Ход Вивисектора - Константин Миг

птица разворачивается, чтобы снова атаковать, парень расслабился и камнем рухнул вниз. Его крылья трепетали в воздухе, руки оказались скрещены на груди, глаза широко раскрыты. Земля стремительно приближалась, птица ринулась за фаратри. Её громкий клич, десятикратным эхом отразился от горных стен, и на помощь первой твари явилась вторая, ещё большая – самка. Её перья, в отличие от коричневого самца, отливали жёлтым, когти были длиннее и крючковатее, а голос её, поданный в ответ на призыв, звучал громче.

Дион снова взмыл вверх. Через минуту он заметил спрятавшихся меж камней фаратри и теперь вёл птиц прямо на них. В этом состоял план.

Гарпии приближались, их глаза сверкали, и восемь крыльев яростно молотили воздух. Наступал переломный момент. Смогут ли фаратри количеством напугать двух гигантов или же нет – от этого зависел исход дела.

Момент, и шесть пар крыльев взмыли в воздух. Гарпии, не ожидав такой встречи, попытались изменить траекторию, но, не успев замедлиться, пролетели по касательной к недавнему укрытию фаратри. К счастью, никто не пострадал.

– Вверх! Все вверх! Окружайте их, если вырвутся – выматывайте! – вскричала Асити, первая бросаясь вслед за гарпиями. Птицы, наконец, развернулись и теперь летели в сторону южной горы, видимо, намереваясь заманить и среди гигантских скал растерзать непрошеных гостей.

Дион последовал за Асити. Позади себя он слышал взмахи крыльев остальных. Вскоре фаратри рассредоточились, но русоволосый юноша по-прежнему различал среди скалистых стен силуэт Асити.

Девушка с умопомрачительной скоростью лавировала между камнями, пролетая над серыми горными арками, взмывала ввысь, падала, группировалась и продолжала преследовать гарпий. Снова раздался боевой клёкот, и одна из птиц свернула в сторону ущелья, образованного центральным массивом горы и её восточным придатком. Асити не останавливалась. Вскоре она влетела в тенистую зону, где гора заслоняла солнце, покрывая каменное плато тёмно-синим мраком.

Едва поспевая за девушкой, Дион взмахивал крыльями, сам не понимая, ради чего он продолжает преследование. С одной стороны, этого требовали условия выживания, с другой – русоволосый юноша двигался против собственной воли и с радостью отверг бы испытания, предложенные ему. Однако, сделать это – означало, подвести свой род, дать повод для упрёков и разочаровать Фреома, возлагавшего на юношу большие надежды.

Казалось бы, охота это естественное состояние живых существ в дикой природе. Она – это основа жизни. Непримиримый инструмент выживания. Но то, что применимо к дикому зверю, не применимо к существу с развитым разумом, являющимся катализатором для образования души. Дион чувствовал это всем своим существом, но не мог выразить ни словом, ни мыслью.

Он продолжал лететь.

Ситуация требовала его всестороннего погружения в процесс, недостаток которого мог быть чреват смертью. Подгоняемый инстинктом выживания, Дион вскоре забыл о противоречивых чувствах и, вдруг преисполнившись тупого охотничьего азарта, стал лететь ещё быстрее. Выжимая из крыльев запредельную скорость, юноша, наконец, снова заметил Асити, которая пятнадцать минут назад мелькнула перед ним, как думал Дион, в последний раз.

Птичий крик раздался вновь, и женский силуэт стал набирать высоту. По-видимому, одна из гарпий приближалась к гнезду, вторая же летала где-то внизу, чтобы в нужный момент загнать фаратри в тупик.

Оглянувшись, Дион никого не заметил. Его никто не прикрывал. Нахмурившись и, видимо, решившись, юноша вслед за Асити начал подъём. Чем выше он взлетал, тем тяжелее становилось дышать, крылья начинали подводить – из-за чрезмерного напряжения их иногда коробила слабая судорога. Сжав зубы, Дион на мгновенье закрыл глаза и попытался расслабиться. Но как только он потерял контроль над телом, гравитация тотчас принялась притягивать его к земле. Испытав страх птицы, раненой в полёте, юноша пронзительно вскрикнул и через невероятное усилие вновь привёл крылья в движение. Потоки воздуха продолжали тащить его вниз, ветер, который в горах появляется внезапно, без предупреждения, свистел в ушах, и юноша продолжал цепляться за жизнь.

Страх захлёстывал всё сильнее, крылья были изнурены, но жажда жизни не ослабевала, в отличие от физических сил. Чувствуя, что земля, то есть каменное плато, становится всё ближе, молодой фарартри снова закричал и только сейчас сумел выправиться. Клёкот гарпий раздавался в отдалении, но был по-прежнему громок – вторая птица приближалась, а Асити, слишком увлечённая погоней, находилась уже в паре десятков метров от гнезда. Остальных фаратри до сих пор не было рядом, видимо, они заблудились в горах и сейчас летели в перекрестиях каменных коридоров.

Снова оглянувшись, Дион, едва успокоившийся после падения, ощутил страх ещё больший – рядом с ним не было ни одной живой души. Девушка находилась далеко, внизу его стерегли скалы, не прощающие ошибок даже птицам, а впереди ждали две гарпии – чудовища, способные убить одним взмахом своих когтей.

Обычно в такие моменты основную роль в принятии решения играет не материальная сила, не мощь крыльев, рук и ног, но сила внутренняя, нравственная. Стержень души гораздо крепче стальных лат, и гораздо их долговечнее. Если внутренний дух могуч, с избранного пути странника не может согнать даже страх, являющийся важным инструментом организма, желающего жить, и боль, сигнализирующая о малых и глобальных поломках. Крепкий дух не подлежит разрушению, но пробуждается только, когда намеченная цель стоит лишений.

Сейчас, летя так, словно спасаясь от неминуемой смерти, Дион невольно анализировал цель, своё к ней отношение и пути её достижения. Все три пункта показывали ему, что благоразумнее будет сдаться и повернуть назад, но на это вполне разумное заключение находились контраргументы.

Разумеется, в голове юноши в тот миг не было чёткой структуры. Каждая из его мыслей, словно сон, всплывала из чертогов разума и тотчас исчезала, тем не менее, успевая заронить в душу фаратри нужное зерно. Если бы мы попытались разглядеть эти зёрна противоречия, которые продолжали гнать юношу вперёд, то мы увидели бы всего два пункта. Первый из них диктовался голосом тщеславия: «Если я поверну назад, Асити не постесняется назвать меня трусом. Её горячий разум не сможет понять всей бессмысленности данной охоты. Пищу можно найти иными способами, а сейчас, подкрепляемая азартом, власть зверя стала непоколебимой настолько, что чуть не убила меня. Меня – будущего правителя!» Юноша назвал себя правителем не преднамеренно, это слово родилось под действием всё того же тщеславия. Второй пункт отличался от первого и прежде всего тем, что его источником были душа, человеколюбие и сострадание. Он гласил:

«В одиночку Асити не справится даже с одной гарпией. Помочь, спасти…». Некая их обрывочность была не случайной. Тщеславие, пытается рифмоваться с логикой, облекая омерзительные мысли в структурные клетки умозаключений, но голосу души не нужны эти ухищрения. Он воздействует на суть