Вальс одиноких - Галина Врублевская

Сережу бабушка боготворила. По замыслу Натальи Всеволодовны, он должен был стать врачом. С малых лет она покупала мальчику наборы «Доктор Айболит». Научила Сережу измерять себе давление – оно у нее постоянно было повышено. Даже истории ему рассказывала про медицину, про собаку Павлова и ее потомков: последние годы работала лаборанткой в виварии, где и познакомилась с четвероногими страдальцами. По ее рассказам выходило, что зверушки охотно сотрудничали с врачами, чуть не сами подавали лапки для уколов. Но едва бабушка переступала порог, как игрушечные пинцеты и трубки отбрасывались в сторону и Сережа начинал громко барабанить чем ни попадя по столу, дверцам шкафа, полу. Он любил громкие звуки. Неприятным открытием для всех членов семьи оказалась и плохая успеваемость мальчика. На уроках письма Сережа пропускал буквы, заменял одни другими. С математикой было еще хуже: с примерами еще как-то справлялся, но задачки ставили его в тупик.

Бабушка показывала его знакомым врачам, те нашли у него какой-то врожденный дефект, то ли лишний ген, то ли отсутствующий. Узнав, что отец мальчика работал на вредном производстве, эскулапы развели руками. Бабушка тотчас обвинила зятя в плохой наследственности, однако дальнейшие обследования пресекла. Еще, не дай бог, причислят внука к умственно отсталым, отправят во вспомогательную школу. Тогда прощай карьера врача! В конечном счете Наталья Всеволодовна заняла выгодную позицию: тупые учителя не могут найти индивидуальный подход к талантливому ребенку. Тут же припоминались истории о великих людях, чьи школьные успехи были на нуле. Теперь бабушка требовала одного: чтобы дочь побольше занималась с сыном. Иветта и сама понимала, что мальчик отстает в развитии, и уделяла ему каждый свободный час. Сережа с трудом, но перешел во второй класс. Однако теперь в школу пошла Анечка, и отставание стало еще нагляднее. Пятерки в ее тетрадях и двойки в его дневнике будто соперничали: кто кого одолеет. Однако брат и сестра были дружны, особенно когда оставались одни дома. Дружны в проказах.

Наталья Всеволодовна жила в новостройках у метро «Пионерская». Иветта доехала до станции, перед которой действительно возвышалась группа резво бегущих пионеров. Увы, скульптурная жизнь была куда веселей реальной. Иветта с трудом втиснулась в переполненный трамвай и еще долго ехала по однообразно серым районам. Когда она вошла в квартиру матери, за окном уже стемнело. Наскоро перекусив, принялась задело. Наталья Всеволодовна, будто суровый надсмотрщик, наблюдала за работой дочери, то и дело бросая замечания: «Кто так клеит?», «Кто трет бумагу тряпкой?», «Кто моет газетой?». Выходило, что неведомый «кто» все делал иначе, не так, как Иветта. Наконец она не выдержала:

– Мама, кто моет окно, ты или я?

– А ты не груби матери, учись, пока я жива. Иветта заклеивала окна уже лет пятнадцать, и любила это занятие. Но мать, если оказывалась рядом, непременно поучала ее. Наконец окно было вымыто, щели законопачены. Иветта быстро ополоснулась под душем и присела рядом с матерью перед телевизором. Шла передача о животных. Наталья Всеволодовна умилялась всяким трюкам, изредка вставляя реплики, что звери умнее и добрее человека. К четвероногим Наталья Всеволодовна неровно дышала – подкармливала живущих в подвале кошек, сыпала хлебные крошки голубям. К людям она относилась с большей суровостью.

Когда по экрану поплыли титры, Наталья Всеволодовна Обернулась к Иветте:

– Ива, ты мне вот что скажи. Говорила с Валентином?

– О чем, мама?

– Ну как же! Ведь стыдно мужику такие копейки получать. Ему давно пора перевестись в цех, зарабатывать нормальные деньги. Мужское ли это дело – карточки перебирать?

Иветта поежилась. Когда-то она не удержалась и сама рассказала матери, чем занимается ее муж, и уже сто раз пожалела об этом. Наталья Всеволодовна всегда припоминала услышанные факты, искусно обратив их против самого доверителя.

– Мама, это не так просто. В цеху требуются технически грамотные специалисты. Сейчас у нас внедряются автоматические линии с программным управлением. А Валентин ведь ни в зуб ногой! Он даже в чертежах не научился разбираться. Хорошо, что хоть к этому месту прибился.

– Вот именно, прибился как мусор к берегу. А о детях он думает? Два рта. Сергуне усиленное питание требуется.

– Почему только Сергуне?

– Сергуне особенно, – поджала губы Наталья Всеволодовна. – Он мальчик. На квашеной капусте да соленых груздях у ребенка мясо на костях не нарастет.

Неприятный разговор возобновлялся между матерью и дочерью почти при каждой встрече. И ладно бы мать плела напраслину! Все было правильно: и отсутствие у Валентина служебного рвения, и его маниакальное увлечение засолами, и скромная зарплата. Но чем справедливее были упреки матери, тем обиднее становилось Иветте их выслушивать. Когда человек не в силах изменить положение, то и разговоры расстраивают.

– Ладно, мамочка. Хватит о Валентине. Ты скажи лучше, как у тебя с протезированием зубов дела?

– А вот так, милая. Твоя мать всю жизнь медицине посвятила, в стоматологии четверть века отработала, а теперь моста приличного не сделают. Предлагают из металла: с золотом в поликлинике не работают, а на частника у меня средств нет.

– Может, я подсоберу? Вместе осилим.

– Ты подсоберешь, голь перекатная.

Взглянув на часы, Иветта засобиралась домой.

Посещение матери всегда было неприятной обязанностью, дочерним долгом. Радовал лишь тот факт, что теперь они живут врозь. До переезда теща чуть не развалила семью дочери: Валентин не хотел заниматься ремонтом, и Наталья Всеволодовна велела ему убираться из ее дома. Только лень Валентина да его крестьянская хватка – держись за свое! – отвели трагедию. Пришлось Наталье Всеволодовне самой покупать краски и обои и самой-же приглашать рабочих. Иветта металась между матерью и мужем, стараясь сгладить конфликт. Дипломатические усилия погасили бурю, но интимные отношения с мужем заметно ухудшились. Конфликт тот оставил заметную трещину между супругами, хотя последние два года вольной, без матери, жизни слегка сгладили его.

Иветта возвращалась без настроения. Дома ее тоже ждала рутина. Только дети придавали смысл жизни и дарили радость.

4

Хотя Иветта не стала артисткой, близость к учебному театру в школьные годы не прошла бесследно: праздничная атмосфера живого спектакля ее волновала. Действие на сцене завораживало, переносило в другой мир, казавшийся более реальным, чем собственный. Иветту волновали не только повороты сюжета, но и переживания героев, их внутреннее состояние. Вместе с персонажами пьес она жила, чувствовала и любила. Это было единственное сладостное переживание, доступное ей. Чувство легкости и свободы не покидало Иветту несколько дней после хорошего спектакля.