Выверить прицел - Хаим Саббато

Отворилась дверь, и вошел глава нашей йешивы и с ним - несколько студентов. Кто успел сообщить им, что я вернулся? Тотчас же одного из них послали за дедом. Он живет рядом. Дед пришел и сел, не говоря ни слова. Был взволнован и озабочен. Пристально смотрел на меня своими черными глазами, но не было в них привычной строгости и требовательности; наоборот, их выражение былр жалостливым и мягким, каким оно бывало в Йом-Кипур, когда он молился Всевышнему, чтобы очистил его от греха. Меня переполняла любовь. Хотелось каждого из них обнять. Они стали как-то по-новому близки мне. И любовь моя была новой.

Комнату наполнили громкие голоса. Все меня обступили и забросали вопросами и новостями. Они спрашивают, и они же отвечают, обсуждают и спорят между собой, а я не слышу ни вопросов, ни ответов на них. Я пребываю где-то в другом мире, однако губы мои произносят какие-то слова. Все перемешано в разговоре: библейские стихи и изречения учителей наших с рассказами о товарищах из йешивы, которые в Судный День находились в укреплениях на Суэцком канале, и, словно сквозь пелену тумана, я вижу маму, которая смотрит на меня умоляюще, чтобы попил я чаю и поел бубликов с кунжутным семенем, которые она испекла сегодня - специально для меня, вижу отца, сидящего в стороне, со слезами на глазах.

Рав йешивы приподнял руку, и все приготовились слушать. "После того как царь наш Давид, -начал он, - спас овечку из пасти льва и из пасти медведя, сделал он себе одеяние из шерсти и носил его на голом теле, чтобы всегда помнить о милости, которую оказал ему Господь. И так говорил Давид царю Шаулу: "И льва, и медведя убивал раб твой"25. Сказав это, он обратился ко мне:

- Расскажи о делах Господа!

Все меня окружили. Думали услышать о чудесах и военных подвигах. Хорошо, расскажу.

...Мы прибыли в Нафах на танках в воскресенье вечером. Темноту освещали взрывы. Всюду горели танки. Лежащие на земле раненые кричали нам, чтобы мы двигались осторожно и не давили их гусеницами. Они ждали эвакуации в тыл. Некоторые лежали на трансмиссиях и на башнях танков. Какой-то человек сделал нам знак остановиться. Мы встали. На башню поднялся плотный широколицый мужчина и тихим, мягким голосом попросил нас присесть. Мы уселись на башне. Мы смертельно устали, а главное - были ошеломлены и подавлены. Не так представляли мы себе войну. Он тихо погладил каждого из нас по руке и сказал: "Шалом. Я командир полка". Мы взглянули на него с изумлением. Никогда еще так не обращался к нам командир полка.

В последний раз командир полка - не этот, другой - говорил с нами пять месяцев назад, за несколько дней до Дня Независимости. Наш батальон стоял тогда на канале, и рота занимала один из укрепленных пунктов. Все молодые солдаты да несколько резервистов-десантников из Иерусалима, присланных в качестве подкрепления на две недели. Было объявлено состояние боевой готовности. Говорили, что получены тревожные сведения. Нас предупредили, что должен прибыть командир полка. В течение всего дня мы чистили укрепления, вымыли кухню, аккуратно сложили боеприпасы и до блеска надраили автоматы. Нас собрали за час до назначенного времени. Мы прождали его во дворе два часа под палящим солнцем. Наконец он (или его заместитель) прибыл.

И сразу, без какого-либо вступления, резким командирским голосом стал допрашивать:

- Египтяне внезапно атакуют оттуда. - Он указал в направлении канала. Что вы намереваетесь в этом случае предпринять?

- Несколько солдат попытались ответить, какую позицию они займут, с каким именно пулеметом, но он тут же прервал их с презрительной усмешкой:

-  Десятки египетских танков окружили ваше укрепление, их солдаты уже здесь, - он указал на ворота, - а оттуда, - взмах рукой в сторону канала, -переправляются ещё сотни. Чем тут поможет пулемет? Что будете делать? Смотреть на них?

Мы молчали. Один солдат набрался смелости и спросил:

-  И в самом деле, что нам делать? Некоторые офицеры - из наших и те, что приехали вместе с ним, - рассмеялись. Один сказал:

- Что, ребята, испугались? Успокойтесь. Есть те, кто знает, что делать. Положитесь на них.

Гости из полка отбыли. Мы вернулись к обычным занятиям. Дозорная служба, построение, дежурство на кухне. В свободное время солдаты слонялись по двору и грызли зеленые яблоки, беря их из огромной кастрюли, где они лежали, залитые хлорированной водой. Никто не упоминал о встрече с командиром полка. Почти никто.

В ту ночь я стоял последним ночным дозорным на западной позиции, обращенной в сторону каната. Я любил дежурить в эти часы, смотреть, как восходящая заря постепенно изгоняет темноту и как прорисовывается венчик солнца. Это было самое обычное дежурство, совершенно спокойное. Еще до рассвета я приготовил талит и тфилин и ждал того времени, когда можно будет различить силуэт человека на расстоянии четырех локтей26. И тут я увидел солдата, направлявшегося в мою сторону. Я не узнал его, пока он не подошел ближе. Высокий, немного сутулый, черные пронзительные глаза. Заместитель командира роты, один из офицеров-резервистов, десантник, студент философского факультета Иерусалимского университета. Поговорили о том о сем. Ему известно, сказал он, что я студент йешивы, изучаю Маймонида. А он давно ищет кого-нибудь, чтобы прояснить кое-какие взгляды Маймонида.

Мы обсуждали роль Провидения в жизни отдельного человека. Ведь Маймонид полагал, что мир движется по изначально заданным законам, но тогда как он объясняет роль Провидения? И разве, согласно установленному миропорядку, с праведником и со злодеем не может случиться одно и то же?

Я ответил, что знал, - процитировал слова из "Путеводителя растерянных"27, рассказал о разных взглядах на Провидение и о том, что, по мнению Маймонида, действие Провидения распространяется только на человека. И еще я рассказал ему, что Маймониду открылось нечто поразительное: наличие связи между интеллектуальным усилием человека, устремляющим его к Богу, и мощью Божественной эманации, изливающейся на человека.

Так мы продолжали беседовать; он ставил передо мной трудные теологические вопросы, а я отвечал и объяснял то, что знал. На один из вопросов я затруднился ответить сразу и, пока раздумывал, он вдруг сказал: "Египтяне нападут именно сейчас, на рассвете, и именно здесь". Офицер-студент обернулся, взглянул на укрепление, потом снова посмотрел на канал: "Я знаю это. Все спят, все тихо. Но я не могу оставаться спокойным. Я читаю сводки, которые получает ротный командир, и потому я взволнован. Уже несколько ночей подряд я обхожу позиции перед рассветом и смотрю на канал. Ты слышал, о чем говорил сегодня командир? Он спросил, что мы намереваемся делать, если десятки танков здесь, напротив нас, форсируют канал? Все смеялись. Я - нет. Я мысленно вижу сейчас, как они переправляются по мостам. Вижу, как начинается атака. И я не знаю, как ее остановить. Хоть бы кончились уже наши милуим28. Товарищи прозвали меня "философом", может, они и правы, но я не понимаю, на что они надеются, не понимаю их спокойствия". Офицер замолчал и, не дожидаясь моего ответа, повторив еще и еще раз "я не спокоен, я не спокоен", ушел.

Встреча с командиром полка в Нафахе, в полночь, была совершенно другой.

Поднявшийся к нам на танк плотный человек с покрытым пылью лицом тихо сказал: "Здравствуйте. Я ваш командир полка> Затем достал плитку шоколада и поделил между нами. "Я знаю, - сказал он, - вам очень трудно, вы молоды. Но и мне трудно тоже. Я уже участвовал в тяжелой войне, но на этот раз - война другая, совсем другая. Вышло из строя много танков, и командный состав полка понес тяжелые потери. Вы остались без командира батальона и без командира роты. Трудно, очень трудно, но я уверен, что мы победим. Побеждает тот, кто крепче держится. Кто не проявляет слабости. Мы победим. У нас просто нет выхода, мы обязаны победить. Все надеются на вас, весь народ Израиля. Мы здесь формируем полк заново, из всех оставшихся танков, и под утро атакуем Хушние. Я знаю, что вас будут обстреливать ракетами. Я знаю, что этого вам не говорили и на учениях не готовили к защите от ракет. Но не нужнс впадать в панику. Кое-что можно сделать. Обратите внимание вот на что: стрелок, запускающий "сагер". прицеливается вот так, видите? - Он показал на пальцах, как тот целится. - Если стрелять по нему так, - он направил ствол командирского пулемета вверх и i пространство, - можно его запутать, и он промахнется. Я сам вчера дважды это проделал, когда меня обстреливали ракетами в районе старого нефтепровода. Это работает, главное - палить по нему много", - так он сказал и тихо, спокойно объяснил каждому члену экипажа, что ему надлежит делать, когда нас начнут обстреливать ракетами.

На прощанье командир полка сказал: "Шалом вам. Я вас всех люблю. Подготовьте танк. Мы выступаем с рассветом. У вас осталось на отдых четыре часа. Используйте их. Завтра тяжелый день. Заправкой танков займутся десантники. Не вы. Вы должны отдохнуть. И пожалуйста, не вылезайте из танка. Это приказ. Один должен остаться дежурить на башне и смотреть в оба. Есть подозрение, что в расположение наших танков проникли сирийские коммандос, которых доставили на вертолетах. Вопросы есть?"