позже, то естественно, что кто-то должен ее получать на несколько дней раньше. Увлекшись с возрастом политикой, Иван Карлович - так звали часовщика - все же много лет не мог отличить вчерашнюю газету от завтрашней, настолько они были одинаковыми. Но в последнее время события стали лететь с такой быстротой, что никто не мог успеть сориентироваться. Никто, кроме Ивана Карловича, заранее обо всем предупрежденного газетами послезавтрашней даты выпуска. И когда он уговорил соседа отложить поездку в Тбилиси и того не раздавили танки, и когда он срочно вызвал племянницу из Ленинакана - якобы умирает - за день до землетрясения, и когда велел разменять крупные купюры всем знакомым за сутки до реформы - слава провидца пришла к нему. Тогда он и попал к парапсихологам, где и познакомился с Володей, который потом не один раз заходил к нему то с разбитыми часами, то просто так - узнать, "что день грядущий нам готовит", поговорить о политике, да и мало ли о чем еще...

Около недели назад в районной газете совет ветеранов и трудовой коллектив мастерской с прискорбием известили читателей о скоропостижной кончине Ивана Карловича от разрыва сердца. Истинная причина этого прискорбного события не вызывает сомнений: прочитав собственный некролог, старый часовщик скончался.

Третий, теперь - единственный человек, с которым мог посоветоваться Сид, - был сам Саня.

- 20

Не смолкают людей голоса...

М. Щербаков.

Зазвонил телефон. Володя вздохнул и, оставляя на полу мокрые следы, прошлепал из ванной в комнату.

- Алло?

- Ура! Он на флету! - раздалось где-то вдали от трубки.

- Ништяк. Дай сюда, - и, теперь уже прямо в ухо, кажется, даже слюна из трубки забрызгала: - Привет, Бродяга.

- М-м.

- Как дела? - этот вопрос, впрочем, явно не был интересен спросившему, и он сразу перешел к следующему пункту: - У тебя таньга есть?

- Есть. То есть, смотря сколько.

- Осемнадцать рваных. - "Двадцать? Двадцать! " - донесся сбоку нестройный хор глоток в пять-шесть.

- На пиво? - издевательски осведомился Бродяга. Потянуло его что-то на Жоржевы интонации.

- На билеты.

- Четыреста трамвайных билетов. Ты весь пипл катать вздумал?

- Так есть или нет? Люди в Москву свалить не могут.

- Чем им Питер плох?.. Откуда звонишь?

- От стамески. Уже заезжать?

- Перезвони через пять минут. Пока у меня треха.

- Ладно.

Бродяга не глядя набрал номер и стал гадать - чей.

- Слушаю.

- Бабушка? Хм... Да-да, все в порядке. Слушай, помнишь, ты у меня брала в долг двадцать рублей? - для бабушки это было новостью. - Ну, было, было...

- А-а, помню, помню, - сказала бабушка, проклиная в душе свой склероз.

- Так вот, может быть, к тебе сейчас, минут, скажем, через десять-пятнадцать, завалится толпа волосатых.

- Ой...

- Чаем не поить. В разговоры не вступать. Отдать деньги и вытолкать в шею.

Бабушка, привыкшая к подобным выходкам внучонка, сказала: "Хорошо, "- и повесила трубку.

Прошло, однако, полчаса, а хипы все не перезванивали: то ли деньги нашли, то ли ехать раздумали. "В любом случае, им же хуже, "- решил Сид и протянул уже руку к трубке, звонить Сане, как телефон душераздирающе заверещал. Но это звонили не хипы. Это звонил Аркаша. Закруглив разговор с ним буквально за полтора часа, Володя опять не успел набрать Санин номер. На этот раз звонила какая-то сумасшедшая девица с вопросом: давно ли он видел Лиду?