Ревизор Империи - Олег Измеров

Все отразится — но едва ли

К тем ясным дням найдется след…

"Сентиментально. За начало века сойдет", с удовлетворением подумал он, откладывая перо, как вдруг засов неожиданно загремел, и просунувшийся в дверь уже другой охранник с худым лицом, прорезанным жесткими складками и для пущей солидности украшенном большой разлохмаченной щеткой усов, осипшим голосом произнес:

— Еремин… Еремин который тут! На выход с вещами звать велено.

7. "Не беру" уже на горизонте

Когда Виктора завели в кабинет, там уже сидел молодой человек, лет на вид так двадцати шести — двадцати восьми, а, может, и моложе, если учесть, что здесь быстро стареют, худой, но с загорелым обветренным лицом, короткой стрижкой под полубокс, и внимательными, изучающими темно — карими глазами. На виске белел небольшой шрам. Выглядел он отнюдь не грозно, а даже чуть — чуть растерянно, словно недавно назначенный инструктор райкома комсомола, который еще не успел войти в дела. Или он хотел так выглядеть. Письменный стол пополнился коричневым глиняным кувшином, тарелкой под рушником и двумя кружками, тоже глиняными, но белыми, не в тон.

— Здравствуйте! Заходите, заходите, присаживайтесь! — крикнул он Еремину еще с порога. Было такое впечатление, словно он собирается не проводить допрос, а сказать что‑то вроде "Знаете, вот на Промстройдраймашине освобождается место начальника техбюро, мы тут посоветовались и решили спросить, не желаете ли вы возглавить этот коллектив?"

"Спокойно. Главное, отвечать не спеша и за базаром следить."

Поздоровавшись, Виктор неторопливо подошел к стулу и сел.

— Веристов Николай Семенович, — отрекомендовался молодой человек, — временно исполняю обязанности начальника розыскного пункта… Давайте прямо к делу: я должен принести вам, Виктор Сергеевич, официальное извинение от лица власти за ваше заключение под стражу. Нас вот тут в Орле как раз в канун праздника собирали по поводу случев неоправданного заключения под стражу. Собственно, первейшая обязанность людей нашей службы еще со времен Бенкендорфа — бороться с произволом властей и защищать права граждан, но… Вы же знаете, везде такая проблема — учреждения срочно создаются, люди неопытные, иной раз берут черт — те откуда, во всем этом надо разбираться, разбираться и еще раз разбираться…. буквально вчера первый министр разослал телеграммы по губцентрам…

"Черт, неужели повезло? Неужели… неужели попал под кампанию повышенной мягкости? Мотать, мотать скорее, пока директиву не сменили."

— У вас есть какие‑то претензии, жалобы на содержание?

— Никаких. Все образцовое.

— Вы еще нашего регистрационного бюро не видели, вас же сразу в камеру… Все с круглого нуля создавать приходится. Доведется еще раз к нам, обязательно покажу. Учебный музей обязательно создадим.

— Большое спасибо. Но уж лучше я как устроюсь, вы к нам заходите.

— Ах да, вы ж без денег совсем. Надо подумать. Вы говорили, что инженер — механик?

— Да, во только диплом…

— Диплом, сударь, сейчас в России не главное, сейчас голова главное! Вот что: попытайтесь устроиться служить на паровозный, я слышал, им конструктора нужны. А сейчас, покудова бумаги оформляют, вас ведь все равно без них не выпустят, давайте молока с баранками попьем. Его ведь в камеру давать запрещено, вы, наверное, уже слышали.

Виктор для виду поотказывался, но уступил просьбе.

— Вот у нас, чего греха таить, правительство многие ругают, — продолжал словоохотливый и. о. — Вы, наверное, тоже, если честно?

— Нет, — совершенно искренне произнес Виктор, — знаете, все в делах, не до этого было.

— Подумали, что я вас провоцирую? Отнюдь, отнюдь. Ругают многие, если за это сажать… Но ведь нельзя не видеть, что есть сдвиги! Впервые за всю историю России крестьянин перестал бояться голода и недорода. Разве это не результат?

"Прощупывает или зубы заговаривает. И, если прощупывает, то что?"

— Это великий результат, — согласился Виктор, — думаю, что потомки этого не забудут.

— Если бы, если бы… Вот вы, например, сидели с Болотным. Как вы думаете, зачем юристу рукопись по изготовлению взрывчатки и бомб?

— Ума не приложу. Он мне об этом не говорил… и вообще почти ничего не говорил, — на всякий случай добавил Виктор. — А что, разве это был террорист?

— Ну, уж так вы сразу — "террорист"… Кто‑то террорист, кто‑то играет в революцию, и, самое главное, всегда находятся люди, пытающиеся перевернуть мир из чистейших побуждений. Понимаете, убить идею нельзя. Человеческая мысль постоянно эволюционирует, меняя взгляды, убеждения народов, а затем и социальный строй. Хотим мы или нет, но остановить ход крупных исторических событий немыслимо. Да, не удивляйтесь, у нас это понимают. Но у нас, увы, знают и то, что все юные пионеры… вы чем‑то удивлены?

"Еще бы. Здесь что, пионеры есть? А, может, вы, господин, вообще комсомолец?"

— Если честно — не ожидал встретить здесь столь образованное общество.

— Время, время движется! Еще баранку берите, пожалуйста… Так вот, пионеры революции, полные энергии и увлечения, всегда были утопистами в своей борьбе с косностью общества, в своем желании создать новые формы жизни. По этому прискорбному обстоятельству революционеры подчас не только не способствовали прогрессу своей родины, а, наоборот, были тормозом для правильного развития общественного самосознания. Разве нет?

"А он думает, я спорить буду."

— Интересная мысль. Я больше по технической части, и считаю, что над этим всем надо задуматься. Вот Дизель, к примеру, сначала хотел изобрести угольный двигатель. Но эта идея оказалось утопичной, и он вовремя стал на правильный путь и создал нефтяной. А если бы он действовал, как голый теоретик, а не конструктор, то он только бы тормозил развитие.

"Ну и что ты на это скажешь? А мы еще до цикла Карно не дошли."

— Оригинально! Знаете, не помню, кто высказал такую занятную мысль, что ученый приходит к пониманию общества через данные своей науки — вот это вы мне сейчас наглядно показали. Да, действительно, человечеству свойственно заблуждаться. И по этой причине передовики — теоретики, как бы ни были идеальны их стремления, никогда не были и не будут истинными вождями народа… А вот, кстати, у меня появилась идея, как вам помочь. У нас есть такой закрытый фонд оплаты услуг, которые обыватели нам негласно оказывают. И за счет этого фонда мы бы могли купить эти странные банкноты, которые обнаружили у вас. Юридически‑то это ваша собственность, и для изъятия понадобились бы серьезные основания.

"Деньги дать хочет? Вербует?"

— Деньги, конечно, мне бы сейчас не помешали. Где‑то надо расписываться, заявление писать?

— Нет, зачем же. Никаких бумаг. Но, скажу сразу, много заплатить не можем, тем паче дороже вы их все равно не продадите.

Ну что же вы тянули, батенька, подумал Виктор. Дело ясное — купить за гроши, сбыть коллекционерам. А для сговорчивости продержать ночь в обезьяннике. Потому ни допросов тебе, ни оформления, как положено. А с юриста тоже что‑то решили слупить? Ладно, в этом сейчас не разберешься. Хорошо хоть часы со Знаком Качества не заныкали.

— Да пожалуйста. Я бы их даром отдал, одни неприятности с них, но в нынешней ситуации не будет лишней любая сумма.

— Так и решим. — Веристов открыл ящик стола и отсчитал ассигнациями десять рублей.

— Спасибо. Теперь хоть спокойно устраиваться можно.

— Если скромно жить, можно протянуть неделю. Четыре — пять на питание, рупь с полтиной на угол, ну остальное там на всякое — разное. Не знаю, как на службе договоритесь с авансом, может, удастся приработок сыскать. Грамотные люди в цене. Да, и насчет часов…

"Переоценил."

— …Их у нас лучше не держать на виду. Карманники объявились. Хотя они и не по нашей части.

"О, уже что‑то. Неужели тут заодно и кампания борьбы с коррупцией? Это плешивый что‑то вчера намекал… "Не беру" на горизонте? Блин, скорей бы за воротами очутиться… Спокойно, спокойно. Может, он и играет на нетерпении. Не спеши, делай безразличный вид."

— Позволите? — в дверь просунулась голова Дионисия Павловича.

— Да, проходите! Все, вот тут прочтите и распишитесь на каждой странице…

Виктор внимательно изучил бумагу. Из нее следовало, что он, господин Еремин, был задержан агентами сыска Масляниковым А. И. и Сурье Г. М. по подозрению в попытке тайно сфотографировать воинский эшелон и доставлен в охранно — розыскной пункт, где в результате проведенного дознания указанные подозрения были сняты, как не имеющие основания, и господину Еремину были принесены официальные извинения, вследствие чего господин Еремин не имеет к должностным лицам таким‑то никаких претензий. Про деньги в протоколе не было сказано ни слова.